«Красин» во льдах
Шрифт:
Иностранцам — Гулю и Джудичи — новости были переведены на немецкий язык. Джудичи стряхнул пепел с сигары, стащил с носа очки с огромными выпуклыми стеклами, снова надел их на нос, поднял большие мохнатые брови и сказал по-немецки:
— Нет!
— Нет?
— Не верю! Чепуха!
— Но это сообщает шведская пресса! Генерал Нобиле находится на борту «Читта ди Милано». Позвольте поздравить вас как итальянца!
Джудичи поднял кверху обе руки, держа в одной из них больше чем на половину выкуренную сигару.
— Если бы шведская пресса сообщила о женитьбе римского папы, я поверил бы в это с большей охотой, чем в то, о чем говорится здесь!
Джудичи отказывается верить, что генерал Нобиле, капитан потерпевшего аварию воздушного корабля, согласился быть спасенным первым из всего экипажа! Кто же не знает, что капитан любого корабля — воздушного или морского — последним покидает гибнущий корабль или место аварии.
Позднее радисты «Красина» принимали еще радиограммы. В них говорилось, что Лундборгу было приказано первым спасти генерала Нобиле.
Несколько позднее радисты «Красина» перехватили сообщение из Рима с объяснениями, почему Нобиле спасся первым. Нобиле должен был взять на себя организацию и руководство всем делом спасения своих спутников, оставшихся на льдине. Считалось, что ему лучше других итальянцев известны условия Арктики. Наконец, только он знал, куда именно и в каком направлении был унесен горящий дирижабль с остальными шестью членами экипажа «Италии», так называемая группа Алессандрини.
В первое сообщение шведской прессы, с которой мы начали издание красинских бюллетеней, вкралась ошибка. Летчик Лундборг спас только одного Нобиле, а не Нобиле и еще одного итальянца. Самолет Лундборга скапотировал, то есть перевернулся, не при третьей, а при второй попытке опуститься на лед.
В ту ночь на «Красине» не спали. Мы уже входили в полосу необыкновенных событий, которые неизменно сопутствовали всему красинскому походу.
Итак, спасен Нобиле. Значит, нет больше группы Нобиле, а есть другая, которая на короткое время стала называться именем Лундборга.
В поздний час в кают-компании «Красина» сидели за огромным столом, забыв о сне.
— Ну хорошо, — развивал мысль Самойлович, трогая поминутно пальцами свои большие свисающие усы. — Самое большее, на что можно надеяться, — это спасение в ближайшее время шести человек в районе Лей-Смита. Ведь там по-прежнему шестеро. Вместо Нобиле — Лундборг. Но не забывайте, что все еще нет никаких сведений о группе, насчитывающей также шесть человек, которые были в момент аварии дирижабля вместе с его оболочкой отнесены куда-то к востоку. Где эти люди? Мы будем искать их до тех пор, пока у нас будет хоть какая-нибудь возможность это делать.
— А группа Мальмгрена? — спросил гидрограф Березкин.
Самойлович жевал усы. Отвечал за Самойловича Орас:
— О группе Мальмгрена нет также никаких сведений. Известно только, что тридцатого мая Мальмгрен, Дзаппи и Мариано покинули место аварии дирижабля и вышли по льду. Они надеялись добраться по льду до Шпицбергена. Где группа Мальмгрена? «Красин» должен искать этих троих. На нашу долю остается еще слишком много работы. Вся работа! Забудьте о том, что нам, может быть, придется возвращаться только потому, что в нас не будет нужды. К сожалению, это не так. Об Амундсене по-прежнему ничего не слышно!
— Я не могу представить себе, что Амундсен погиб! — воскликнул Березкин. — Гибель Амундсена — это горе всего человечества!
С подносом в руках вошла никогда не спавшая Ксения. Увидев, что в кают-компании поздно ночью собрались участники экспедиции, непоседливая хлопотунья позаботилась о чае.
В иллюминаторы ледокола смотрел светлеющий, охватываемый солнцем край неба. На фоне неба синели горы. У подножия гор пестрели жилища рыбаков. Сквозь закрытые иллюминаторы доносились крики людей, которые, видимо, находились где-то по соседству с бортом ледокола.
Все вскочили со своих мест. Что это значит? Взволнованные, мы бросились из кают-компании, на палубу, к верхнему мостику, над которым уже занималось утро нашего первого полярного дня.
«Красина» снова окружили пять или шесть рыбачьих лодок с коричневыми парусами. Рыбаки выпрямлялись на своих лодках, руками держались за мачты и кричали.
— Спасите Руала Амундсена! Спасите нашего Амундсена! — просили рыболовы, жители Лофотенских островов, размахивая на лодках платками и шапками.
Сизые горы выпирали из моря, одетые снегом. «Красин» шел между двумя рядами гор, причудливых, как голубые соборы. В долинах желтели скромные северные цветы, такие же, какие стояли в стакане на столе в кают-компании нашего корабля. Нижние склоны гор обомшели. В бирюзовой воде фиордов опрокинутыми повторялись горы, от выветренных и покрытых снегом вершин до подножий, у которых теснились рыбачьи дома.
Мы вернулись в каюту, преследуемые криками рыболовов.
К полудню уже почти не встречались в долинах ковры желтых цветов. Долины, как и нижние склоны гор, были покрыты бледно-зеленым мхом. Чем дальше мы шли на север, тем беднее зеленели долины, тем суровее становились горы. К концу дня вовсе исчезла зелень. Кручи нависали над стылой водой — каменистые, голые, коричневые. За изорванными краями круч в глубине горизонта серебрилась панорама вечных снегов, вонзались в небо острые, клыкообразные вершины. На них застревали белые, синие и розовые мохнатые облака. В просветах вершин изредка пламенела синева. Синие глетчеры неприметно для глаза сползали к подножиям гор.
Ночью мы подошли к выходу в океан. Фиорды остались позади. Мы прощались с материком Европы.
— Уткин Нос, или Андеснесс, — буркнул штурман Петров.
В золотую ночь выходил «Красин» в серо-зеленый океан.
С левого борта были вода, пустыня, небо и желтое солнце. С правого борта — коричневые громады Уткина Носа, последние камни материка и между ними уже едва заметные точки рыбацких жилищ.
Штурман Петров подвел меня к компасу. В полночь солнце висело на норде. В полночь — нижняя кульминация солнца. В полдень оно на зюйде. Возникла чудесная, феерическая перемена привычных понятий и представлений.
Земля и деление суток на день и ночь были оставлены позади. «Красина» окружал холодный, блистающий мир. Мы надели дымчатые очки, укрощавшие неистовый блеск. Мир вокруг корабля сквозь очки был зелено-желтым, и зелено-желтым мы видели его в течение многих дней красинской экспедиции.
Океан
«Красин» шел от материка Европы, от Скандинавии к Медвежьему острову. Остров этот вздымается на полпути между Скандинавией и Шпицбергеном.