Красная зима
Шрифт:
Ох, не хотелось ему этого делать! Нет, не хотелось…
А придется.
Деревню он подставить не может, значит, надо дать другого подозреваемого. Какого? А чего искать-то? Да здравствует Освобождение!
Вырезать ножом на груди одного из солдат символ Освобождения было несложно. С ним и безграмотный справится.
Символом Освобождения стала роза ветров – восьмиконечная звезда. Или восьмиконечный крест, тоже сойдет на первое время…
Староста постоял минуту над трупами, вздохнул…
Если
Одни налетят, ограбят! Вторые налетят, ограбят… Да ему плевать, кто там в том Звенигороде кресло задом мнет! Хоть Петька, хоть Гаврюшка, староста их отродясь не видел и видеть не желал. Оно понятно! Языком махать – не камни таскать! В мягкое-то кресло каждый хочет, а ты в поле поработай! Сено!!!
А ты то сено косил?! Ты его в скирды сметывал, ты его сушил, ворошил, возил? Да тут в каждую копёшку столько труда вложено, сколько вам, скотам, за год не одолеть! И отдать!
Да за красивые слова, да еще и в морду… а вот перебьетесь! Староста собирался выступить перед крестьянами. И предложить перебраться в лес, на хутора. Такие, считай, у каждой третьей семьи были. Кто пчел водил, кто сено на лесных лугах косил, кто охотился да заимки ставил… Худо ли, бедно, а перезимовать там можно будет! Потеснятся, втрое упрутся… справятся!
Дома оставить?
Добро?
Никто добро и не бросает, и не предлагает. Но надо уходить, пока снег плотно не лег, чтобы следов не оставить. Сейчас по лесу милое дело ходить – с собаками не разыщут! Кто захочет оставаться – их воля, а только… нет! Не будет в деревне сейчас жизни!
Пока вот это все не пройдет – не будет! Тут и думать не о чем! Один налетит, второй, третий… ежели кто оставаться вздумает, только на свой страх и риск. А староста и сам не останется, и своей родне остаться не позволит.
Лес – он все скроет. Всех укроет. Прокормит… это городские неумехи в лесу с голоду подохнут! А коли у человека руки из нужного места растут… выживет! Выживут! И семьи вытянут… да, только лес.
Приняв решение, староста сплюнул на дорогу – и развернулся за возами. Через час о случившемся на дороге напоминали только десять трупов.
– …!!!
Илья ругался вдохновенно. А толку?
Это был уже третий случай за последние две недели. Народ вокруг Подольска жил крепкий, решительный…
Стреляли без предупреждения и особо не сомневались.
Уходили целыми деревнями… да и пес бы с ними, с крестьянами, но жить-то как?
В голову тора Алексеева закрадывалась мысль, что крестьяне без торов прекрасно проживут. А вот торы без них – вряд ли.
– Илюша…
Скрипнула дверь.
Маргарита…
Илья встал из-за стола, подошел к девушке.
– Да,
– Во сколько обед подавать?
Илья бросил взгляд на большие часы.
– В два, Маргоша.
Все равно ничего он толком не решит! Ничего!
Почему медлит Валежный?!
Барза-бек поежился.
Одно дело – подначивать мужчин. Другое – самому идти в набег.
Вот подначивать – это он всегда пожалуйста! Речи произносить, обличать, осуждать…
А вот в атаку…
Там же убить могут! А свою жизнь Барза-бек весьма и весьма ценил! Не в пример фереям. Те считали, что Единый Отец все видит и знает. Легче пера будет смерть праведных и тяжелее горы жизнь отступников. А коли так…
Барза-бек добился своего.
Фереи пошли… пока – не в походы. В набеги.
Медленно, осторожно, памятуя о стоящем неподалеку Ферейском полке, они начинали прощупывать Русину. Шаг за шагом.
Сначала увести скот.
Потом совершить набег на селение.
Потом…
Третьего этапа – а именно крикнуть на все горы, что русины ослабели и можно их рвать безнаказанно, – не получилось. Что-то нехорошее произошло, недоброе…
Сначала в набег ушли пятеро юношей – не вернулись.
Потом узнать, что с ними, ушли еще десять мужчин. Покрепче, более взрослых. И тоже – как корова язычком слизала.
Старейшины заволновались. Если бы не Барза-бек, они бы вообще поступили, как приличный ежик: свернулись в шарик и сделали вид, что это такой клубок ниток у дороги валяется. Но провокатор был настойчив!
Он давил и давил, подначивал и разжигал недовольство…
Пятнадцать человек пропали!
И никого это не волнует?
Да что это за старейшины такие?!
Понятно, старейшинам такой подход не нравился. Но Барза-бек был неумолим!
– Неужели мы хуже равнинных шакалов? Неужели мы бросим своих братьев в беде?! Неужто дожил я до горького момента! Истончилась тетива наших луков, затупились острия наших копий… о горе мне! Вижу я печальный конец народа фереев! Выродимся мы и станем такими же, как жалкие равнинники…
Барза-бек талантливо причитал и вздыхал. И скромно умалчивал о том, что на равнине уже пропали без вести больше десяти горцев.
Без следа.
Или равнинники не такие уж беспомощные, или что-то непредвиденное случилось… но какая Барзе была разница? Побьют равнинники горцев? Чилиану хорошо! Побьют горцы равнинников? Чилиану еще лучше! Когда два твоих врага дерутся, чего ж мешать-то?
А если эти враги еще на одном языке говорят, так и вовсе замечательно! Брат на брата… а чилианцам добивать меньше!