Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого
Шрифт:
142
Теперь вся Россия была
И ораторов он переслушал многих, и в беседах просто, и в зубоскальстве, и газеты читал, времени не жалел. И со своим метким опытным глазом, какой жилку единую различал в лошадиной ли поступи, в человечьем голосе, в базарной повадке, доглядел он, чего поди никто-никто и не видел: что переворачиваться – не кончилось, а только началось. Что ещё будет трясти, пластать и сыпаться, и не только что прежнего мы уже никогда не увидим, но и нынешнее – всё ходульное и рухнет в прах. Да по одному питерскому ералашу это было видать, до чего на каждом повороте захлюпалась столица, – а как же на России отзовётся? Да по одним министрам, хоть с трибуны их послушать, как они перед кучкой случайных солдат один за одним выстилаются, хоть вот заглянул в само военное министерство: ступал прапорщик гулко с красным клочком на груди – и перед ним генералы изгибались готовно. А и в вождях Совета – в этом Соколове, Скобелеве, Церетели – тоже становой жилы не было.
И приходилось признать, что за самое-то живьё людей цепляли большевики: войну – долой сейчас! и землю – давай сейчас! Здорово чешут! И хотя тут же и брехали закрайне, – а твёрже их не выглядывалось релки на болоте. Лопухи звонили в газетах: «Если мы свято и честно умирали на своём посту за старую смрадную Россию – то с какой радостью мы отдадим жизнь за новую!» – да мать же вашу за ногу, что вы разумеете в жизни и в солдате?.. Большевики предлагали товар куда ближе к жизни. Хватка у них была – самая забористая.
А Чернега – поле перекати, без семьи, без дома, да и в офицерстве случайный: звёздочка эта хоть и лестна была, но она Чернегу не переменила и белой костью не сделала. Пока война – недурно со звёздочкой, а отпанет война – так заберите её, не жалко. Когда всё и дальше будет вот так перепластываться и меняться – так надо ноге опору потвёрже.
И – присматривался Чернега к этим большевикам, вот и к этому Зиновьеву – хотя и шпынь же, и студень жидкий, еле одёжкой сдержан.
Сегодня в Белом зале опять они с Церетелей состязались перед военными делегатами, только сиди посматривай.
Вопрос такой: кому должна принадлежать власть и как относиться к Временному правительству.
Зиновьев сегодня развязней вчерашнего, трибуну освоил, двумя ладонями опёрся, локти вывернул и квакает:
– Гучков и Милюков боялись революции и искали соглашения с царём, чтобы сохранить монархию. Поэтому к Временному правительству нельзя отнестись с доверием: они представляют класс капиталистов и помещиков. И всё это они жульничают, будто отказались от аннексий: раз остаются в силе тайные договора – значит, продолжают политику аннексий. Нет, нельзя оставить правительство в нынешнем виде, но и коалиционное не спасёт, – а передать всю власть Советам, и мир поверит им скорей.
С чего это он им поверит? Не-е,
– Вопрос должен быть поставлен так: какова та власть, которая может закрепить революцию? Нынешние министры признавали раньше монархию? Так и большинство русского народа её признавало, а вся армия присягала царю. Но сейчас буржуазия за республику, ибо иначе гибель России. Если вы пойдёте за товарищем Зиновьевым, то вы дезорганизуете революцию. Надо говорить не о том, что желательно, а что осуществимо. Огромная часть России – не социалистична, крестьянство стоит за собственность. Временное правительство вовсе не оторвано от народа, и ещё вопрос, за кем большинство. Сейчас было бы преступно разорвать договор с буржуазией, пока она выполняет демократические требования, и раскалывать наши силы, стоящие на общедемократической платформе. Одно из двух: или Совет захватит власть и ничего не изменит, или пойдёт на разрыв с союзниками, сепаратный мир с Германией – и будет разгром страны и революции.
– Правильно! – кричат ему. Почти все в зале за него.
– Конечно, можем сделать тот прыжок, который предлагает Зиновьев, – но сломаем шею и себе, и России. Гучков и Милюков научились хоть кой-чему и сделали шаг вперёд. А Ленин и Зиновьев – ничему не научились и сделали шаг назад, от ясного социализма к утопическому. Если мы декретируем диктатуру пролетариата, то огромная масса народа шарахнется в объятия буржуазии.
Не-ет, это ты чего-то не видишь.
Теперь – земля. Зиновьев:
– Революция есть вопрос хлеба и земли. Требование не захватывать земель – это взгляд кабинетный. Сила революции заключается именно в захватах! Нельзя доверять Временному правительству и ждать Учредительного Собрания, которое в корыстных интересах откладывается со дня на день, хотя его можно собрать в две недели. Надо, – криком, – взять землю!! И засевать её помещичьим зерном!! А если крестьяне сейчас не возьмут – то совсем не получат!
Ропот по залу прошёл, всякий. А что, и может быть, где мы не упускали?.. где мы когда успевали?
Сменились. Взошёл Церетели:
– Спор идёт не о том, должна ли земля принадлежать всему народу, в этом все социалисты вполне между собой согласны. Но сомнительно, чтобы переход земли к крестьянам можно было бы осуществить декретом Совета. Вопрос о земле надо решить в единении с волей всего народа. В Учредительное Собрание попадёт всё население.
Прапорщик из 11-й армии, по фамилии Крыленко, а здесь называют иные «товарищ Абрам», он из большевиков:
– Нет! попадёт только буржуазия! А вы будете вынуждены им подчиниться.
– Я убеждён, что этого не будет. Но если б и так – да, мы должны подчиниться Учредительному Собранию. А чтоб оно было созвано – надо укрепить фронт: если будет прорван фронт – погибнет и земля, и революция. Боевая готовность фронта и есть готовность нашей революции.
А тут, откуда ни возьмись – бабёнка! светлокудрая, товарная, зашла в зал, присела сбоку:
– Запугивание прорывом фронта есть уловка буржуазии! Так обманывали все народы!
А Церетели не удивился:
– Вы, товарищ Коллонтай, обнаруживаете полное незнание действительности. Что германцы захватили нашу землю – это не выдумка буржуазии, а факт! А позицию большевиков совсем не понять: сначала решить все вопросы – а потом Учредительное Собрание? Тогда и зачем оно?