Красная Орхидея
Шрифт:
— Но она так и не пожелала видеть свою внучку?
Миссис Хьюз пожала плечами и стала мыть чашки.
— Вы давали Луизе чемодан?
Миссис Хьюз так и не повернулась к Анне и ничего не ответила.
— Причиной моего приезда к миссис Пеннел послужило то, что на чемодане был ярлычок с этим адресом. Чемодан находился в квартире Луизы.
Миссис Хьюз вытерла чашки, по-прежнему стоя спиной к Анне.
— Это мой чемодан, — произнесла она.
— Простите, что?
— Я говорю, это был мой чемодан. С ним я сюда приехала.
— И вы дали его Луизе? — спросила
— Да. — Миссис Хьюз с видом чрезвычайной занятости стала убирать посуду в буфет.
— Почему вы дали ей свой чемодан? — повторила Анна.
Миссис Хьюз закрыла дверцу буфета. На щеках у нее появились два розовых пятна.
— Мне стало ее жалко. Когда старушка не пожелала ее видеть, девушка страшно расстроилась. Она грызла ногти, говоря, что ей надо-то всего сотню фунтов и что она непременно их вернет, когда получит эту работу. Денег, чтобы помочь ей, у меня не было, к тому же я знала, что, спроси я об этом у миссис Пеннел, она придет в ярость. Ведь ее поверенные считают каждый пенни — и боже упаси, если я потрачу слишком много на продукты! У меня совсем не было денег, чтобы дать ей.
Анна тепло улыбнулась. Миссис Хьюз, явно расстроенная, то и дело поправляла прическу.
— И вы дали ей свой чемодан?
— Да. У миссис Пеннел полные шкафы одежды, которую она никогда не станет носить. Я столько уже перетаскала в местные благотворительные лавки!
— И вы дали Луизе кое-какую одежду?
— Всего несколько платьев, и пальто, и разные безделушки. Вряд ли они подошли бы юной девушке, но они были очень хорошего качества. — Розовые пятна на щеках у миссис Хьюз стали заметно ярче.
— Что-нибудь еще? — спросила Анна спокойно, пытаясь понять, почему ее собеседница так занервничала.
Миссис Хьюз опустилась на стул и оперлась подбородком на руку. Она объяснила тогда Луизе, как подняться по лестнице и где найти чемодан и одежду. Когда девушка поднялась наверх, миссис Хьюз чистила серебро на кухне. Когда Луиза уехала, обнаружилось, что пропали две серебряные табакерки и тяжелый серебряный подсвечник.
Успокоив миссис Хьюз, Тревис попросила ее описать отданную девушке одежду и обувь. Бедная женщина так боялась, что ей откажут от места или вычеркнут из завещания миссис Пеннел, что она никогда и никому об этом не рассказывала. Анна сомневалась, что пропавшие вещи стоили больше нескольких сотен фунтов, а потому не видела надобности связываться с адвокатами миссис Пеннел. И все ж таки в отчете ей следовало об этом упомянуть, поскольку перечисленные предметы могли отыскаться, в случае если Луиза их продала.
Глянув на часы, Анна вспомнила, что попросила такси ее подождать. Она знала, что получит хорошую взбучку за внеплановые расходы, но ей все-таки удалось получить кое-какую ценную информацию. До поезда оставалось три четверти часа, и она решила зайти в местный полицейский участок.
Нельзя сказать, чтобы в полиции Богнор-Региса царило оживление. Дежурный сержант предложил ей поговорить с сержантом Леном Уайтом, который проработал в участке тридцать лет и теперь в ожидании пенсии проводил беседы в местных школах.
Анна подчеркнула важность
— Я знаю эту старую даму, неплохо знаю. Я совсем еще зеленый был, когда меня туда вызвали. Огроменный сад, и по всей дороге к берегу — затор из машин. Она была светской львицей. Честно говоря, она и сейчас еще в форме, как вам кажется?
— Ей девяносто четыре, — улыбнулась Анна.
— Я так и думал — да она и тогда-то не была неоперившимся птенцом. Когда Мейджер помер, она слегла. Он был крепкий малый! Пару раз мы подбирали его после лихих возлияний. У него был старый «роллс-ройс», и вот однажды мы видим — он дрыхнет прямо на руле. Сунулись к нему, а он покачал пальцем: «Офицер, я не еду, я просто уснул». Так что мы доставили его домой. Мы и вместе частенько поддавали. Мне нравился этот парень, но, если честно, он был заядлый пьяница.
Анна достала фото Луизы Пеннел:
— Вы видели когда-нибудь его внучку, Луизу Пеннел?
— Нет, никогда не встречал. Я знавал его сына, Рэймонда. Он плохо кончил. Флоренс души в нем не чаяла. Как-то раз мы сделали ему замечание, поймав на пляже, — он педерастился по мужским туалетам. Его предупредили, чтобы больше там не видели, и некоторое время о нем не было слышно. Но знаете, его матушка всегда его покрывала. Она благословляла землю, по которой он ходил.
— Он был геем?
— Да, с раннего возраста.
— Но ведь он женился на местной девушке, разве не так?
Сержант Уайт расплылся в улыбке:
— Женился. Не могу назвать ее имя, но, насколько я знаю, у нее была та еще репутация, чтобы о ней распространяться. Призывает нас однажды миссис Пеннел, а там дым коромыслом! Она кричит и швыряет вещи, вопит и руки заламывает — требует, чтобы мы помогли вразумить ее сына. Нам ничего не оставалось, как попытаться, и она немного успокоилась. Я любил эту семью и готов был сделать для них все возможное. Несколько суток спустя меня снова призвали: она кричала, что у нее украли драгоценности и пропал серебряный чайный сервиз. Дескать, отвергнутый Рэймонд сложил это в чемодан и уехал со своей девчонкой.
— Она подавала заявление в полицию?
— Нет. Я ни разу больше ее не видел до той поры, как хоронили Рэймонда. Он умер от перитонита. Очевидно, он жил без гроша, снимая какое-то жилье, так же страдая от пьянства, как и его отец. Миссис Пеннел привезла его тело домой, и, насколько я помню, жена его так и не явилась на похороны.
— Вам известно, что случилось с его женой и с внучкой миссис Пеннел?
— Да, — покивал он. — Не скажу точно, но где-то четыре-пять лет назад мне сказали, что жена Рэймонда умерла от рака. Один из родственников ее матери связался тогда с миссис Пеннел, чтоб узнать, не возьмет ли она к себе маленькую внучку, но, думаю, та отказалась, и девочку отправили в детский дом. Ей было примерно одиннадцать лет. Грустно, правда? Такие деньги и такой большой дом, и она не знает, куда себя девать. И такая трагедия… Что за дерьмо…