Красно Солнышко 2

Авраменко Александр Михайлович

— Сделаем, княже. Обязательно сделаем. Нынче же и пошлю людей.

Поднялся с лавки, прошёл к двери. Но, уже выходя из горницы, обернулся:

— А насчёт жёнки ты, всё же, не прав, Ратибор…

…Прав, не прав — моё дело. Да, нравится она мне. И сердце по ней болит, и душа не на месте. Но раз отвергла меня — то так и быть. Может, она меня ищет лишь потому, что деньги посчитала, спохватилась, что богатство уплыть может. Теперь вот и старается узнать, можно присвоить казну, или нет… Князь ворочался на мягкой постели, не в силах заснуть. Что за ерунда? Из-за какой то… Утром встал злой, разбитый, не выспавшийся. Правда, ни на кого не накричал, ни на ком свою злость не сорвал. Оседлал коня, и поехал в городок военный, что недалеко от Славгорода находился. Всего то верстах в пятнадцати. Выехал из города, припустил во всю мочь, только ветер в ушах засвистел. На повороте едва жёнку не сбил, успел рвануть повод в сторону, конь захрапел, но подчинился, чудом удержавшись на ногах, промчался дальше. И лишь тогда осознал, что это Купава была… Видимо, в тот же городок и направлялась. Пятнадцать вёрст? Да ещё пешком? Этак, весь день пробродит, и явившись домой, свалится без задних ног, а ещё — скотина, хозяйство… Совсем ведь по миру пойдёт, дура баба!.. Первым движением было натянуть поводья, осадить коня и вернуться назад, забрать её в седло, обнять, признаться… Вторым — неуёмная гордость: он же князь славов! Самый сильный, самый могучий, самый… Словом,

самый. Именно. И его отвергла какая то там… Спохватился, что гордыней обуян. Грех… Не пристало ему… Тем не менее, лошадь остановил. Вынул из мешочка кольчужную сетку, что положена к доспеху конному, тщательно пристегнул к шлему. Про себя выругался — жарко уже. Накалился металл. Щёки обжигает. Ладно… Потерпит… Развернул коня, не спеша поехал назад… И верно, Купава. Раскраснелась от жары, но шагает бодро. Подъехал к ней, остановилась. Замерла. Подняла голову, смотрит вопросительно. Голос изменил, спросил:

— Кто ты, и куда идёшь, женщина?

Не испугалась, ответила смело:

— А кто ты таков, путник, что смеешь спрашивать?

— Я — Князь Славов. Ратибор.

Вот теперь поняла… Отшатнулась, склонилась в поклоне, потом, выпрямившись, опустила гордый только что взгляд, ответила тихо:

— Из Арконы я, батюшка. Из поселенцев. Иду в град военный, ищу своего суженого, коего обидела ненароком, да теперь не могу найти и прощения вымолить…

Чуть качнулся вперёд князь, протянул руку. Та не поняла, отшатнулась, он снова заговорил:

— Садись ко мне спереди. До городка ещё десять вёрст. А тебе назад вернуться надо.

— Как же, княже… Не стоит… Добрые люди подберут, ежели поедут…

— Подберут. Но вряд ли кто сегодня тебе по пути попадётся, женщина. Нынче городок на учения военные вышел. Так что ни обозов сегодня, ни торговцев не будет. Садись.

…Несмело взялась, легко выдернул её наверх, усадил перед собой, лошади не понравилось, захрапела, попыталась укусить дополнительный груз. Ахнула Купава в испуге, да перехватил Ратибор движение, подставил сапог, сталью прошитый. Жеребец сообразил, что делать такого не стоит. Особенно, когда удила нежные губы рванули до крови. Подчинился, хотя и не очень то довольный. Затрусил рысцой. Женщина заёрзала, сползать начала. Да тут ухватил Купаву князь рукой левой за талию, к себе прижал. Та рванулась было, но тут конь хода добавил. Затихла женщина. А жеребец помаленьку скорость набирает. Наконец решил, видимо, что столько хватит. Пошёл ровной рысью. А наездники его молчат… Долго ли, коротко ли — вот и град показался военный. Домики аккуратные, из обожжённого кирпича сложены. Дорожки каменные, деревья. Подъехал князь к строениям, часовые выскочили, а он женщину, не спрашивая, под бока подхватил, да на землю опустил, не слушая благодарностей вновь коня тронул. Князя то сразу пропустили, благо, кто из воев его не знает? Чай, каждую седьмицу по разу, а то и чаще наведывается. Все воинские лагеря в округе объезжает. Смотрит, что и как везде… Словом, проехал внутрь, а Купаву остановили. Пока коня у коновязи ставил — краем уха разговор слушал. Та спрашивала о старшине воинском с жёлтыми глазами, да родимом пятне на спине… Всё, как Крок говорил…Защемило грудь, едва удержался… Но смог себя пересилить. Прошёл мимо, маски кольчужной не снимая…

…- Был у нас такой, Ратибор Соколов… Старшина воинский. Да отправился он по указу княжьему добровольно на границы Полуденные с людоедами.

— Ох…

Обернулся — а она на земле сидит, по ней кулачком бьёт, и слёзы градом… А внутри обида — вместе ехали, и не узнала. Не подсказало ей сердце. Значит… Развернулся, подошёл к ней. Руку протянул вновь, помогая подняться. На этот раз чиниться не стала. А он маску медленно отстегнул, и когда у той глаза округлились, сурово сказал:

— Нечего тебе по городкам ходить, женщина. Уехал твой старшина из Славгорода. Навсегда. Не ищи больше его. Поняла? Таков тебе княжий приказ.

А она руку свою за запястье укусила, чтобы удержаться, не броситься ему на шею… Потом ровным голосом произнесла, хотя видно было, что каждое слово ей сердце рвёт:

— Благодарю тебя, княже, за милость твою… Значит, не велишь искать?

— Не велю.

Обернулся к часовым, распорядился:

— Пусть тележку запрягут, да доставят женщину до дома.

— Сделаем, княже.

Отвернулся, пошёл к дому, где командир отряда размещался, а спину её взгляд пуще солнца жгёт… Всё. Хватит. Теперь то точно убедился, что не она… Не она та единственная, что ему Богами суждена. Дед ему рассказывал, что со своей женой как встретился, так и не расставался больше. Отец мать на расстоянии чувствовал, и она его. Здоров ли. Жив ли. Всё ли в порядке. Одно дыхание на двоих у них было. Одна душа. Единое сердце. А тут… Если лада[39] рядом с тобой едет, да ещё и обнимает, а ты его узнать не можешь, сердцем не почувствуешь, что это он, твой человек, то значит, не судьба…

…День пролетел быстро. Едва начал делами заниматься, как уже и первые звёзды загорелись. Попрощался с командирами, коня ему подвели, часовых миновал, и тут же вновь остановился — стоит она на дороге. Ждёт его. А как увидела — наперерез рванулась, повисла на стремени:

— Прости! Прости меня, дуру глупую!

Наклонился в седле, коснулся волос светлых, погладил по голове, потом тихо, чтобы никто не услышал сторонний, шепнул:

— Простил давно. И ты прости — думал, моя ты суженая. Да ошибся. И ты тоже. Не за что тебе прощения у меня просить. Я виноват, что ошибся. А деньги те себе оставь.

— Прости! Прости! Вернуться не прошу — ты же князь, а я… Но прости гордость мою глупую…

Ничего не ответил, вырвал ногу свою в стальном сапоге, ударил жеребца под брюхо. Тот сразу скакнул прочь, унося всадника прочь, рассыпался перестук копыт дробью в ночной тишине… На горушке стал, взглянул вниз, где лагерь стоял. Там уже шла суета — в свете факелов было видно, как подогнали возок лёгкий, подняли лежащую на земле женщину, усадили под руки на сиденье. Кто-то из воинов сел на облучок, свистнул лихо, и тронул своего коня, выполняя приказ княжеский. Шевельнулась непрошеная мысль — а ну как руки на себя наложит? Тут же прогнал её прочь — не тот у Купавы характер. Да и Борка — не бросит же его одного? Опять тронул коня, и вскоре только стук копыт говорил, что где то там впереди едет всадник на чёрном, как сама смола, жеребце, потирая отчаянно болящую грудь…

Глава 9

… И ещё год прошёл в Державе славов. Как задумал Ратибор, так и вершилось всё. Выросли городки и заставы по перешейку узкому, что Полуденный материк от Полуночного отделяет. Прошли махинники от океана до океана, наметили трассу будущего канала. На будущее. И с оружием огненного боя наладилось — новые образцы больших огнебоев изладили, и малых ручных тоже. Попытался Малх перенести опыт замены казённой части, где заряд находится, на ручницы — да тщетно. Уж больно долго менялась она. В бою скоротечном неудобно. Да и сколько нужно народа, чтобы готовить новые боеприпасы взамен использованных? А если кто попутает, от коей ручницы заряд, да к другому огнебою подаст? Словом, много чего всплыло. Так что пока с ручными огнебоями не особо дело ладилось. Зато большие… Здесь как раз наоборот: пошли в производство новые снаряды для них. Пулевые, что сразу по пять сотен смертоносных игрушек выстреливают, отладили окончательно. Да ещё и внутрь заряд разрывной умудрились запихать. В

воздухе такая вещь взрывается, и словно дождь. Можно и через преграды стрелять! Затем бомбы сделали. Теперь летит, внутри фитиль тлеет, от выстрела зажигается. И… Да и цепочные ядра модернизировали. Теперь не кучу цепей стали цеплять к шару, а всего четыре. Зато раскрывается такая штука в полёте, как символ Проклятого, рвёт тела людские на части. Страшная вещь! Жестокая и кровавая. Ещё изладили боеприпасы зажигательные. Что дерево и всё прочее сжигают начисто. Бомбы потайные, что в землю прячут, и когда наступает на них нога человечья — бабах, и нет его больше… С такими игрушками сразу легче стало на границе с мокрыми лесами. Боялись их дикари, словно своих богов нечестивых. Стали куда меньше нападений на лагеря славов делать… А потом Малх прислал приглашение — испытать новый корабль. Ну, не то, что новый, а с новым движителем. Собрался князь, и поехал в Рудничную слободу. Когда приехал — поразился. Выросла та за годы в несколько раз. Домны огромные выстроены, карьеры, где руду, да горючий камень добывают, тоже великанских размеров стали. Дороги подвесные, на которых тележки подвесные возят добытое, так и протянулись на несколько ярусов, и лишь вагонетки на них мелькают туда — сюда, туда, сюда. Праздных не видать, все люди дело заняты. Новые мастерские возведены в громадных корпусах, где трудятся тысячи и тысячи мастеровых. Показали ему, как листы стальные катают, как огнебои льют, как над ними люди трудятся. В мастерские для производства самого огненного зелья не пошли — опасно больно. Риск велик слишком. Так, без увёрток и обиняков и объяснили. И так, мол, смертей было… Нет, так нет. Не стал и настаивать. Его другое больше интересовало — что за корабль такой невиданный Малх придумал. Остановился в доме гостевом, к приезду князя чисто убранный. Отдохнул с дороги, а вечером, поскольку испытания на утро были назначены, в гости к Бренданову явился. По простому. По дружески. Иара недавно второго малыша родила. Расцвела истинной женской красотой, и вновь князь другу позавидовал. Нашёл, таки, своё счастье. Красива жена его на диво. И дети тоже будут. Немало сердец разобьют… Махинник не знал, куда и усадить гостя дорого — всё вокруг вился, хвастал семьёй. Было видно, что в жене и детках души не чает. Потом, когда супруга отлучилась, отправились оба на веранду, что вокруг дома была построена. Пили каву, да Малх рассказывал интереснейшие вещи: первый корабль, что силой пара, извергаемого в воду, тупиковым оказался. В никуда вёл. Можно было такие строить, конечно, но тут и запас хода невелик, и ограничение по тоннажу имелось. То есть, до определённого размера они двигались нормально, а потом всё. Не хватало у пара силы движущей. Приходилось такой котёл паровой ставить, что его вес грузоподъёмность самого корабля превышал. Когда понял, с горя проект забросил, да тут привезли рукописи из Арконы, чтобы разобрать. Начал смотреть эти свитки и книги Малх, и наткнулся на чудо невиданное — больше тысячи лет назад в Греции старой жил изобретатель Герон, который придумал устройство, эолипилом называемое[40]. Смастерил себе такую же игрушку, забавлялся долго, пока в тех же книгах не нашёл про некоего Архимеда из Сиракуз записи… А дальнейшее уже было делом техники, как говорится: взять котёл от маленькой лодьи первого образца, подвести от него пар к махине героновой, а тот заставить через передачу цепную винт вращать… Начал опыты ставить, и поразился результатам — вышло диво дивное воистину! Потом стал, по обыкновению своему, улучшать и изменять. Много чего перепробовал, и вот он результат. Завтра утром Ратибор сам увидит… Не стал о своём изобретении рассказывать. Что толку воздух сотрясать? Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Старая истина. И ещё поведал Малх, что нашёл в старых записях ещё одну вещь бесценную — как можно производительность труда в мастерских увеличить многократно. Но это он ещё покажет… В будущем… На том попрощались, разошлись. И снова князь до утра в постели без сна проворочался, вспоминая бархатный голос жены махинника. Вот кому повезло…

…Утро выдалось солнечным и безветренным. На волнах Первого озера играли сотнями блёсток лучи Ярилины, когда на берегу все гости собрались — несколько командиров морских, да махинники, что в работе над новой лодьей участие принимали, и сам князь… Лодья действительно оказалась необычной. По виду — привычный глазам славов двухкорпусник. Только вот мачт на нём, и парусов, естественно, не было. Гладкая палуба, с увеличенной против обычного избой для экипажа, к тому же вытянутого на всю ширину. А ещё — труда великанская. Словно у мастерской литейной. Подивились, потом за дело принялись. Малх команду дал — повалил дым из трубы. Разожгли топку подручные. Пришлось ждать, пока вода вскипит, да паром начнёт пыхать. Засекли время. Ну, минут тридцать ждать довелось. Дым, между тем, шурует прямо клубами. Потом светлеть стал, когда тяга появилась, стенки у той прогрелись металлические. Наконец и первая струя пара ударила где-то сбоку. Снова команда прозвучала, залязгало внутри железо, защёлкали механизмы, вскипела вода позади корабля, как раз посередине, куда металлический вал уходил. Вскипеть то вскипела, да только не так, когда пар в воду по трубе уходил. Просто забурлило там всё, и… Потихоньку лодья вперёд тронулась. Поначалу потихоньку. А потом всё быстрее и быстрее. Даже усы белопенные от носов стали отлетать, всё больше и больше. И без вёсел, без гребцов, без ветра и парусов… Чудо, одно слово! Все дивились на неслыханное, а Малх гордо улыбался. Потом поведал, что пока запас хода невелик, но из одного конца до другого озера великого он пройти может. Топливо же — либо камень горюч, либо дрова обычные. Словом, чем печи топят, тем и здесь можно лодью в движение приводить. И то это — модель. А коли настоящий двулодник ладить, то тот можно куда быстрее и с большим запасом хода сделать. Потом повёл в здание, где макет выставлен. Давал на разрезанной вдоль модели пояснения, что, чего и как. С виду — просто. Всё ведь уже было до этого. И махина Брендана, предка его. И колесо водяное. И котёл с паром Малх до этого придумал. Только винт пришлось у греков позаимствовать. И то усечённый какой то… Но работает же? Работает! Да ещё как! Горючего камня в Державе несметное количество. Дерева — не меньше. А то, что ни штиль, ни течения морские теперь не страшны — куда больше перевешивает, чем необходимость платить за горюч-камень, из земли добываемый… Словом, посовещались, решили строить настоящую лодью. Большую. Пусть Малх только чертёж доработает под свою махину удивительную. Потом спохватились — ежели махина такая может винт вращать, то, может, её ещё к чему приспособить можно? Почесал Бренданов затылок, смущённо признался, что как то не подумал об этом. Но на досуге поразмыслит. На том попрощались — постановили через год, как всё готов будет, приехать вновь в Слободу, посмотреть на новый корабль, и уж тогда то окончательно решить по поводу двигателя парового…

…Барон фон Гейер, рыцарь Ордена Храмовников, с удивлением рассматривал выросший перед ним пологий берег неизвестной земли, усаженный знакомыми ему по Палестине деревьями. Неужели тайные знания Соломона верны, и Земля не плоская, а круглая? И вот теперь его эскадра, в глубочайшей тайне собранная по приказу магистра Одо де Сент-Амана[41] обогнула мир и вышла к Палестине с другой стороны? Где ещё никто из добрых христиан не был? Месяц плавания на трёх, счастливое число, кораблях, когда экономили каждую каплю воды, питались протухшей солониной. И вот — земля! Позади зелёное от морской травы море, невыносимая жара, бурные шторма, когда оснастка кораблей визжала от напряжения, а братья по Ордену молились Всевышнему о спасении, вповалку лёжа в трюме и отдавшись на волю стихии…