Красная книга
Шрифт:
С Издубаром на спине, я с большой осторожностью слез по узкой горной тропе, при чем опасность состояла не столько в том, я мог потерять равновесие из-за своей ноши или скатиться вниз по склону, сколько в том, что меня мог унести ветер. Я изо всех сил держался за свою слишком легковесную ношу. Наконец мы спустились в долину, на холодно-жаркий путь боли. Но на сей раз меня подхватил проносящийся со свистом Восточный ветер и понес через узкие скалы и поля к безлюдным местам, так, что пути боли я не коснулся. Я быстро промчал живописные земли. Впереди я увидел двух людей: Аммония и одного Красного/Рыжего. Когда бы приблизились к ним, они повернулись и, увидев нас, скрылись в поле с ужасающими криками. Я, должно быть, оказался весьма причудливым зрелищем.
Из: «Кто эти юродивые? Это твои товарищи?»
Я: «Это не люди,
Из: «Какая удивительная страна! Но гляди, там вон город? Отнесешь меня туда?»
Я: «Нет, Боже упаси! Я не хочу, чтоб собралась толпа, как только там засветится живая душа. Разве ты не чуешь? Они опасны с тех пор, как стали готовить сильнейшие яды, от которых даже я защищаюсь. Люди там полностью парализованы, окутаны бурым ядовитым туманом и могут передвигаться только искусственным способом. Но нам не стоит беспокоиться. Ночь уже почти наступила, и нас никто не увидит. Более того, никто и не признал бы, что видел меня. Я знаю здесь один отдаленный дом. Там живут мои близкие друзья, они примут нас на ночь».
Мы с Издубаром прилетели к тихому темному саду и уединенному дому. Я спрятал Издубара под навислыми ветвями дерева, подошел к дому и постучал. Я подумал о двери: она слишком мала. Издубар никак не пролезет через нее. Однако — иллюзия не занимает пространства! Как эта чудесная мысль не пришла ко мне раньше? Я возвращаюсь в сад, без малейших усилий сжимаю Издубара до размера яйца и кладу себе в карман. Затем иду в гостеприимный дом, где Издубар сможет вылечиться.
[2] [HI 48] (114) Так мой Бог был спасен. Его спасло как раз то, что как ни странно можно было считать губительным, а именно провозглашение его плодом воображения. Как часто люди полагали, что это приводило Богов к исчезновению. (115) И, безусловно, это было серьезной ошибкой, так как это наоборот спасало Бога. Он не умирал, а становился живой фантазией, чье воздействие я ощутил на своем теле: моя врожденная тяжесть постепенно растворилась, а холодно-жаркий путь боли больше не обжигал и не леденил мои ступни. Я был невесом, ветер нес меня легко, как перышко, в то время как я нес великана.(116)
Принято считать, что так Бога можно было убить. Однако Бог был спасен, он выковал новую секиру/топор в огне и снова погрузился в Восточный поток света, чтоб возобновить свой прежний цикл.(117) Мы же, умные люди, ползали вокруг отравленного хромого, и даже не знали, что нам чего-то не достает. Но я любил своего Бога, я взял его в человеческий дом, так как был убежден, что он действительно жив как иллюзия/вымысел/фантазия и не должен быть брошен, раненый и слабый. Поэтому я познал чудо невесомого тела, когда обременил себя Богом.
Св. Христофору, гиганту, трудно было носить свою ношу, хоть это и был Христос- ребенок.(118) А я был мал, как ребенок, и нес великана, тем не менее, моя ноша поднимала меня в воздух. Христос-ребенок стал легкой ношей для великана Кристофера, когда сам сказал: «Сладко мое бремя и легка моя ноша». (119) Мы не должны носить Христа, как словно он был бы непереносимым, но мы сами должны быть Христом, ибо тогда наше бремя сладко и наша ноша легка. Этот видимый и вещественный мир является одной реальностью, но фантазия/иллюзия/воображение — это другая реальность. Пока мы оставляем Бога в стороне как видимого и вещественного, он будет непереносимым и безнадежным. Но если мы превращаем Бога в иллюзию/фантазию, — он внутри нас, и его легко нести. Бог вне нас увеличивает вес всего, что тяжело, тогда как Бог внутри нас все тяжелое делает легким. Потому все Христофоры сгорблены и тяжело дышат — их мир тяжелый.
Многие хотели найти помощь для своего недомогающего Бога, и их проглотили змеи и драконы, что таились на пути в страну солнца. Они погибали от слишком яркого дневного света и становились темными людьми, ибо их глаза были ослеплены. Сейчас же они ходят кругами, как тени, и говорят о свете, хотя мало что видят. А их Бог — во всем том, чего они не видят: Он — в темных Западных землях, и он обостряет глаз зрячих, и он содействует тем, кто варит яд, и он направляет змей к ногам слепых нарушителей/преступников. Поэтому, если вы благоразумны, возьмите Бога с собой, и тогда
Вы все получаете от Бога, которого носите, но не его оружие, так как он раздробил его. Он нуждается в оружии, когда завоевывает. Но что еще вы хотите завоевать? Ваши завоевания ограничены землей. А что такое земля? Это то, что вращается и висит, как капля, в космосе. Вы не достигнете солнца, и ваша власть не распространится даже на пустынные земли луны. Также вы не завоюете море, ни снег на полюсах, ни песок в пустыне, лишь несколько участков зеленой земли. Вы не завоюете всего, сколько бы времени у вас не было. Завтра ваша власть превратится в прах, ибо прежде всего вы должны завоевать смерть. Так что не будьте глупыми, бросьте свое оружие. Бог свое раздробил. Вам достаточно доспехов, чтоб защититься от тех глупцов, которые еще страдают жаждой завоевания. Доспехи Бога сделают вас неуязвимыми и невидимыми для самых злобных глупцов.
Возьмите Бога с собой. Отнесите его вниз, в ваши темные земли; там живут люди, которые каждое утро протирают глаза, и все равно всегда видят одно и то же. Опустите вашего Бога в туман, полный яда, но не так, как те ослепленные, что пытаются осветить тьму при помощи фонарей, он этого не понимает. Вместо того, тайно внесите вашего Бога в радушный дом. Человеческие хижины малы, и они не могут принять Бога, несмотря на их желание и гостеприимность. Следовательно, не ждите, пока огрубевшие неумелые руки людей раскромсают вашего Бога на куски, а обнимите его с любовью, пока он снова не обретет форму своего первого зарождения. Не позволяйте человеческому глазу увидеть так сильно вами любимого, величественного, в состоянии болезни или бессилия. Считайте, что ваши товарищи-люди являются животными, сами того не зная. Пока они ходят на пастбище, лежат на солнце, вскармливают детенышей или спариваются друг с другом, они прекрасные и безобидные создания темной Матери Земли. Но когда появляется Бог, они начинают неистовствовать, ибо близость Бога делает их неистовыми. Они дрожат от страха и приходят в ярость и вдруг начинают затевать братоубийственные битвы, как только один учует приближение Бога в другом. Так что спрячьте Бога, что несете с собой. Пускай они неистовствуют и калечат друг друга. Ваш голос слишком тих, чтобы эти свирепствующие смогли его услышать. Поэтому не говорите о Боге и не показывайте его, а сидите в уединенном месте и пойте на старинный манер заклинания:
Положи яйцо перед собой, Бога в его зарождении.
И созерцай его.
И высиди его магическим теплом своего взгляда.
111 В Рукописном Черновике написано: «Я мало спал; неясные сны больше расстроили меня, чем подсказали выход» (ст.686)
112 9 января 1914 г.
113 В Черновике: «и тогда другой голос заговорил во мне, как эхо» (ст.309)
114 Это относится к сцене в тексте, описывающей, как Юнг уменьшил Издубара до размера яйца, так, что мог тайно внести его в дом, чтоб вылечить его. Юнг сказал Аниеле Яффе по поводу этих отрывков, что некоторые иллюзии ведомы страхом, как в главе про дьявола или в главе про Гильгамеша — Издубара. С одной стороны, искать способ спасти великана казалось бессмысленным, но он чувствовал, что если он этого не сделает, потерпит неудачу. Осознание того, что он захватил Бога, было платой за забавное решение. Многие из этих фантазий были великолепными комбинациями возвышенного и нелепого. (МР, ст. 147-48).
115 В Черновике: «Как и другие Боги, во многих предыдущих случаях, Бог был провозглашен фантазией, поэтому предполагается, что с ним заключено соглашение» (ст..314)
116 Дальше в Черновике: «Мы, люди, явно верили, что воображаемого не существует, и если мы признали что-то фантазией, то оно должно быть тщательно и наверняка уничтожено. (ст. 314). В 1932 Юнг высказывал свое мнение по поводу пренебрежительного отношения современности к фантазии (Развитие личности, CW 17, параграф 302).