Красное на голубом
Шрифт:
Вот оно, верное слово! Месть. Не любовь, не ревность, не отчаяние, а все-таки месть. «Это чувство посильнее всех остальных будет», – подумала Рита, в душе, однако, считая, что истинной причиной, толкнувшей Наталью Беленкову на совершение трех страшных убийств, явилось желание, образно выражаясь, примерить на себя судейскую мантию. Она приговорила любовницу своего мужа и любовниц мужей своих подруг к высшей мере наказания – смерти, причем не столько даже за любовь и обман, сколько за их молодость. Смертельный
Рита очнулась.
– …что она отомстила своему мужу. Да и не только ему, но и двум его приятелям – так сказать, за себя и за своих подружек. Но тут выяснилось, что она беременна от Алекса. Она не выдержала всего этого. У нее оставался еще один кусок от колготок. Господи, прости меня! – И Юля перекрестилась.
«Да нет на тебе креста, – подумала Рита, морщась, словно увидела жабу. – Нет и никогда не было. Ты наблюдала за тем, как сходит с ума на твоих глазах твоя подруга, и палец о палец не ударила, чтобы ей помочь, образумить, найти какие-то доводы и убедить ее не совершать эти преступления».
– А ей не было страшно? Ведь она удушила собственными руками всех троих.
– Думаю – было. Но она продолжала делать это. Да, конечно, я тоже виновата. Но вы обещали мне… Я же все откровенно рассказала!
Юля думала в этот момент только о себе, о том, как бы у Риты не кончилось терпение и она не рассказала всю правду Марку. Она так и продолжала воспринимать себя как стороннего наблюдателя, а не как соучастницу.
– …чтобы с Костей ничего не случилось, чтобы на него не подумали, – продолжала Юля.
– Он уже сознался, пришел и все рассказал, но я ему не поверила, – пожала плечами Рита, которой наскучил весь этот разговор. – Скажите, Юлия, а если бы убили вашу дочь? Вы не подумали об этом? И как бы вы тогда рассуждали?
Пришел Марк, принес клубнику. Он выглядел таким счастливым, что Рита подумала: как же это хорошо, что у него сохранилась еще способность, работая в прокуратуре и каждый день сталкиваясь с преступниками, радоваться жизни, улыбаться.
– Марк, ты такой хороший! А я пирог испекла. Лена не звонила? Они не задержатся?
– Нет, они придут вовремя. Больше того, она собирается заплатить тебе за те натюрморты – с незабудкой и дыней. Ты не представляешь, как она изменилась! Она счастлива, и я ужасно рад за нее.
– Я тоже рада. А что у нее с дочерью?
– Да ничего хорошего. Вероятно, Инна, болезненно пережившая разрыв со своим парнем, тоже ударилась в депрессию. В точности повторяя поведение матери. Но сейчас в их доме, насколько я понял, такая дружелюбная обстановка, и это во многом, кстати, зависит от присутствия Гурьева, что девушка скоро должна поправиться, вернуться к нормальной
Она поняла, что речь идет о сыне Бориса Анджана, эксперта – о том самом Гоше, который выкрал «на время» пресловутый чулок со следами эпителия Ирины Овсянниковой, подменив его похожей «ногой» от колготок.
– Да уж, чего только в жизни не бывает.
– А я думаю, что все логично и правильно. Тебе сколько луковиц очистить?
– Пять.
– Так вот. Если парень ради нее решился на такое, мягко говоря, преступление, значит, он неравнодушен к Инне, понимаешь?
– Надеюсь, ты не завел на него уголовное дело?
– Не завел, из-за Бориса.
В дверь позвонили, и вскоре в кухню вбежала, вся в розовом, в пышных юбках, истосковавшаяся по маме Фабиола.
– Мама! – Она зарылась лицом в складки Ритиной юбки и от счастья заплакала.
– Ну-ну, Фабиолочка, ты что? Успокойся.
– Она так по тебе соскучилась, – с ноткой укора в голосе сказала вошедшая следом за внучкой Ксения Илларионовна. Бабушка была тоже одета празднично, по-летнему в светлом, на голове – соломенная шляпка. Рита поцеловала дочку, маму.
– Да уж. Что-то мы с Марком заработались, закружились, – попыталась она оправдаться перед матерью, но сразу же поняла, что ничего из этого не выйдет и что нет им прощения. Увлеченные поисками убийцы, они и не заметили, как пролетела неделя и они так и не выбрались в Пристанное.
– А у нас вот что! – Фабиола сбегала в прихожую и принесла оттуда небольшое ведерко, прикрытое сверху марлей. Рите показалось, что марля пропиталась кровью.
– Это наша клубника! – сказала, сияя радостью, Фабиола. Она ни на шаг не отходила от Риты.
– Ты не представляешь, как твоя дочь любит землю! – сказала Ксения Илларионовна, разгружая сумки. – Ей, конечно, трудно ухаживать за клубникой, но она так мне помогала! И пирожки печь тоже – лепила их. Даже новую начинку придумала, из яблок с клубникой. Говорит: маме с папой понравится. Она очень соскучилась. Нельзя, товарищи родители, так надолго оставлять дочку без присмотра! Вот, это укроп, петрушка. Икра баклажанная, с зимы осталась.
– У нас дело одно было… его требовалось закончить, – виноватым голосом сказала Рита. – Может, слышала? Три молодые женщины были задушены.
– Да слышала, конечно. Рита, я все понимаю, конечно, преступников надо ловить, кто спорит? Но я-то полагала, что ты оставила мне Фабиолу, чтобы заниматься своими делами. Когда ты последний раз бралась за кисть?
– О, господи, мама! Я совсем забыла. У меня же был заказ.
– Какой еще заказ?
Разговаривая, женщины накрывали на стол, Марк помогал им, а Фабиола продолжала держаться за Ритину юбку, словно боялась, что мама куда-нибудь уйдет.
– Мне заказали портрет. В сущности, он готов. Пойдем, я тебе покажу. Фабиола, дочка, побудь с папой, помоги ему разложить салфетки, хорошо?