Красная лента
Шрифт:
Идя к машине, Рос и Миллер молчали.
Миллер был практически уверен, что в обозримом будущем для него нормальной жизни не будет. Не будет, пока они кого-нибудь не найдут, и этот самый кто-нибудь не окажется именно тем, кто им нужен. Так было всегда.
Оказавшись в машине, Миллер посмотрел на номер на бланке.
— Я все-таки думаю, что в Вашингтоне такого телефонного кода нет, — заметил он. — Мне кажется, это что-то другое.
— У меня другой вопрос. Кто, черт побери, будет заказывать пиццу для мертвой женщины? — спросил Рос.
— Он хотел, чтобы ее обнаружили, — сухо ответил Миллер. — Он хотел, чтобы все узнали, что он сделал. Предыдущих троих
Он покачал головой. Почти все было также: отсутствие взлома, избиение, лента и бирка, даже запах лаванды. Все то же, кроме лица Кэтрин Шеридан, которое осталось нетронутым. А теперь еще это. Килларни сказал бы, что убийца перешел в стадию украшательства. Изменения, поправки, понимание того, что так он завоюет больше внимания.
— Вот чего он хочет, — тихо сказал Миллер. — Он хочет, чтобы люди видели, что он сделал.
Вернувшись в участок, Миллер набрал номер, который дал Сэм. В трубке послышался длинный гудок… и больше ничего. Он прицепил желтый лист на стену рядом со своим рабочим столом. Он не хотел, чтобы бланк затерялся в потоке бумаг, который, как он знал, скоро появится. Они с Росом запросили необходимые файлы по Мозли, Райнер и Ли. Миллер поговорил с Ласситером и попросил, чтобы записи по трем делам привели в какое-то подобие порядка. Ласситер выделил ему Метца, Оливера и несколько ребят из административного отдела. К двум часам в кабинете на третьем этаже их уже было шестеро.
— Мне нужны данные о телефонных разговорах, — распорядился Миллер. — Стационарный и мобильный телефоны. Мне нужны банковские записи, все компьютеры и ноутбуки из соответствующих домов. Мне нужны записи о трудовом стаже, членстве в каких-либо клубах, библиотеках, спортзалах, торговых ассоциациях. Я хочу знать, какие журналы они выписывали. Все в этом роде. Мы должны относиться к этому как к поиску отпечатков, вернуться назад, исследовать все сантиметр за сантиметром, увидеть, есть ли что-то общее, что связывает этих женщин с определенным местом, человеком либо друг с другом.
Потом Миллер позвонил в офис коронера. Ему сказали, что вскрытие Шеридан еще не сделали и что помощник коронера Хэммингз сможет принять их только на следующий день. Миллер не видел Хэммингз со времени запроса коронера второго ноября. Тогда это помогло снять с него все подозрения. Это был кошмар. Одно время в полиции думали, что этот случай можно будет замять, но произошла утечка. Обычное расследование убийства, визит к проститутке Дженнифер Энн Ирвинг с целью ее допроса как потенциального свидетеля, препятствование совершению насилия закончилось продолжительным внутренним расследованием и отстранением Миллера от работы на три месяца.
После этого были публичные заявления Ласситера и шефа полиции. Настоящий цирк! Выйдя из зала суда после рассмотрения последней улики, в крытой галерее, которая отделяла главный коридор от кабинетов судей, Миллер перекинулся парой слов с Хэммингз. Вдали от вспышек камер газетчиков он воспользовался случаем и поблагодарил ее, а когда они прощались, обнял в знак признательности. Именно этот момент успел запечатлеть один из корреспондентов газеты «Глобус». Смысл этой фотографии не нуждался в объяснении. С тех пор прошло девять дней. Смерть Кэтрин Шеридан помешала возникновению нового скандала. Теперь ему снова придется общаться с Мэрилин Хэммингз. Миллер знал, что ему будет неловко. Он не хотел этого разговора.
В то воскресенье Рос и Миллер с головой зарылись в документацию по убийствам. К концу дня у них было больше
В шесть вечера ребята из административного отдела ушли. Метц и Оливер остались до восьми, чтобы обработать карты и фотографии по всем четырем убийствам. К девяти у Миллера разболелась голова. Кофе нисколько не помогал заглушить боль. Были вещи, которые ничем не могли помочь расследованию. В основном это касалось определения личности жертв. Даты рождения не соответствовали больничным и официальным записям. Предыдущее расследование по каждому убийству велось спустя рукава. Нужно было выполнить большой объем работы, но Миллер чувствовал, что внимание его рассеивается.
В начале десятого Рос собрался уходить. Он остановился в дверях и пригласил Миллера к себе.
Тот улыбнулся и покачал головой.
— Не хочу быть пятым колесом в телеге.
— Тогда поезжай домой, — посоветовал Рос. — Прими душ и выспись. Сейчас от тебя мало толку.
— Я надолго не задержусь, — ответил Миллер. — Поезжай, повидайся с детишками… воспользуйся моментом.
Рос махнул рукой на прощание и ушел.
Миллер встал из-за стола, подошел к окну и подождал, пока машина Роса проедет мимо здания. Миллер был знаком с женой напарника, Амандой Рос. Это было шапочное знакомство, но она ему нравилась. Он знал и трех детей Роса, которым было четырнадцать, одиннадцать и семь лет. Родители Аманды помогли им купить облицованный бурым песчаником трехэтажный особнячок без лифта, когда у Эла было еще маленькое жалование. Эл и Аманда терпеливо ждали, пока МСИ, теперь Веризон, снова начнет способствовать развитию района. Им обещали модернизацию — и обманули. Со сменой мэра обещания вернулись. Когда наконец цифры начали улучшаться, дом Росов стал стоить почти четыреста тысяч долларов, большая часть из которых у них была выплачена, о чем имелись подтверждающие документы. Альберт и Аманда были типичными жителями Вашингтона. Все, что у них было, они заработали, а заработанное заслужили. Люди вроде них, которые отчаянно цеплялись за еврейские корни, очень импонировали матери Миллера. Она хотела, чтобы Миллер был похож на них. Но это невозможно.
На стоянке Миллер сел в неприметный седан. Он ехал домой, а у него перед глазами стоял текст рапортов, записи допросов, недостающие подробности, которые напоминали ему, каким непоследовательным и поверхностным было расследование трех первых убийств — Маргарет Мозли, Энн Райнер и Барбары Ли. Но с Кэтрин Шеридан все будет иначе. Она вернула книги в библиотеку, купила еду, которую не съела, и переспала с кем-то где-то между половиной одиннадцатого утра и четырьмя часами дня.
Миллер проехал по освещенным улицам и оставил машину в начале Черч-стрит около одиннадцати часов вечера. Магазин уже был закрыт, но в окнах горел свет. Он постучал в дверь, и Зальман открыл ему. Старик был Миллеру по плечо. У него были редеющие волосы и лицо, изборожденное морщинами. Зальман Шамир был олицетворением всего того, чем должен быть пожилой еврей. Его манера держаться выдавала незаурядную личность. И хотя он позволил жене заниматься делами магазина, Миллер знал, что если бы не Зальман, то дело у нее не спорилось бы.