Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого
Шрифт:
А тем временем отряд Верховского торжествовал победу над великими князьями: были застигнуты врасплох, спящими! К Марии Фёдоровне вошли в спальню, обыскивали саму императрицу и её постель. Александр Михайлович протестовал, матрос наставлял на него револьвер. Николай Николаевич заявил, что безпрекословно подчиняется правительству. Нашли несколько ружей и коллекцию кавказского оружия, забрали. Реквизированы у Романовых все автомобили, изъяты пуды личной переписки, Евангелия с какими-то пометками. Контрреволюционная организация не найдена, слухи о тайных ночных собраниях не подтвердились. Не оказалось и радиотелеграфа, но в указанном
Вот такие гримасы приносила революция. А от известного Бурцева пришёл такой материал: покончил самоубийством анархист – двойной агент Б. Долин, ещё в 1914 он приехал в Россию от немецкой разведки с заданием взорвать дредноут «Марию» и поджечь архангельский порт – но выдал замысел Департаменту полиции.
Так вот ещё когда!.. Но Колчака никто не предупредил, не известил…
Из его просторной каюты на «Георгии» через большие иллюминаторы – видны были корабли в бухте, как будто боеспособные.
А между тем – послезавтра уже май, десант не готовим, и значит – упущен.
А вот надо ставить новые заграждения у Босфора, налетать на турецкое побережье, – а пойдут ли матросы?
А нет – так в отставку, в любой момент.
Но – и сейчас не мог он перестать верить, что ему – всё удастся.
128
На заседании Четырёх Дум просидел Павел Николаевич на своём обычном думском месте, в первом нижнем ряду, плотно замкнув рот, с безстрастным лицом, и ни разу никому не аплодировал, какой шум ни вспыхивал в зале.
Любители могли видеть в этом спектакле подобие демократического торжества. Но понимающему взгляду – это была траурная церемония по тому лучшему и высшему общественному движению, какое процвело в России между двумя революциями, впервые со времён декабристов и Герцена. И – всё падало в небытие. Идеалы были растоптаны за два безжалостных месяца. И безвозвратно.
Есть особенно неблагодарные страны. Такова Россия.
Однако член партии и член правительства не принадлежит сам себе. И хотя в тот траурный день более всего хотелось молчать – Милюков обязан был, по расписанию кадетского ЦК, через силу толкать себя в тот вечер и до поздней ночи по торжественным митингам партии народной свободы – сперва в Калашниковскую биржу (трудно описать овацию), потом в фондовую биржу, и плести что-то такое оптимистическое – и о 1-й Думе, и о том, что Временное правительство – вожатый страны в неизведанное будущее, страна поверила этим людям, а нельзя доверять только наполовину. А силы врага иссякают, а союзники сильны как никогда. И тут скислялся, что отношения с Советом – не вполне нормальные, но нельзя допустить конфронтации, ибо таковая перельётся в гражданскую войну. А если не доверяют, пусть лучше у руля станут другие люди, пусть…
А потом узнал, что в эти же самые вечерние часы на митинге в Михайловском театре Некрасов, уже нагло сбрасывающий свою личину и увёртки,
Открыто бил в лицо.
Что осталось в нём от кадета? Хищный дезертир.
А достойно смолкнуть, а достойно сосредоточиться на своей работе – нельзя ни на день. Вчера – с отвращением пришлось ехать на это так называемое «совещание фронтовых делегатов». Поехал заранее раздражённый и оскорблённый. Офицеров там было немного, всё больше нижние чины и унтеры, они же в президиуме – дремучие, непросвещённые лица, пробуждённые лишь нынешней распущенностью и политическим развратом. И тут же – глупый суетливый Скобелев, как же – тоже министр иностранных дел, Совета, – для контроля? для дублирования? Ещё стало гаже.
Разумеется, никакой речи, никакого вступительного слова Милюков не стал говорить. Демос желает задавать вопросы министру? Хорошо, я вот он, задавайте. Да вопросы их легко предвидеть и потому нетрудно найтись в ответ.
Существуют ли тайные договора с союзниками и будут ли опубликованы? Да, существуют, но не могут быть опубликованы, пока не изменятся традиционные приёмы дипломатии. (Наверно, и слов этих не знают.)
– Я сам – не сторонник секретного ведения дел. – (Почему-то обстановка вынуждает несколько ретушировать.) – Но опубликование привело бы нас к разрыву с союзниками. И такой акт был бы нечестен по отношению к ним.
Какая цель войны? Самоопределение и объединение народностей – Бельгии, Сербии, Румынии, Италии. (Сразу срезал. Качество несшибаемости Милюков за собой знал хорошо. Только не льстить им и не гнуться.)
Аннексии и контрибуции? (Попугаи.) Прежде надо условиться, как эти выражения понимать. По международному праву, разорённым странам должен заплатить тот, кто их разорил. Германия много местностей превратила в пустыню.
Как излагать субтильную дипломатию демосу? А завтра он потребует контроля? Великие тени Талейрана, Меттерниха, Пальмерстона осудили бы Павла Николаевича, если б он был слишком откровенен сейчас.
Почему задерживается возврат эмигрантов? (Самый важный вопрос международной политики! Больше всего этим рожам не хватает Троцкого. Хотя на кадетском съезде Павел Николаевич приветствовал возвращение революционеров. Тут приходится немного подкривить.) Союзники получили сведения, что некоторые возвращающиеся эмигранты имеют целью свергнуть Временное правительство. В телеграммах были перепутаны фамилии. Мы посоветовались с Керенским (по нужде подкрепиться им) – и дали телеграмму пропустить.
Как отнеслись союзники к нашей революции? Сперва очень обрадовались, а теперь опасаются, что у нас возьмут верх германские симпатии и потеря боеспособности. Союзников удивляет наше братание с немцами. Резолюций с осуждением союзников, как хотите, не следует выносить.
А в каком положении Германия? В критическом. А Турция? Накануне революции.
Правда ли, что на нас Япония хочет напасть? (Эти слухи пошли через итальянских дипломатов, неосторожная попытка нажать на Россию.) Нет. Япония смотрит на Восток, а не на Байкал. (Будто они карту знают.) На маньчжурской границе их корпусов нет. Эти слухи касались случая нашего сепаратного мира с Германией – но имейте в виду, что ни одна русская политическая партия не мыслит о сепаратном мире. (Как некоторые из вас.)