Красная лилия

Мортенсон Ян

— Посмотрим, посмотрим, — сказал он устало, поглаживая растрепавшуюся бороду. — А вот с лилиями я ничего не понимаю. Одна белая, другая красная. Нет ли какого-нибудь шлягера на эту тему? «Одна белая, другая красная»?

— К сожалению, я не очень разбираюсь в этом. Но я подумал еще об одном. О машине.

— Какая машина?

— Когда я уже уходил от беседки, но еще до того, как нашел заколку среди лилий, я слышал, как проехала машина. Она шла на полном ходу, и я испугался, что она врежется в мой старый «опель», стоящий

у дороги. Чего он так спешил, почему несся как угорелый по узкой дороге?

— А ты уверен, что это был он?

— Ну машина, — нетерпеливо ответил я. — Связано ли это как-нибудь со смертью Сесилии? А поднос с кофе? На нем стоят две чашки. Предположим, что ее убили. Она сидит с убийцей и пьет кофе. Потом пьет ликер и умирает. Тут он начинает спешить, выбегает из дома и бросается к машине и дует отсюда, как сумасшедший.

— Ты противоречишь сам себе, — уже терпеливо заметил Калле Асплюнд. — Только что ты утверждал, что это самоубийство, поскольку все заперто изнутри.

— Да, конечно, — согласился я. — Хотя есть и другой вариант. Предположим, что кто-то приходит к ней в гости, заглядывает через окно, пугается и бежит прочь.

— Не забудь, что это обычная дорога. Небольшая, но кто угодно может ехать по ней. Какой-нибудь парень, любитель быстрой езды, едет себе, полагая, что он один в такое время, и мчит, как на ралли.

— Конечно, возможно. Ну ладно! Во всяком случае, я нашел тебе заколку. Мне кажется, что она принадлежит Сесилии. Когда она уронила ее? Когда купалась или когда собирала лилии для Густава?

— Не только заколку, — устало вздохнул Калле, — ты нашел еще и труп.

Мурашки пошли у меня по коже. Да и не понравилось мне, что он назвал Сесилию трупом. Я подумал о том, какая она была красивая, как совсем недавно лежала на пляже. Такая теплая, живая. Полная желания жить. А сейчас лежит там, на ковре, как какой-то тюк.

Послышалась сирена, сначала вдалеке, потом все ближе и ближе, и, мигая синим светом, «скорая» свернула во двор. Двое в белых халатах с носилками побежали к дому.

— Да уж пора бы, — заметил Калле иронически. — Даже полиция прибывает быстрее. Ну да ладно, какая разница. Бедную девушку им не разбудить. Но зато ты можешь вернуться домой, Юхан, и отдохнуть от всех переживаний. Проследи, чтобы мои парни взяли с собой твою заколку, а я пойду посижу с госпожой Нильманн, послушаю, что она может рассказать. Завтра, наверное, увидимся.

Он кивнул, поднялся и ушел в комнату, где расследование уже шло полным ходом. На столе в пластмассовом пакете лежала красная лилия.

Белую лилию я еще, наверное, могу понять, подумал я, возвращаясь домой из Сунда в тот вечер. Ее убийца мог достать без особых трудностей. Надо лишь осторожно пробраться по упавшему в реку стволу и сорвать. Но красная? С одной стороны, они заповедны. А это значит, что они находятся под охраной. Продавцы мороженого и туристы подняли

бы шум, если бы кто-то полез в воду, чтобы нарвать их. С другой — в этом есть и практическая сторона. Я сам был у Фагертэрна и видел их. Маленькие колонии мерцающих цветов растут далеко от берега. Нужно плыть либо самому, либо на лодке. А на этом озере нет ни одной. По крайней мере, я не видел. Если Сесилия убита, что само по себе противоречит и ее письму, и запертым дверям, то убийца слишком рисковал, если доставал эту красную лилию из озера.

Но самоубийство! Зачем? Да, конечно, самоубийство — одна из основных причин смерти в Швеции, даже больше, чем число жертв дорожных происшествий ежегодно, но такая девушка, как Сесилия! Нет, тут что-то не сходится. Толкнувшее ее на это должно быть чем-то чрезвычайным. Могло ли чувство любви к Густаву Нильманну быть настолько всепоглощающим, что она не смогла жить без него, что ее жизнь стала бессмысленной? А красная лилия? Белая была бы более логичной. Такую держал Густав, когда его нашли. Белую лилию.

Внезапно прямо на дороге выросла тень. Сверкнула пара звериных глаз, правая нога рефлекторно ударила по тормозам, машину крутануло пару раз, и она остановилась на полпути в канаву. Огромный лось исчез так же быстро, как и появился.

Обливаясь холодным потом, я вновь завел машину, сумел вырулить на проезжую часть и продолжил свой путь.

Да, действительно, мы мало знаем, подумал я и опустил стекло. Вот ты весел и здоров, а через минуту лежишь там, мертвый и холодный. Нет, надо взять себя в руки, а не сидеть и мечтать за рулем и стать еще одной строчкой в сводке о жертвах происшествий.

И тут меня стукнуло. Взаимосвязь! Может быть, Сесилия просто покончила с собой в наказание? Сесилия Эн — убийца?

ГЛАВА XIII

Он направил пистолет прямо на меня. В лучах солнца тот отливал синевой. Облачко белого дыма и выстрел. Триста сорок метров в секунду, подумал я и побежал. Триста сорок метров в секунду. Ведь это скорость звука? Я помню это еще с детства, когда мы считали секунды между молнией и громом, чтобы узнать, на каком расстоянии гроза. Потом он, наверное, схватил пулемет, потому что выстрелы сзади стали раздаваться все чаще и чаще, а я, согнувшись, бежал по высокой траве.

Вздрогнув, я проснулся. Солнечные лучи освещали постель, на одеяле лежала книга о трагическом детстве Хенрика Тикканен. Кто-то нетерпеливо барабанил по оконному стеклу. Было уже половина двенадцатого.

Мучили сухость во рту и тяжесть в голове. Я перекинул ноги через край постели, натянул светло-голубой махровый халат и вышел на кухню. За окном на улице стоял он — Бенгт Андерссон, с впавшими глазами и небритый.

Я открыл дверь, и он вошел, пробормотав нечто невнятное, что, мол, сожалеет, что разбудил меня, не хотел мешать.