Красное на голубом
Шрифт:
В мастерской Рита открыла два окна, впустив свежий воздух. Ксения Илларионовна остановилась перед портретом Кости.
– Подожди, я что-то не поняла. Это что – копия?
– Почему копия? Я писала портрет молодого человека, Кости Беленкова. Правда, красивый мальчик?
– Но это же не современное лицо. Мальчик как будто из другой эпохи. Посмотри, какой у него взгляд. А одежда? Где ты взяла этот роскошный берет, камзол? Я просто потрясена, Рита! Уверена, что тебе не надо отдавать этот портрет, оставь его себе. Эта работа – твоя огромная удача.
– Ма, все это дежурные слова. Вот если бы ты увидела его.
И тут послышались какие-то голоса сверху, затем по лестнице стал кто-то спускаться (Корсакова, подумала Рита), и, к ее величайшему удивлению, в мастерской появился Костя. Конечно, он выглядел не как всегда – бледный, в черном костюме с черной рубашкой, в руках – букет белых роз. Молодой джентльмен пришел на свидание.
– Костя, – немного растерялась Рита, ожидавшая сегодня увидеть кого угодно, но только не повергнутого в траур Костю. – Рада тебя видеть. А это моя мама, познакомься – Ксения Илларионовна. – Она подумала: хорошо еще, что она не успела больше ничего рассказать матери. Вот был бы ужас, если бы Костя услышал, как она рассказывает историю тройного убийства!
– Очень приятно. Константин, – представился Костя. – Это ничего, что я без приглашения? Вообще-то я пришел за портретом. Хотел поблагодарить и расплатиться.
– Но он же не совсем готов. Я должна покрыть работу специальным составом.
– Я хочу забрать его, – каким-то странным голосом сказал Костя. – Пожалуйста.
– Костя? Так вот с кого написан этот чудесный портрет! – воскликнула ничего не подозревающая Ксения Илларионовна. – Сходство просто потрясающее. Рита, я горжусь тобой. Вы знаете, молодой человек, а ведь я только что просила ее оставить портрет себе. Роскошный портрет, словно это – работа какого-нибудь старинного мастера.
– О, боже, я совсем растерялся. Это вам, Рита, – Костя протянул ей букет роз. – Я очень рад, что познакомился с вами, Ксения Илларионовна. Думаю, мы видимся не последний раз. А это деньги.
Он достал из кармана пиджака пакет и протянул Рите.
– Здесь оговоренная сумма. Я могу забрать портрет прямо сейчас?
– Но он даже не просох. Костя, в чем дело?
– Хорошо, вы поговорите, а я поднимусь, посмотрю, как там дела. – Ксения Илларионовна деликатно удалилась.
Костя подошел к Рите и положил голову на ее плечо. Она обняла его и сразу же почувствовала теплые слезы. Он плакал, как мальчик, только что потерявший свою маму.
– Я очень боялся, что вы выставите меня вон. Я хотел, я старался все представить так, словно это я во всем виноват! Но она решила по-своему. Пусть все думают о ней, что она слабая, не сумела выстоять в этой жизни, но я-то знаю, как трудно далось ей это решение. Мама слишком любила жизнь, чтобы после всего, что она натворила, остаться на этом свете. Конечно, она была больна. Здоровая женщина не стала бы так реагировать на измены мужа. Они ведь случаются на каждом шагу. Я пытался ей это объяснить.
– Костя, когда ты догадался?
– Когда произошло первое убийство. Она приехала поздно, глаза – как у мертвой. Ничего не выражали. На каблуках
– Но невозможно же предположить, что было совершено убийство, лишь по детскому одеяльцу в багажнике и сломанному ногтю?
– Хорошо, я скажу. Однажды я неожиданно вошел к ней в спальню, не знал, что она дома, и увидел, как она душит подушку. У нас есть подушка, диванная, большая, в форме черепахи. Так вот. Она расположила эту подушку на стуле таким образом, словно там сидит человек. Не знаю, как объяснить. Как кукла, муляж. Она подошла сзади и накинула чулок на шею черепахе. Я тогда понял, что она репетировала. Да и много чего было, разных деталей. Я знал, что плохо будет Ольге. Мне так было жалко мать, что я готов был с самого начала взять все на себя! Но она не позволила бы. Да и доказательств того, что это сделала она, у нее было предостаточно. Я знал, что на экспертизу взяли эти пресловутые посылки. И хотя моя мать была в перчатках, не могла она все устроить настолько аккуратно, чтобы не оставить ни одного отпечатка пальцев.
– Костя, но ты вел себя совершенно спокойно. Или я ошибаюсь?
– Просто, когда я видел вас, старался ни о чем другом не думать. Рита, прошу вас, не вычеркивайте меня из своей жизни! Я люблю вас и сделаю все, чтобы мое появление в вашем доме не ассоциировалось у вас исключительно с этими убийствами!
И вдруг Рита поняла, что он еще не осознал до конца всю глубину трагедии, разразившейся в его некогда благополучной семье. Он словно завис между реальностью и неосознанным желанием не думать о самом страшном. Это было проявление инстинкта самосохранения.
Рита не выдержала и вновь обняла его, поцеловала в соленую и мокрую от слез щеку.
– Бедный ты мой мальчик! Принц. Желаю тебе все это пережить. Что же касается нашей дружбы. Сложный вопрос.
– Я все равно буду звонить, приходить, буду навязчивым и невозможным. Но вы придаете мне жизненных сил, а мне они сейчас так необходимы.
Рита, чувствуя, что разговор затянулся, поднялась с Костей наверх. Пришли Лена Корсакова с Гурьевым. Лену было не узнать. Исчезла заносчивость, отталкивавшая и вызывавшая чувство неприязни, и тот эгоизм, с которым она отнимала многие часы и вечера у Марка. Она выглядела совершенно спокойной и счастливой женщиной. Правда, она заметно похудела.
Квартира наполнилась голосами, смехом, запахами еды, духов. Фабиола носилась между гостями и рассказывала всем подряд о том, как она помогала бабушке в Пристанном собирать клубнику и пропалывать грядки с укропом. В своем воздушном платье она была похожа на сказочную бабочку, перелетавшую с одного цветка на другой.
Лена на правах подруги дома (!) помогала Рите накрывать на стол, разносила напитки, салаты, закуски. Костя же стоял возле окна и безотрывно следил за каждым движением Риты.