Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3
Шрифт:
Удивляли князя и комиссары, разосланные по разным местам России: они запрашивали оттуда, а некоторые даже мчались назад в Петроград: как быть? невозможно организовать на местах власть! губернаторы все сменены в один день, начальники земских управ не справляются, повсюду множество комитетов, они друг друга не слушают!… О, слабые неумелые неуговорные люди! Вы, комиссары, и не посланы для управления, вы только и посланы для связи с центральной властью. И зачем же вам непременно – казённое ниссылаемое единообразие? Губернаторов? Если нужно – на местах и выберут. Это замечательно, что так много создалось местных демократических комитетов. Везде мудрость народная сотворит наилучшие жизненные формы, всё уляжется. Только нигде не надо доводить до скандалов, надо сговариваться раньше.
Более того, князь готовил на днях ликвидацию и всех градоначальств по всей России: они состоят из людей старого режима, и уже нетерпимы. Пусть и полицию каждый город устраивает на свой ум. И земские начальники тоже естественно заменятся какими-нибудь ещё земскими комиссарами.
Да вот нельзя было далее тянуть и с отменой смертной казни – уже громко раздавались укоряющие голоса. (И Набоков жаждал тоже подписаться под отменой казни, поскольку он более других для этого сделал в прежние годы.)
И амнистию уголовным нельзя было откладывать далее, во всех тюрьмах волновались, и были мятежи.
А в самом Мариинском дворце сидел арестованный генерал Мрозовский – и не знали, что с ним делать. А из Киева срочно телеграфно запрашивали: как быть с арестованным генералом Ивановым? Ну что ж, доставьте его в Петроград, тут произведётся всестороннее расследование.
Да не перечесть запросов и теребящих телеграмм, какими осаждали князя Львова с утра до вечера. И беспрерывно звали к телефону. А ещё ж прорывались депутации, не всем откажешь, – а желала выразить каждая всего лишь полную поддержку Временному правительству.
Возникали самые неожиданные проблемы. То общественные организации, которые до сей поры только и выволакивали на себе воюющую Россию, как собственный князя Львова Земгор, теперь начинали выглядеть как лишние дублирующие создания, мешающие деятельности министров. И Особых совещаний по сырью, по топливу, по металлам, по перевозкам существовало так уже много, что, находил Коновалов, надо добавить ещё два новых Особых совещания, дабы координировать деятельность прежних. А всё равно: воззвание к рабочим Донецкого бассейна об увеличении работы (и ограничить Пасху тремя днями) должно было издавать правительство и комиссаров туда посылать – оно же. И металлургия была в тревожном состоянии. И подпирал вопрос о неизбежности государственной нефтяной монополии. И нельзя было до Учредительного Собрания откладывать рабочего законодательства, свободы профсоюзов, права стачек. Тем временем бастовали в некоторых местах казённых железных дорог, сменяли начальников, а подвижной состав не ремонтируется, – и надо было, настаивал Некрасов, скорее вводить 8-часовой день и увеличивать заработки. Но заработков требовали все – и надо было объявлять Заём Свободы, о чём опять-таки требовалось воззвание правительства. А Киев требовал преподавания на украинском языке. А Мануйлов заговаривал о реформе высшего образования в Империи и ликвидации системы народных училищ. А ещё первее всего надо было отменять национально-вероисповедные ограничения в Империи.
Да помилосердствуйте, господа! В каких головах это всё может поместиться – и в каком числе заседаний быть обсуждено, мирно и без скандалов?
А скандал едва не получился в правительстве по неожиданному поводу: кто поедет в Ставку? Давно намечалась такая поездка: уж Ставка ли была для правительства не самым главным местом во время ведения Великой войны? Для личного знакомства с ходом дел натурально было ехать премьер-министру, военному министру и министру иностранных дел, поскольку там состояли представители союзников. Чтобы решить острейшие проблемы снабжения армии продовольствием – неизбежно было ехать и Шингарёву. В таком составе и решили ехать, – но тут Некрасов стал резко настаивать, что эта поездка не может состояться без него, иначе он не гарантирует работы прифронтовых железных дорог. Чтобы не было скандала – князь ему уступил. Но тут заявил и Керенский, что ему абсолютно необходимо ехать в Ставку для личного знакомства с Алексеевым и всем штатом, для составления общей политической картины, – и уж кому-кому, но Керенскому Львов никак не мог отказать! Но – и не могло же всё правительство в полном составе ехать в Ставку! Так пришлось отказаться от поездки князю Львову самому. Странно будет выглядеть такая поездка без премьер-министра, но и неприлично же никому не остаться в Петрограде.
Сегодня, пока не разъехались, устроили два заседания правительства – ранневечернее и поздневечернее.
Ещё то огорчало князя, что заседаниями правительства иные министры стали манкировать: опаздывали или на самих заседаниях явно дремали, всю страсть приберегая к столкновениям на закрытых заседаниях, ночных. (А и закрытыми заседаниями не следовало злоупотреблять: уже раздавались упречные общественные голоса, что Временное правительство действует в обстановке тайны.)
И ещё одна особенность формальных заседаний: так много подсовывается бумаг с мелкими вопросами – что невольно их оглашаешь, и так мозги министров долго не доясняются до главных вопросов, хотя все понимают, что надо решать именно главные.
Сам же князь и вынужден начать заседание с вопроса о воздвижении в Петрограде памятника павшим в борьбе за свободу. (Хотят сделать выше Александрова столпа.) Постановили: немедленно объявить конкурс на памятник.
А Шингарёв, хотя необъятные вопросы налегали, не мог не объявить о пожертвованиях, поступивших через него, в том числе золотая цепочка, которая будет сдана в банк. (Его голос дрогнул, когда он сообщил об этой наивной жертве.)
Эта цепочка подала повод правительству учредить Фонд Национальной Обороны.
А Милюков возбудил вопрос о наградах по дипломатической службе, подписанных до дня революции: как будто нет оснований отменить их и не обнародовать? Зачем обижать ожидающих чиновников?
А может быть, правильнее награждать орденами только за боевые действия?
По министерству внутренних дел был вопрос: брать ли на себя утверждение выборных предводителей дворянства. Обсудив, решили: правительству – уклониться, предоставить предводителям выполнять обязанности, а там пусть разъяснится обстановка сама.
Ещё: приостановить всякое производство в чины по гражданскому ведомству. (До выяснения контуров нового строя.) Но этого – не следует обнародовать, лишь сообщить к руководству.
О процентной прибавке чинам почтово-телеграфного ведомства. Отпустить полмиллиона рублей.
Им же – на выдачу пасхальных подарков. Ещё полмиллиона.
Мануйлов: можно ли и всем министрам завести свои бюро для осведомления печати, как завёл Керенский?
Решили, что можно.
Управделами спрашивал: распечатывать ли все акты Временного правительства? А за счёт чего? Отпустить 100 тысяч.
Во всей этой мелкой череде первенствующе важно, как держит себя князь. Он-то не должен допустить скуку ни на лице, ни в голосе. Он-то должен с неизменной внимательной и свежей улыбкой осматривать и опрашивать желающих высказаться и видом своим передавать всем бодрость и надежду.
Прекратить празднование царских дней. Взамен того обсудить установление празднования событий государственного значения.
Ещё такой вопрос: петроградская городская дума, не получив разрешения занять Зимний дворец, теперь настаивает проводить свои общие заседания в Мариинском. Но хорошо ли их сюда пустить? – Нет, господа, тут от них жизни не будет. – Но в какой форме отказать, ведь неудобно?… Придумали: ведь тут ещё возобновит заседания Государственный Совет!