Красная перчатка
Шрифт:
Большой шмель деловито копошился на красной головке клевера. Он словно знал, что за ним наблюдают, поэтому не торопился улетать, а принимал разные красивые позы, как паж во время рыцарского турнира. Девочка лет двенадцати спряталась в высокой траве, которая росла у источника, и с восхищением наблюдала за ним. Она находилась совсем близко от кустика клевера, где позировал шмель, поэтому различала каждую ворсинку на упитанном брюшке насекомого.
Но вот шмелю, видимо, надоело долго топтаться на одном месте, он басовито загудел и исчез в небесной синеве. Девочка проводила его взглядом, а затем улеглась на спину и начала следить за россыпью белых тучек. Они были как челядь в замке ее отца, сеньора Мориса IV де Бельвиля де Монтегю: одни бежали по небу быстро, а другие еле ползли, как сонные мухи. Вот тучки объединились в единое целое и на голубом полотнище появился рыцарь на громадном коне, у которого почему-то было шесть ног. Спустя какое-то время его сменил пастух на ослике с отарой овец, а затем и вовсе тучки превратились в птичий двор с наседками и цыплятами.
Вокруг девочки загадочно шумел лес Броселианд. Вековые дубы окружали небольшую поляну и, казалось, нашептывали древние баллады про короля Артура и рыцарей Круглого стола, совершавших свои подвиги в Броселианде. Здесь жил знаменитый волшебник Мерлин. Могила его находилась неподалеку от источника; оттуда можно было попасть в Долину-без-возврата, куда фея Моргана ссылала рыцарей, не верных своим дамам сердца…
Тут сердце девочки тревожно забилось, и она подумала: «Почему это старый Гумберт решил именно сегодня отправиться на прогулку в лес Броселианд? Похоже, к нам едут какие-то важные гости…» — вспомнила она суету с раннего утра в замке Бельвиль и загадочную ласку матери, Летисии де Бельвиль, в девичестве де Пасеней, отличавшейся суровым нравом; ее даже отец побаивался. Мать обняла дочь, поцеловала и сильно прижала к своей груди, а когда уходила из спальни, глаза ее увлажнились. «Но тогда почему меня удалили?» — подумала девочка. Это оставалось загадкой.
Приезд гостей для Жанны, так звали девочку, всегда был не очень приятным событием. Все дело заключалось в одежде — она предпочитала мужское платье. Возможно, виной тому оказался отец — тот ждал сына-первенца, а родилась дочь. Девочка появилась на свет крепенькой, жена по какой-то причине больше не беременела, и Морис де Бельвиль обратил весь пыл своего мужского сердца на шуструю малютку. Он решил воспитать ее как настоящего рыцаря.
Жанну посадили на коня, едва ей исполнилось пять лет. Росла она и наливалась силой быстро, и уже к десяти годам управлялась с оружием не хуже отцовского оруженосца. Сеньор Морис тренировал дочь с утра до вечера, почти каждый день. Но самое главное — ей это нравилось. Когда Жанна в охотничьем азарте мчалась за оленями по заповедным лугам, у отца сердце замирало. Ее конь летел, как птица, и брал такие высокие препятствия, что бывалые наездники лишь крутили головами в удивлении и восхищении…
— Мадмуазель Жанна, ау!
Задумавшаяся девочка от неожиданности вздрогнула; это был голос старого Гумберта. Он вместе с четырьмя стрелками хлопотал возле костра, на котором жарились два больших глухаря — попутная охотничья добыча. Стрелки сопровождали Жанну из-за того, что в лесу Броселианд нередко можно было встретить браконьеров, не упускавших случая проверить кошельки путешественников. Впрочем, по дороге через лесные дебри из-за разбойников редко кто ездил, разве что отряд во главе с рыцарем; все больше предпочитали объездные пути. Гумберт тоже не рискнул углубляться в чащу и устроил пикник практически на опушке леса.
Гумберт был учителем Жанны. Он оказался в замке Бельвиль по настоянию матери, сеньоры Летисии. Ей не очень нравилась настойчивость мужа в физическом воспитании дочери. Сама она тоже могла дать отпор кому угодно, ведь во время отсутствия в замке мужа сеньора Летисия обязана была защищать его с оружием в руках вместе с отрядом бретонских стрелков, вассалов дома де Монтегю. Но Жанна, как казалось матери, чересчур увлеклась воинской наукой в ущерб тому, что необходимо для хорошо воспитанной сеньоры. Этот пробел нужно было срочно исправлять, и в замке появился мсье Гумберт.
В свое время он был слугой Гильома де Машо, каноника кафедрального собора в Реймсе, и даже намеревался стать монахом, но его сгубила пытливость и тяга к знаниям, которая не ограничивалась чтением церковных книг. Он разошелся во мнениях по какому-то религиозному вопросу со своим господином, весьма ученым каноником, который был, ко всему прочему, известным композитором и поэтом, а потому, как многие творческие люди, обладал противоречивым чтобы не сказать скверным характером. И пришлось Гумберту бежать в Бретань, дабы его не достали солдаты святой инквизиции. Бретонцы относились к инквизиции весьма прохладно, и Морис де Бельвиль принял Гумберта в своем замке без лишних расспросов.
Поначалу Жанна отнеслась к учителю холодно; он был помехой в ее тренировках с оружием и частыми выездами на охоту. Но когда до нее дошло, что быть образованной — значит иметь еще одно преимущество перед мужчинами, отдававшими предпочтение военным играм и пирам, девочка накинулась на книги со страстью изголодавшегося нищего, которому подали кусок свежего хлеба. Кроме того, Гумберт оказался великолепным рассказчиком, поэтому тоскливые осенние и зимние вечера стали для Жанны окном в волшебный мир.
— Сеньора, где вы? Пора трапезничать. Дичь уже готова.
— Иду! — откликнулась Жанна и сглотнула голодную слюну; лишь теперь она вспомнила, что утром съела лишь кусочек сыра.
Глухари оказались восхитительными — жирными, ароматными. Девочка уплетала мясо за обе щеки, но уши держала открытыми — Гумберт по просьбе стрелков рассказывал историю Бретани:
— …Были у Бретани и другие имена. Когда-то она была Летавией, а во времена Юлия Цезаря стала называться Арморикой. О том, как Бретань получила свое нынешнее название, существует интересное предание. В 361 году от Рождества Христова правитель Британии Максимиан Цезарь решил отправиться в завоевательный поход. Снарядив флот, он высадился в Арморике, где ему пришлось сражаться с местными жителями-язычниками. Победа была скорой. После этого он позвал к себе одного из всадников, Конана Мериадека, и сказал: «Мы подчинили себе одно из самых сильных королевств Галлии. Может, нам удастся точно так же завоевать и другие земли. Но я должен продолжать править Британией, поэтому завоеванные земли будут принадлежать тебе. Я отнял у тебя родину, так пусть эта земля будет новой Британией, а ты станешь ее королем.
Так Арморика стала называться Бретанью — маленькой Британией, а управлять ею стал Конан Мериадек, — тут Гумберт приложился к кубку и сделал на одном дыхании поистине богатырский глоток.
Жанна улыбнулась — ее учитель был не дурак хорошо выпить. Ей часто приходилось тайком спускаться в винный погреб, чтобы принести Гумберту доброго вина, иначе у старика начинало портиться настроение, а в таком случае новых интересных историй от него не дождешься.
— Уф! — Гумберт вытер тыльной стороной руки губы и продолжил: — Поскольку солдатам Конана предстояло навсегда поселиться в Арморике, решено было, что каждый из них женится на девушке из Британии, чтобы дети солдат не смешались в будущем с галлами. Конан послал гонцов на остров к Дионоту, королю Корнубии, который правил в отсутствие Максимиана. У Дионота была дочь Урсула, которая очень нравилась Конану. Когда Дионот выслушал послов, он ответил, что выполнит просьбу Конана, и созвал в Лондон одиннадцать тысяч девушек из знатных семей и шесть тысяч простолюдинок. Те вскоре отправились на кораблях за море. Но не суждено им было больше увидеть землю — поднялся встречный ветер и большая часть флота затонула, а случайно уцелевшие суда течением вынесло к диким берегам. Всех, кто сошел на берег, встретили дикари, проживавшие в тех землях, — гунны и пикты. Ужасная смерть ожидала выживших…
Жанна, обладавшая живым воображением, невольно вздрогнула и почувствовала, как по спине побежали мурашки. Ей стало жалко несчастных девушек, и она едва не всплакнула, да вовремя вспомнила, что такая слабость в присутствии мужчин непозволительна. Жанна прикусила нижнюю губу и стоически выдержала искус пустить слезу.
— Конан и его воины тяжело пережили весть о гибели Урсулы и остальных девушек, — продолжал свой рассказ Гумберт. — С надеждой получить жен из Британии пришлось расстаться — слишком мало девушек осталось на острове. Но не хотел Конан, чтобы бритты смешались с язычниками-галлами и забыли свой родной язык. По его приказу все галльские мужчины были убиты, а их женщины стали женами или служанками бриттов. Но чтобы они не научили детей своей речи и не передали им языческую веру, каждой из этих женщин отрубили язык. Поэтому потомки Конана и его солдат и говорят по сей день на языке бриттов, который называют бретонским. До самой своей смерти Конан правил Бретанью и охранял ее от вражеских набегов. По приказу Конана в каждом городе были возведены церкви, и завоеванная страна уже ни в чем не уступала Британии.