Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
Аврора обрадовалась, что не на неё, а когда мужчина развернулся и пошёл, невольно проводила глазами.
«Красивый мужик, — качнула она головой, глядя ему вслед. — Чертовски красивый мужик».
По случайности он пошёл в ту же сторону, что требовалась Авроре — к стойкам регистрации Уральских авиалиний. К несчастью, в сторону шумной толпы журналистов. Аврора про них чуть не забыла. Сбившись рыхлой кучкой внутри здания, они по-прежнему кого-то ждали.
Она поспешно вернула на нос очки, надвинула на глаза кепку, пониже опустила голову, проходя мимо. Но
В груди шевельнулась слабая надежда. Она так устала, вымоталась, обессилила за эти дни, что ещё чуть-чуть и ей, наверное, будет всё равно, что советует адвокат, что решит суд, что её посадят — пусть уже это как-нибудь закончится. Просто как-нибудь закончится.
Пройдя регистрацию и сунув несчастный чемодан в калибратор багажа — подтвердить, что имеет право взять его в салон, Аврора, спрятавшись за очередной колонной, наблюдала за стихийной пресс-конференцией, что устроил для журналистов пожилой представительный мужчина, которого всё же дождались журналисты.
Его лицо показалось Авроре знакомым. Чиновник? Бизнесмен? Политик?
Она даже полезла в телефон, услышав, как к нему обратились «Сергей Иваныч», но отвлеклась: снова увидела знакомую девочку и красивого (чтоб его) мужика.
Бросив сумку на пол, он разговаривал с мамой девочки, снова переплетавшей на груди русую косу, и одновременно развлекал девчушку.
Малышка уже без беретика и пальто в щедро украшенной блёстками кофточке, довольно визжа, то подлетала в его руках к потолку, то кружилась, расставив руки, изображая летящий самолёт, то убегала и пряталась, лукаво выглядывая из-за тележек для багажа.
«Кто он ей?» — невольно гадала Аврора, глядя на их милую возню.
Кто та фурия, что отвесила ему пощёчину, пригрозила адвокатом и оттолкнула Аврору? Жена? А эта с ребёнком, похожая на студентку? Любовница?
Тема измен звучала сейчас для Авроры особенно актуально и болезненно, поэтому она выбрала вариант «жена и любовница». Тяжёлый вздох сорвался с губ.
«Значит, козёл, такой же как мой муж», — сделала неутешительный вывод Аврора и пошла к выходу на посадку, погрузившись в свои безрадостные мысли.
Что муж Авроре изменяет, понять было нетрудно. Но, как и каждой влюблённой дурочке-жене, что узнаёт обо всём последней, ей, наверное, просто не хотелось верить, что десять лет брака были не красивой сказкой — отвратительным фарсом, одной бесконечной ложью, которой всё это время Аврору кормил муж.
Не хотелось верить, что её муж, великолепный Валерий Романовский, умный, красивый, талантливый, взрослый, сейчас, в пятьдесят шесть владелец сети клиник эстетической хирургии, в одной из которых оперировала Аврора, а тогда преподаватель медуниверситета, профессор Романовский, который стал её первым мужчиной, и в которого она без памяти влюбилась, всё так же увлекается студентками, ассистентками и всеми прочими юными длинноногими особами.
Аврора долго стояла в начале салона, на всякий случай делая вид, что трёт висок, на самом деле прикрываясь рукой, пока в узком ряду кресел размещали женщину на костылях и ногой в гипсе.
А когда самолёт взлетел, забившись в угол к иллюминатору в последнему ряду кресел у туалетов, где даже спинки не откидывались (сама попросила это место), Аврора смотрела на крылатую тень, что скользила над городом, на блики, что оставляло на куполах церквей вечернее солнце, на тёмную воду Невы и вдруг испугалась, что больше не вернётся.
Что, написав заявление на развод, она летит к родителям на майские праздники не проведать и лично объяснить, что её, возможно, посадят, не «подумать, прийти в себя и перестать истерить», как посоветовал муж — прощается навсегда.
Уже никогда она не увидит их с Романовским большой красивый дом на берегу Финского залива, сосновую рощу, в которой иногда бегала по утрам, но чаще просто гуляла, песчаный пляж, куда приходила подумать и посмотреть на волны, кабинет в клинике, где проводила большую часть дня, а порой и все выходные.
Что запах тёплой, только что из автоклава, одежды, звон инструментов, писк коагулятора, сизый дымок над ним, сияние многоглазых ламп и мониторов над хирургическим столом — её любимое место в больнице — операционная, станет для Авроры лишь воспоминанием.
Недоступным, недосягаемым миром, в который ей больше нет входа.
Нет, потому что она совершила ошибку. Непростительную ошибку. Глупую. Чудовищную. Из-за которой умер человек. Хороший человек, который хотел жить, который ей поверил, а она…
Аврора машинально плотнее надвинула на глаза кепку, хотя весь ряд кресел от иллюминатора до иллюминатора был пуст. Скоро самолёт наберёт высоту, табло «пристегните ремни» погаснет, к туалету потянутся пассажиры — ещё кто-нибудь узнает, рассудила она и стянула только капюшон, оставшись в очках, словно яркое солнце, опускаясь к горизонту и оставаясь позади, на западе, слепило через иллюминатор.
Её фото напечатали во всех газетах, её ошибку назвали «преступной халатностью» и осветили во всех центральных СМИ. На неё заявили в прокуратуру и выдвинули иск на беспрецедентную сумму пятьдесят миллионов.
Что муж ей изменяет, Аврора узнала, когда всё это началось.
Её жизнь рушилась, если не сказать точнее — рухнула.
Но всё, чего она хотела сейчас: поставить её на паузу и хотя бы выспаться.
Она всё признает: свою ошибку, свою несостоятельность, как хирурга, своё фиаско, как жены. Она со всем согласна — только дайте передышку.
«Может, хоть здесь получится поспать», — посмотрела Аврора на забытую стюардессой стопку пледов на пустом кресле. После бессонной недели, на которой сбылись все её самые страшные кошмары и от недавней счастливой жизни не осталось и следа, перспектива положить голову на эту стопу и забыться выглядела, как никогда заманчивой…