Красная площадь
Шрифт:
– А что у вас происходит? Что за аврал?
– Ужас! Не говорите!
– улыбнулся Саша.
– Операция «Каскад» - слыхали?
– Немножко… - улыбнулся я.
– А знаете, откуда взялось это название? Подмосковный электроламповый завод выпускал такие модерновые люстры, с тройным режимом света, «Каскад» называются - мечта домохозяек. Моя жена мне уши пропилила: достань, и все! А как достанешь - у них вся продукция шла налево, все сто процентов. А ревизию - ни-ни, на шаг к заводу не подпускали, потому что директор завода - племянник Мигуна. Но дней десять назад Маленина дала «добро» и - понеслось! И племянника взяли, и еще сотни - раскручиваем коррупцию и мафию, как вы учили…
Я снова
– Но почему аврал? Почему в субботу допросы? Это же не положено?
– спросил я словоохотливого Сашу.
– Ой, да кому сейчас до церемоний?! Такие хлевы расчищаем - в день по сто арестов! По всему МВД аврал!
– И в Институте судебных экспертиз?
– А как же! У них вообще завал - в две смены работают и без выходных.
– А где Маленина?
– Она в «Новом Здании», на Огарева. Хотите, я вас свяжу? Она с нами на прямой связи.
– Нет, спасибо, я лучше к ней сам подъеду.
– Как хотите, пока!
– и Саша Сычов убежал по коридору в другой кабинет, и я услышал оттуда его молодой нетерпеливый голос:
– Таня, ты уже час как обещаешь вернуть магнитофон! Невозможно работать - один магнитофон на трех следователей! И это в век электроники!…
Я спустился вниз, к своей машине:
– Улица Огарева.
Садовое кольцо летело под колесами машины, на Петровке мы сделали левый поворот и через полминуты прокатили мимо знаменитой Петровки, 38, - Главного управления внутренних дел Москвы, где расположен легендарный Московский уголовный розыск. Здесь, возле ворот дежурной части МУРа, тоже было необычное для субботы оживление: штук восемь новеньких западногерманских полицейских «мерседесов», перекрашенных под наш милицейский цвет, «Волги» с форсированными двигателями, инспекторы милиции с собаками и одетые в штатское оперативники.
– Никак случилось чего в Москве?
– сказал мне водитель.
Я пожал плечами. С виду Москва была все та же - шел тихий спокойный снег.
Московский Центральный телеграф на улице Горького знают все. Сразу за Центральным телеграфом на тихой и короткой улице Огарева длинное, семиэтажное, песочного цвета здание - тоже известно - МВД СССР. Грузовикам здесь проезд запрещен, а каждую проезжающую по улице легковую машину пристальными взглядами провожают дежурящие у здания постовые милиционеры и еще человек пять переодетых в штатское агентов, которые с якобы праздным видом дефилируют по обеим сторонам улицы. Ни одна частная машина не имеет права останавливаться на этой улице - к вам немедленно подбежит дежурный орудовец-регулировщик и скажет резко, категорично: «В чем дело? Проезжай! Живо!» С чего бы это? Почему такие строгости? Даже у здания КГБ на Лубянке нет такой открытой усиленной охраны.
Честно говоря, раньше я не придавал этому особого значения. Ну, хочет министр МВД Щелоков свою власть показать, - и ладно. Застроили пустовавший между Центральным телеграфом и своим зданием просвет, соорудили тут на паях с министерством связи еще одно, узкое модерновое девятиэтажное «Новое здание», которое мало кому бросается в глаза, и даже вывески на нем никакой нет, считается, что это новый флигель Центрального телеграфа - и на здоровье. Мало ли у нас другие министерства расширяются? Каждый чиновник хочет сидеть в отдельном кабинете, а число их все растет и растет, тем паче в МВД. Но в то утро я понял, что дело тут вовсе не в амбициях Щелокова. Наша черная «Волга» с московским номерным знаком [5] притормозила возле дежурившего на тротуаре милиционера, я протянул ему свое удостоверение следователя Прокуратуры СССР, и он сличил фотографию на удостоверении с моей физиономией, а затем махнул рукой: «Проезжайте». Снег у подъезда «Нового здания» был укатан автомобильными шинами, следом за нами подкатила еще одна московская «Волга», а у подъезда стояли два милицейских «мерседеса», «Жигули», два «пикапа» с надписью «РЕМОНТНАЯ» и мясо-молочный фургон. В каждой машине дежурил водитель в штатском и переодетые в штатское милицейские агенты - совсем как во время горячей операции «Каскад», подумал я, здорово они развернулись.
Я прошел мимо этих машин, кивнул какому-то знакомому оперативнику, снова показал удостоверение дежурному капитану милиции.
– К кому?
– спросил он.
– К Малениной, - сказал я.
– Вы заказывали пропуск?
– Я?
– спросил я удивленно.
– Я следователь по особо важным делам Союзной Прокуратуры!…
– Минуточку, - он снял телефонную трубку внутреннего коммутатора, доложил кому-то: - Тут к полковнику Малениной из Союзной Прокуратуры… - Затем выслушал ответ и спросил у меня: - Вы от товарища Бакланова?
– Да, - соврал я, не моргнув глазом, только для того, чтоб не терять попусту время на разговоры с этим капитаном. От Бакланова, так от Бакланова - какая мне разница?
– Второй этаж, пожалуйста, - сказал он и вернул мне удостоверение.
– Можете раздеться в гардеробе.
Я прошел в гардероб-раздевалку, повесил на вешалку свою видавшую виды форменную шинель и теперь, в форменном мундире старшего советника юстиции, вообще мало отличался от снующих по вестибюлю милицейских чинов. Да, неплохо они тут устроились, в «Новом здании», подумал я, оглядывая высокие, в два этажа, сводчатые окна, мраморную отделку стен, и мягкие ковровые покрытия в коридорах, и бесшумный лифт со стальной табличкой «Мэйд ин Джермани». Не то что в нашей обшарпанной Прокуратуре. Но в следующую минуту мне уже было не до этого, прямо скажем, завистливого любопытства.
В пустом и светлом коридоре второго этажа я отчетливо услышал властный грудной голос Надежды Павловны Малениной:
– …Какого х… пропала слышимость?! Гуревич, я тебе руки обломаю! Включай мне звук немедленно!
Так, усмехнулся я, Надя Маленина в своем амплуа. Ей нравилось материться, нравилось щеголять в голубом парадном полковничьем кителе (и он действительно шел к ее голубым глазам, белой коже и русым, с небольшой рыжинкой волосам), но еще больше ей нравилось открыто и громогласно поливать всю нашу систему, коррупцию в министерствах, колхозный строй - все, о чем мы говорим только дома, в кругу очень близких людей, да и то после третьей бутылки водки.
Жена крупного армейского генерала и заместитель начальника ГУБХСС - она могла себе это позволить…
– Ты слышишь, Гуревич?…твою мать!
– разносилось по всему коридору.
– Надежда Павловна, я… товарищ полковник, я думал… - послышался чуть искаженный эфиром и явно смущенный голос какого-то Гуревича.
– Там ведь и… все-таки дочка Леонида Ильича…
Ого! Дочка Брежнева! Это уже становилось интересно. Я приблизился к полуоткрытой двери и увидел, что это вовсе не кабинет, а зал - точь-в-точь такой же зал, как в Дежурной части Московского уголовного розыска, только с аппаратурой куда поновей: экраны теленаблюдения, установки магнитофонной записи, видеомагнитофоны, пульты дистанционной слежки… Маленина стояла ко мне спиной, напряженно, всей фигурой подавшись к центральному пульту. Рядом с ней стояли три генерала и два полковника, а за пультом, во вращающемся кресле сидел капитан инженерно-технической службы и по бокам от него, у небольших экранов - еще какие-то технические чины.