Красная тетрадь
Шрифт:
Запись 198: Есть о чем волноваться
Скоро экзамен! Сегодня в столовой нам об этом объявил Эдуард Андреевич. К нам приедут люди из Космоса, чтобы посмотреть на нас и решить, готовы ли мы.
Меня одолевает сильное волнение!
Конечно, я, скорее всего, справлюсь. Я так думаю, что я справлюсь. Но все-таки этого никогда точно не знаешь.
Экзамены – ужасно ответственное дело. А вдруг я не подойду? Вдруг по какой-то причине окажусь обычной выбраковкой?
Еще переживаю за Андрюшу
Запись 199: Я тоже переживаю
Я не читал то, что Арлен мне сказал не читать, да это и сложно, ведь Арлен на меня смотрит.
Да, пусть Арлен знает, что я очень волнуюсь.
Наверное, чтобы завершить метаморфозы (или начать их, как посмотреть) нужно большое и сильное потрясение.
А у меня его нет.
Есть у меня одна идея, только вот я, наверное, не успею.
Запись 200: Ужас
А если Андрюша не сдаст? Что тогда делать? Волнуюсь за него, все время провожу с ним и пытаюсь объяснить, как нужно изменяться.
Но ничего не получается, потому что это в принципе необъяснимо.
Запись 201: Звонок маме
Сегодня Дени Исмаилович нас всех повел на почту, звонить родителям.
Боря отказался, на почте он долго стоял около телефонной кабинки, а Дени Исмаилович его уговаривал:
– Позвони, ну позвони им! Они же волнуются!
– Не, – сказал Боря. – Ну их в…
Дени Исмаилович покачал головой, Боря согласно кивнул.
– Да, короче. Ну вы поняли.
Андрюша поговорил с мамой быстро, оставшиеся монетки на открытой ладони протянул Дени Исмаиловичу.
Я спросил:
– Ну как?
– Она нормально.
– А ты?
– И я нормально.
Мы стояли рядом, и я так хотел ему помочь, так волновался и думал: разве не испытывает этих ужасных чувств сейчас Андрюшина мама?
Валя тоже поговорила быстро, но монетки оставила себе на мороженое.
– Что он там? – спросила Фира.
– Да пофиг ему, и этой его цаце тоже пофиг.
– Ну и ладно. Скоро улетишь от них далеко-далеко.
– Если.
– Точно-точно улетишь.
Фира говорила долго, к ней в кабинку постучалась Валя, отдала свои монетки. Вышла Фира взъерошенная, с красными щеками и влажными глазами.
– Одобрили, – сказала она. – Если сдам экзамен, то сначала операция, а потом уже я полечу.
Мы ее поздравили, и Фира сказала:
– Пока еще рано. Посмотрим, как оно все выйдет.
Но все-таки теперь мне казалось, что она больше не тревожится.
Последним с мамой говорил я. Она взяла трубку сразу.
– Здравствуй, мама!
– Здравствуй, Арлен!
Я все еще не мог ей ничего рассказать, а ведь я так не привык хранить секреты от мамы.
Я сказал:
–
– И ответ написала. Может, он скоро дойдет. Как ты, скажи мне срочно!
– Всё хорошо. Завтра экзамен. Приедут важные люди.
– Ты готов?
– Да. Я почти не сомневаюсь в себе.
– Какая же ты у меня умница! Как я горжусь тобой!
Мне стало грустно от этих слов, хотя мама меня хвалила. Как ей рассказать, что было со мной? Какой это все взято ценой?
– Как тебе новый куратор?
– Хороший, – сказал я. – Но и по Максиму Сергеевичу скучаю.
– У тебя грустный голос.
– Просто устал.
– Когда ты вернешься, то будешь только отдыхать. Я все приготовлю, что ты так любишь.
– Может, я и вернусь-то всего на день.
– Так мало?
Я помолчал, сунул в автомат еще монетку. Мне было неудобно спрашивать, любит ли она меня. Ведь любит, ведь волнуется, просто я не могу этого еще оценить, я маленький, но стану взрослым, и все пойму.
Так всегда говорят.
Я сказал:
– Очень скучаю по тебе. Щенка, наверное, не заведем. Всех разобрали. Но я уже передумал.
– Знаю, – сказала она. – Знаю, что скучаешь. Я с ума схожу, как ты там. Почему передумал? Я люблю тебя, Арлен! Хочешь, я сама куплю щенка? Я съезжу на птичий рынок, куплю тебе щенка.
Все, однако, казалось мне фальшивым, ненастоящим, безвкусным. И мама, моя проницательная мама, вдруг сказала:
– Ты мне ничего не говоришь, жалеешь меня. Мы с тобой так совсем отдалимся. Я же не знаю, что там с тобой происходит.
Я сказал:
– Монетки кончаются! Люблю тебя! Все хорошо, правда!
Я испугался. Монетки остались у меня на ладони, они блестели. Я повесил трубку и вышел к ребятам.
Тут-то я понял, до чего мало нам могут помочь наши родители и как именно в этом смысле мы страшно одиноки.
Я проникся любовью и сочувствием к своим друзьям, и я сказал:
– Все будет хорошо. Мы с вами так отлично постарались этим летом. После такого все просто не может кончиться плохо.
Я бы хотел быть взрослым, чтобы они мне поверили.
Запись 202: Ночь перед экзаменом
Мы лежим без сна. Я пишу, не знаю еще, что напишу, но все-таки меня отвлекает сам процесс. Остро не хватает Володи, он всегда умел нас успокоить. Вот думаю: все предложения в настоящем времени, и только Володя – в прошедшем. «Умел», а не «умеет».
А ведь где-то хранится его часть. Она внутри Бори, и внутри меня, и внутри Андрюши.
И внутри Ванечки, где бы он ни был.
История о египетских Ка успокаивает меня, когда становится совсем невыносимо. Еще я думаю о своем черве. Все-таки подчинено ли ему мое сознание? Это он, червь, думает, любит, мечтает, или все-таки червь совсем примитивен, и он лишь физическая часть меня, помогающая мне изменяться?