Красная лента
Шрифт:
Рос внимательно оглядел каждую фотографию.
— Какой у нее был рост? — спросил он.
— Метр шестьдесят сантиметров, — ответил Миллер. — Может, чуть больше. Она не была высокой женщиной.
— Значит, рост парня на фото где-то метр семьдесят пять.
Миллер скептически улыбнулся.
— Средний рост, среднее телосложение, чисто выбрит, никаких отличительных черт… Почему такие люди всегда похожи на десять миллионов других?
— Скажи спасибо, что ты не в Токио работаешь, — ответил Рос.
— На обратной стороне этой что-то написано, — сказал Рейд и передал ему
— «Рождество-82», — сообщил Рос. — Очень кстати. — Он снова взглянул на фотографию. — Что это, черт побери? Похоже на лес. Может, это джунгли?
— Что бы это ни было, возможно, это тот парень, с которым наша дама ходила в гости к Дэррилу Кингу.
Рос улыбнулся.
— Если бы все было так просто…
— Может, так оно и есть, Эл, но от этого история проще не становится. Кто он, черт его дери? У нас ничего нет. Ни имени, ни чего-то, что выделяло бы его на фоне других.
— Давай наведаемся к Наташе Джойс, — предложил Рос. — Возможно, она сможет опознать этого парня.
— Вы не можете их забрать, — возразил Рейд. — Я должен включить фотографии в лабораторный отчет, проверить отпечатки… Это обычная процедура.
— Как скоро мы сможем их взять? — спросил Миллер.
— Я еще не закончил здесь, — ответил Рейд. — Зайдите ко мне завтра утром. Я сделаю для вас копии. Только позвоните заранее, чтобы убедиться, что они готовы, ладно? К сожалению, это все, чем я могу вам помочь.
— А вырезка из газеты? — спросил Рос.
— Ее вы можете забрать. У меня есть фотокопия. Но обязательно верните утром.
Миллер поблагодарил его, и они направились к выходу.
— И еще одно, — вспомнил Рейд.
Миллер обернулся.
— Если у нее с кем-то был секс…
— Был, — ответил Миллер. — Коронер подтвердил вашу догадку.
— Значит, у нее был секс… Но я не могу найти никаких следов семени в постели, — Рейд понимающе улыбнулся. — Это, конечно, ни о чем не говорит, но…
— Говорит, — возразил Миллер. — В отчете коронера также говорится, что после секса она принимала душ, что объясняет, почему мы не нашли лобковых волос.
— Значит, существует вероятность, что она была в чужом доме.
— Или в гостинице, — предположил Миллер. — Но, как вы говорите, мы не можем ни доказать, ни опровергнуть эту догадку.
— Тогда пока, ребята, — сказал Рейд.
Миллер немного постоял в кухне, которая всего лишь тремя днями ранее видела, как Кэтрин Шеридан готовит обед, возможно, отпивает из бокала шардоне, слушает радио.
Потом кто-то пришел ее навестить. Кто-то, кто ранее совершал это трижды.
Восемь месяцев. Четыре трупа.
— Извините, — сказал Миллер. — Я забыл спросить: диск, который играл… На нем были отпечатки?
— Только ее, — ответил Рейд. — Извините.
Миллер вздохнул, поблагодарил и последовал за Росом.
Некоторое время назад мы с Кэтрин ездили в один бедняцкий район. Мы проехали по шоссе Джона Хэнсона, которое проходит между Лэндовер-хиллз и Гленарден. Мы ездили на поиски человека по имени Дэррил Кинг, молодого чернокожего героинового наркомана, у которого была дочь Хлои. Мы не нашли Дэррила, но встретили
— Для дочери, — пояснил я. — Купи ей что-нибудь.
Помнится, это все, что я сказал тогда.
Мы ушли ни с чем. Я знал, что этот Дэррил Кинг уже не мог контролировать себя, что он стал тем, кем больше всего боялся стать.
Когда мы уезжали, я вспомнил об отце — о том выражении его лица, которое появлялось все чаще, пока не осталось навсегда. Оно говорило, что все хорошее скоротечно и недолговечно. Он был уверен, что за углом всегда ждет что-то плохое.
Я подумал о Наташе Джойс, которая выглядела старше своих лет. Слишком многое прожито слишком быстро. И прожито несладко. Я вспомнил четыре благородные истины буддизма: удел всех существ — страдание, желание жить является причиной повторяющегося существования, только уничтожение желания может даровать освобождение, путь ухода лежит через отказ от эгоизма. Я подумал о том, каким же тупым я стал. Как в старой шутке: «Я знал парня, который был настолько туп, что его уволили с работы, которой у него никогда не было».
Я думал об этом, пока мы возвращались в Вашингтон. Мы доехали до границы китайского квартала, где у меня была квартирка на углу Нью-Джерси-авеню и Кью-стрит. Кэтрин высадила меня в паре кварталов от нее. Привычка, которая выработалась у нас за несколько предыдущих месяцев. Она не попрощалась. Я тоже. Я поднял руку и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Я пошел домой, а она уехала.
До смерти Кэтрин Шеридан оставалось немного времени, но мы оба знали, что это неизбежно.
Задолго до того, как я познакомился с Кэтрин Шеридан, даже до того, как я стал Джоном Роби, была одна история.
Частично она была о моем отце.
Все знали его как Большого Джо. Плотника Большого Джо. Поэтому я стал Маленьким Джо, хотя мое имя звучало совсем не так. Я оставался Маленьким Джо до самой смерти отца. Потом все тихо и незаметно исчезли, и я стал самим собой.
— В центре дерева находится сердцевина, — говорил он мне, — основа, хребет, скелет. — Он взял кусок древесины, повертел его в руках, показал мне поперечный разрез, годовые кольца и то, как древесина светлеет к краям. — Заболонь — это плоть. Плоть слаба, склонна поддаваться прихотям времени и природы. — Он улыбнулся, отложил кусок дерева и повернулся к верстаку. — Если хочешь создать что-нибудь долговечное, делай из сердцевины.