Красное и белое. И серо-буро-малиновое
Шрифт:
Как только Варя покинула кабинет, Зойка Три Стакана сняла трубку телефона, энергично крутанула её и сказала в трубку:
– Матрёшкина!
Матрёшкин взял трубку.
– Слышь, Матрёшкин! Врача этого – Викторова, министра, ещё не расстреляли? Нет? Хорошо. Не расстреливай пока. Бери его дело и дуй ко мне.
Через пять минут Матрёшкин сидел у Зойки Три Стакана, которая листала уголовное дело бывшего министра Головотяпской республики Викторова Владимира Васильевича. Врач сознался во всём.
– Слышь, Матрёшкин. Варя Круглолицына оказывается дочь этого Викторова. Просит не расстреливать его. Говорит,
Матрёшкин не возражал, но попросил дать от реввоенсовета справку по существу вопроса. Зойка Три Стакана тут же написала на бланке реввоенсовета:
«Поскольку бывший министр Головотяпской республики Викторов Владимир Васильевич давал ещё в дореволюционное время клятву Герострату, то все его действия на посту министра здравоохранения вызваны профессиональным интересом и этой клятвой. Контрреволюции в клятве нет.
Председатель Глуповского реввоенсовета З.А.Розенбам»
Матрёшкин, вернувшись в здание ЧК, вызвал к себе следователя, ведущего дело Викторова и дал ему задание:
– Ты везде, где можно, допиши, что, мол, работал на Лизку потому, что давал клятву… – Тут Кузькин вытащил из кармана брюк листок от реввоенсовета. – Клятву Герострата, потому и вынужден был лечить всех при Лизке, чтобы клятву не нарушить. Понял?
– Понял!
Следователь, прочитал справку реввоенсовета и подготовил как мог заключение следствия. Удивительным и самым непостижимым образом название клятвы врачей всего мира было трансформировано ещё раз. В личном деле В.В.Викторова есть эта справка, поэтому мне остаётся только привести интересующий нашу историю текст:
«…следующее заключение.
Поскольку бывший министр здравоохранения Головотяпской республики Викторов Владимир Васильевич ещё до революции был связан с революционными кругами врачей-большевиков-подпольщиков и лично давал клятву товарищу Гидростату, считать его работу в Головотяпской республике на благо делу революции, а его участие в контрреволюционной организации «Глуповские республиканцы» отводилась к лечению отдельных установленных личностей.
Следователь Б.В.Кошкин-Дралов»
Так Викторов был спасён от расстрела и был направлен в Глуповский уездный госпиталь главврачом на исправительные работы.
Стало очевидным, что одновременно быть предисполкома и заниматься созданием комбедов Кузькин не мог – из-за частых отъездов в деревни дела в исполкоме пробуксовывали. Надо было на должность председателя губернского совета выбрать кого-то другого. Но кого и как? Провести очередной съезд Глуповских депутатов и позволить глуповцам самим выбрать председателя исполкома, то есть – пустить всё на самотёк, Зойка Три Стакана не хотела. Не позволяла Зойке Три Стакана её революционная совесть в условиях диктатуры пролетариата (при отсутствии такового в Глупове) дать возможность крестьянским массам самим выбрать не известно кого на эту ключевую должность. Надо было передать власть в Советах проверенному, надёжному человеку, а таковых вокруг не было – все воевали на фронтах гражданской войны.
В тяжёлых раздумьях по этому поводу Зойка Три Стакана проводила всё время, да придумать ничего не могла.
Во-первых, нужен свой человек, политически согласный с большевиками, а то попадётся какой-нибудь эсер или, чего хуже – меньшевик, не расхлебаешь потом. Вон, Болтушкин которого на съезде выбрали Председателем Всеглуповского совета после расстрела Троцким Ситцева-Вражека, позволяет себе не только обсуждать выносимые партией (то есть – Зойкой Три Стакана) законы на утверждение, но ещё и вносить в них недопустимые изменения!
Во-вторых, такой должен внушать глуповцам уважение и почтение. Это значит, что он должен быть из крестьян, да и пожилой к тому же.
В-третьих, всё-таки в пылу революционных преобразований много всякого натворила Зойка Три Стакана, в том числе и противозаконного, в частности, льготы и привилегии себе и своим подручным взяла сверх меры. Вдруг новый председатель исполкома начнёт ревизию? Тогда мало не покажется…
Наполненная такими мыслями, Зойка Три Стакана, которая к тому же ещё и тосковала по Камню, решилась отправиться на автомобиле однажды вечером в деревню Отлив, где она с Камнем провела чудесные месяцы перед Большой Глуповской Социалистической Революцией – медовый месяц. Про Таньку Сохатую и про измену Камня в тех местах она и не вспоминала, а вспоминала только тихие вечера у шалаша, когда они, обнявшись с Камнем, вместе любовались закатом – как утомлённое летним зноем солнце садилось за горизонт в мутные воды Грязнушки. Когда её автомобиль подкатил к покосившимся воротам избы бывшего собутыльника Кузькина, во дворе которого и стоял в своё время шалаш, сердце Зойки Три Стакана дрогнуло от нахлынувших воспоминаний. Она открыла ворота, со скрипом приветствовавшие её, и прошла во двор. Изба была заколочена – хозяин избы воевал с белыми по мобилизации, а жены и детей у него, как у непробудного пьяницы, не было.
Шалаш давно разобрали несознательные соседи, а сено скормили местным нереволюционным коровам. Ко двору, привлечённые автомобилем, стали стекаться деревенские мальчишки, а затем и взрослые, вспоминавшие потихоньку Зойку Три Стакана и её революционные вечерние диспуты с местными алкашами за стаканом самогона. Подошёл и Рябинин, тот самый, который предупредил в своё время Зойку Три Стакана о готовящейся измене Камня с Танькой Сохатой. Жители Отлива опасливо стояли в сторонке, боясь, как всегда, любого начальства. Зойка Три Стакана в одиночестве сидела на пеньке и глядела на запад, туда, где вскоре должно было сесть за горизонт солнце.
– Здравствуй, соседка! –Прервал одиночество Зойки Три Стакана какой-то высокий худой мужичок с козлиной бородкой и хитрыми глазами. – Чай опять революцию делать приехала?
– А! Рябинин! – Узнала мужичка Зойка Три Стакана. – Здравствуй и ты! А ты чем тут занимаешься? Как живёшь?
–Я-то? Я тут председатель сельсовета. Вот. А ты, я слышал, много хорошего для дела революции сделала. Лизку выгнала, да и её папашу князя – того… Мы тут все гордимся, что ты у нас некоторое время в подполье скрывалась. Помним, как ты за революцию агитировала.