Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1
Шрифт:
А Милюкова – конечно убрать, переместить.
Бывший робкий студент смещал своего бывшего уверенного доцента.
68
Генерал Алексеев привык подниматься рано поутру. А на чужом месте не спится – так ещё раньше.
В Петербурге же всегда долго спали. А минувшую ночь всю насквозь его хозяин Гучков
Весь вчерашний день проклубился несчастливым сумбуром. И доклад правительству скомкался. Как неудачно приехал. А сегодня, 21 апреля, в пять вечера надо уезжать. Но тут и сегодня никому не до Верховного. Живут своими склоками.
Возвращаться в забытую армию – ничего не решив? И опять – всё решать по телеграфным аппаратам?
Тихо встал Алексеев в отведенной ему небольшой комнатке, помолился на восток. Пошёл в аппаратную к прямому проводу, вызвал Деникина, узнал новости, распорядился.
И всё равно рано. А Гучков ещё и болен, он долго может спать.
Один неполный день оставался Алексееву, но и в него встревал Братиану, румынский премьер. Нанесло же его в Петроград на эти самые дни. Вообще, русскому Верховному Главнокомандующему с румынским премьером вполне можно было не видеться: есть для того генералы в Яссах, а тут есть Временное правительство. Но вот съехались в один день в Петрограде – и никак нельзя обминуть визита вежливости. Дутый союзник, несчастье наше и гибель, но неизбежно оказать почтение. И заранее известно, о чём будет разговор. Что Румыния – присоединилась к державам Согласия (повилявши два года перед тем), о, совсем же не из корыстных интересов, а для осуществления общечеловеческих идеалов, которым румынский король особенно предан. Но и должны же быть освобождены три с половиной миллиона трансильванских румын, и вообще упразднена дряхлая монархия Австро-Венгрия, анахронизм, её разложением заражена вся Европа. И радость Румынии по поводу государственного переворота в России, сильно способствующего русско-румынскому сближению (спасибо), – но опасаются румынские власти захлёста анархического движения от Румынского фронта, даже вот на днях безпорядки в самих Яссах, самовольно освободили из тюрем революционеров. Так нельзя ли как-нибудь прикрутить Румынский фронт – и одновременно усилить боевую поддержку румынской армии?
Кисло было заранее от этого пустого разговора, ничего он не мог ни изменить, ни поправить. При Государе Алексеев делал всё, что мог, чтобы только Румыния, не дай Бог, не стала нашим союзником. А всё равно стала.
Однако и к Братиану в эти пустые часы ехать рано, тоже почивает. И, томясь, придумал Алексеев: поехать сейчас к Корнилову в штаб Округа. А там уже будет и время – переехать через площадь в Зимний дворец, к Братиану. Предупредил Корнилова по телефону – и к нему.
Никак не удачно было назначение Корнилова на Петроградский округ в такие политические месяцы, всё Родзянко выдумал. Тут нужен был генерал-политик и дипломат, с государственной высотой, а Корнилову это недоступный этаж, он дивизионный генерал и рубака. И даже, кажется, не представляет, какая сложная эта проклятая политика.
Но что хорошо в нём – невозмутим. (Не любил Алексеев нервных генералов.) Или по лицу не прочтёшь, смуглому, азиатскому.
Корнилов считал, что вчера он справился неплохо. Да пожалуй, так и есть. По теперешней обстановке как он мог действовать иначе? Именно он и уговорил полки разойтись по казармам.
Работа для генерала – проводить митинги с подчинёнными частями…
Оказывается, этой ночью, когда Алексеев уже спал, Корнилов ездил туда, во дворец, на совещание.
Для чего?
Вызывал Гучков. Корнилов ехал – думал получить какие-то решительные распоряжения – и действовать. А не получил никаких, или отменились они за полчаса? Зато вместо попался в вестибюле корреспондентам, и пришлось отвечать.
И что ж говорил им?
Что ж остаётся. Сегодняшнее появление воинских частей у Мариинского дворца считаю следствием недоразумения, созданного какими-то безответственными агитаторами. Однако граждане-солдаты в подавляющем большинстве проявили полное понимание интересов государства: оставались спокойно в казармах.
А на площади, в полночь, 25 тысяч народа – ревут, приветствуют Командующего округом. И при такой поддержке – ничего не предпринять? Странное правительство.
Да…
Если правительство в таком виде – на что ж надеяться?
Ко всему, о чём вчера докладывал Корнилов Верховному, – ещё ж так называемая «рабочая гвардия». От самых дней революции наворовали оружия со складов, а после того умудрились перебрать оружие из городской милиции. Какой-то Боцвадзе, студент Военно-медицинской Академии, а теперь комиссар Выборгской стороны, один забрал у них чуть не половину винтовок. Как это происходит, непонятно. Округ призывал сдавать оружие – не сдают. Зачем они вооружаются? Ещё одна армия в городе, неизвестно кому подчинённая.
Отважные секущие глаза, отважный лоб. А не дано ему сразиться.
Всё-таки склонялся Корнилов к этому, не им рождённому, шальному проекту… Спасение от разложения, когда нельзя выводить петроградский гарнизон на фронт: попытаться стянуть его, тут на месте, армейской организацией? Объявить повышенную опасность Петрограду от возможного немецкого десанта после прохода льда (и правда, немцам сюда лишь повернуться?..) и что против Северного фронта сосредотачиваются большие силы (Алексеев вчера объявил газетам как раз наоборот). Может быть, дыша на этот сброд опасностью, за строгими занятиями и можно превратить их в солдат? Вот проект приказа… Хотя Гучков – против…
…Для формирования новой могучей армии… приказываю переформировать запасные части Округа в боевые полки и, не теряя минуты, начать самую интенсивную их подготовку к бою. Этим частям оставаться в Петрограде, но быть готовыми встретить и разбить противника на подступах к столице…
Так, что ли?..
Не большая находка. (И надо же, наконец, однозначно сговориться об опасности для Петрограда.) Но – может быть, может быть… А что тут придумаешь?.. А откуда брать вооружение этим боевым полкам? А боевой офицерский состав?
Ладно, Верховный не возражает против издания такого приказа.
Смотрел Алексеев в широкое окно на пустую Дворцовую площадь. Красные флаги – на Зимнем, на Адмиралтействе.
Жизнь Армии – течёт сама, неизвестно куда.
Семь миллионов сидят в окопах – и никому до них.
69
С мачехой у Коли Станюковича – совсем разладилось. За минувшие недели приглашали её прежние эсеровские друзья то в одну компанию – «на Чернова», то в другой дом – «на Савинкова», – она возвращалась переколыханная впечатлениями и восклицала: «Какие вожди! Какие люди!» И это неожиданно обернулось вчера, на ноту Милюкова отзыв её был эсеровский: «Подлец!»