Красно-белые волны в Царицыне и окрест. Волны последние
Шрифт:
По воскресеньям и в главные религиозные праздники мы собирались в классе и с учительницей парами друг за другом шли в храм на литургию: девочки в нарядных синих платьях, белых передниках и с белыми лентами в косах, а мальчики в синих мундирах и брюках.
Иногда в школу приезжал инспектор в чёрном мундире с двумя рядами золотых пуговиц и золотыми погонами, вызывал нас по одному и проверял знания. Перед каждым его приездом учительница напоминала нам как правильно отвечать инспектору. Мальчики сначала должны были громко и чётко сказать «я, казак-малолеток Астраханского 3-го
Нам, детям хуторян, бесплатно выдавали тетради, книги, чернила, карандаши, грифели и грифельные доски. А родители детей из других поселений должны были сами покупать ученические принадлежности.
Станичное правление в хуторе было учреждено ещё в 1911-ом. Тогда избрали атамана и казачий круг, подчинявшиеся Астраханскому казачьему войску. О революционерах и революции не слышали до самого конца 1917-го. Жили ежедневными домашними и хозяйственным заботами и понемногу обустраивали хутор.
В начале июня 1918-го на хуторе поменялась власть. Приехал комиссар по продовольственным вопросам Иван Заболотнев и букатинцам пришлось отдать часть запасов и урожая «на дело революции». А мой лучший друг детства Колька Букатин вступил в партию большевиков и был назначен комиссаром хутора. Атамана Фёдора Николаевича Гончарова сняли с должности, а саму должность упразднили. Провели выборы в совет депутатов и теперь в здании станичного правления сидели большевики и им сочувствовавшие. Портрет Николая II заменили портретом Ленина.
Колька получил приказ открыть военно-учётный отдел и переписать всех мужчин призывного возраста.
В конце октября зашёл к нам, звал в недавно построенный клуб на концерт и два спектакля с символическими названиями: «Беззаботные буржуа» и «Идилия буржуазного царства». Я отказался и своим не советовал, но для племянников это был целый праздник и они отправились на представление вместе с нашим 19-летним комиссаром.
А на следующий день Букатинский совет депутатов выселил священника из его собственного дома и сам переехал туда. Батюшке пришлось снимать комнату у одного из прихожан. Прежнее здание правления отдали под школу, набрали ещё два класса учеников и там же разместили отдел образования.
На общем собрании жители хутора выбрали председателя совета депутатов большевика Николая Гребенникова, специально для этого присланного и рекомендованного уездным советом депутатов в Цареве. Гребенников и Колька сразу же взялись за агитационную работу: на центральной площади проводили митинги по любому поводу.
Из слободы Капустин Яр в хутор приехал частный предприниматель Юшков с женой, тёщей и сыном Никитой. Предложил Гребеннику свои услуги по оформлению фасадов и кабинетов в совете депутатов, в школе и в клубе. Букатин и Гребенников тут же собрали митинг, на котором осудили Юшкова как «буржуазного элемента» и пригрозили революционным судом в Царицыне. Чтобы избежать расправы, Юшков согласился устроиться на работу в затоне и пообещал раз в неделю приходить к Кольке в комиссариат читать вслух «Манифест коммунистической
Как-то вечером к нам вновь зашёл Колька Букатин, ужинал с нами на улице под навесом, с энтузиазмом рассказывал как в хуторе устанавливается советская власть. Теперь все корабли в затоне были национализированы и бесплатно переданы рабочим. Для них комиссары создали судовой союз водников и на общем собрании выбрали им комиссара и заместителя.
– Вот как! – удивился я. – Думаешь, правильно отбирать чужое имущество?
– Не отбирать, ты что! – возмутился мой друг. – Имущество передали тем, кому оно по праву принадлежит – рабочим!
– Кто его покупал?
– Буржуи! На деньги, украденные у трудового народа!
– Нет! – возразил я. – Имущество покупали на деньги акционеров судовых компаний. Ты читал списки? Уверен, там люди самого разного происхождения. А что если и у тебя заберут имущество?
– А чего у меня забирать? – обрадовался Колька. – Ничего ж нет! С родителями живу.
– А если у родителей отнимут?
– Так зачем отнимать-то? Я сам отца уговорил. У нас же три дома, ты знаешь. В одном сами живём, а другие царицынским сдавали. Я убедил отца добровольно передать их совету депутатов. В одном разместили рабочий кооператив водников, в другом – больницу. Теперь он там сторожем работает.
– А что стало с Вашей лавкой?
– Отдали в продовольственный комитет. Тоже добровольно.
– Значит, ты больше в лавке не торгуешь? – задумчиво спросил я.
– Нет! Долой буржуазное прошлое! – замахал руками Колька.
– Подумай, Николай, когда ты был прав? Тогда, торгуя в лавке, или сейчас, создавая в хуторе коммуну?
– Конечно, сейчас!
– Сейчас ты также уверен в своей правоте, как и год назад, когда торговал в лавке! Не думаешь, что когда-нибудь наступит время и ты поймёшь, что сейчас ты снова ошибся?
– Ты что! – вновь замахал руками Колька. – Мы, большевики, для трудового народа стараемся, Тут ошибиться невозможно. Вон в апреле открыли библиотеку. Помнишь Марию Богуславскую? Сама предложила открыть в своём доме! Теперь бесплатно свои же книги даёт хуторянам читать. А мы ей жалование платим. Хочешь, отнеси свои. Всё польза будет для хутора. У тебя же в два раза больше, чем у неё.
– Ты прав, – согласился я. – Пожалуй, отнесу.
– В конце августа мы в брошенном доме сторожа затона открыли воскресную школу для детей рабочих судового союза, – продолжал хвастаться успехами мой друг. – Ты не поверишь – столько детишек пришло учиться, что пришлось искать помещение побольше!
– Нашли? – подозрительно спросил я, предчувствуя очередную экспроприацию.
– Нашли, – Колька смутился от моего строгого взгляда. – Забрали дом у хуторского врача Токарева.
– Зачем? Он же не буржуй! Простой врач. Весь хутор лечит.
– Так разбогател он на нашем здоровье! Зато у него в доме поместились целых пять классов да ещё место для клуба осталось!
– Откуда набралось столько детей?
– Так, – Колька снова смутился, – из Царицына привезли сирот.
– Из приютов?