Красная точка
Шрифт:
– Говорит, что вместе с вами учился…
Разговор требовал продолжения, но Вася не смог найти других слов, выдав дополнительную информацию и тем самым свою вовлечённость в ситуацию. Однако мать этого не заметила, думая о другом, молча пожала плечами.
Философия фамилии
Их разговор прервался, подвис, так как в этот момент на кухню ворвался нарочито перевозбуждённый отец, за которым, в другом конце коридора, маячил товарищ Бендер.
– Нина, ты знаешь, наш сосед Бендер, оказывается, учился вместе с Васей Каренкиным, представляешь?
Вася никогда не видел отца в таком состоянии: тот говорил громким, неестественным, по-театральному взнузданным голосом и, при этом зачем-то отчаянно жестикулировал, точно пытался разгрести воздух, застоявшийся в проходе на кухню. Мама (волосы коротко подстрижены, как у модной девчонки, над правой бровью родинка), взглянув на мужа, мгновенно оценивает ситуацию и бросает готовку, чтобы прийти на помощь. Она же видит, что отцу крайне неловко, и принимает удар на себя, выдавая одну из своих самых обворожительных улыбок, делающих её так похожей на помолодевшую Бриджит Бардо.
– Правда, с Каренкиным?
Как если оно ей надо. Секунду назад она даже не помнила, кто это, но теперь, дуэтом с отцом, заливается воспоминаниями, так до конца и не понимая, чего от них хочет этот хмурый сосед, которого она никогда не видела раньше.
– А ты знаешь, что именно в честь Каренкина тебя Васей назвали?
Неожиданно отец обращается к сыну. Вот и его задействовали, посчитали. Вася смотрит ему в глаза, туда, где в бездонной растерянности плещется злоба. Что не так?
– Правда?
Вася готов поддержать непонятную родительскую игру, из-за чего тоже начинает говорить как они – неестественно и выше тональностью, чем привык. Разыгрывать балет каждой фразы. Ну да, как в театре.
Половина мотороллера
Нина предложила гостю чая, тот отказался. Причём как-то резко – видно, что ему скучно и совершенно не нужен чай или тем более чужие воспоминания. Почти сразу ушёл. Васе показалось, хлопнул дверью на прощанье, раздосадованный. Или это отец так желал избавиться от непрошеного соседа, что поскорее да посильнее отрезал ему путь к возвращению. Или с собственной неловкостью разобрался самым что ни на есть темпераментным способом – уже даже не как в театре, но совсем как в кино.
На кухню он вернулся уставший, обмякший, точно после ночного дежурства, и на немой вопрос жены, в котором не было ни укора, ни любопытства, тихо, совсем тихо, давясь словами, ответил:
– Двести пятьдесят рублей. Он принёс нам продать двойник Ива Монтана за двести пятьдесят рублей. Фирма гарантирует – экземпляр коллекционный, безупречный. Это Васька ему посоветовал – отец, мол, интересуется. Может быть, и интересуюсь, но не до такой степени. Это же… две моих месячных зарплаты, вместе со всеми дежурствами и приёмом в поликлинике.
На что мама ответила совсем уже нелогично, вспомнив другого давнишнего папиного знакомца:
– Твоих две, а моих – так все четыре. А ведь всё это звучит ещё даже печальнее, чем Валера Фугаев… Я же сначала подумала, что это именно он к тебе снова зашёл…
Улитка на склоне
Валера Фугаев, бывший соученик по медицинскому, жил в пятиэтажке напротив, сильно пил, несмотря на дочь-отличницу и жену Свету, которая каждый раз, встречая Васиных родителей, отводила глаза в сторону. Ей было стыдно за мужа, который всегда был отличником, а потом чемпионом по боксу, любил японскую поэзию и красиво ухаживал. Но быстро опустился, стал пропивать вещи, таскать из квартиры книги, тряпки. Папа намекал, что причины – в «мужских проблемах», настигших из-за злоупотреблений спортивными препаратами, но в чём суть этих проблем, Васе не объясняли.
Симптом между тем нарастал. Пару раз Фугаев предлагал что-то купить отцу и даже маме. Те, разумеется, отказывались, предлагая деньги взаймы «просто так». Но не червонец с Лениным и даже не сенильный пятак, а мятую зелёную трёшку. Большей филантропии родители позволить себе не могли, а Фугаев ничего и не требовал. Улыбался в ответ, молча топтался в прихожей (после того как жена Света и дочка-отличница съехали в неизвестном направлении с Куйбышева, от него стало совсем дурно пахнуть, запах этот долго не выветривался из прихожей), обнажая беззубый рот.
Васе он как-то сказал, что лишился зубов, ещё когда занимался спортом. Но Вася ему не поверил: он помнил дядю Валеру с зубами, а главное, непьющим, довольным жизнью, подтянутым и незагорелым. Несколько раз встречался с ним в букинистическом, причём Фугаев так глубоко погружался в содержание полок с философией, что никого вообще не замечал вокруг.
Мама, продолжая докручивать в уме ситуацию с соседом, всё никак не могла успокоиться:
– Бедный Фугаев… Как он любил средневековых японцев… Китайцев ещё… и корейцев… которых Ахматова, кажется, и переводила…
И действительно, долгое время фамилия Фугаев почему-то прочно ассоциировалась у Васи с Фудзиямой.
Приготовление к ритуалу
Он оказался принят Леной и Инной в «свои» после одного мистического обряда. Его Пушкарёва провела в туалете своей квартиры, так как лишь здесь можно было достичь полной темноты, необходимой для проведения ритуала. С одной стороны, комического и игрового, но, с другой, чем чёрт не шутит, возможно, гном, которого выманивали хлебом с солью да водой, заявится и наделит соседей волшебством?
Лена, по крайней мере, в это искренне верила, что для Васи, прежде всего ценившем в людях рацио, казалось удивительным. Он-то шёл за компанию. Ну и вообще. Из любопытства и непонятной тяги быть ближе.
Бендериха, когда они закрылись в уборной и глаза их начали привыкать к темноте, нервно хихикала и, что даже без света ощущалось, наэлектризованно извивалась. Ну да, туалеты в хрущобах маленькие, воздух в них спёрт, любое движение (тем более колыхание) материи мгновенно передаётся другим.