Красное на красном
Шрифт:
— Прошу меня простить, но я не герцог.
— Это вопрос нескольких лет. Или месяцев. Или недель. Ваш дед стар, и вы — единственный законный наследник рода Эпинэ и будущий Повелитель Молний. Кстати, молодой человек, вы еще не связали себя словом и браслетом с какой-нибудь красавицей?
— Нет, Ваше Величество.
Словом и кольцом он не связал себя ни с кем, а о сердце его никто не спрашивает.
— Моя младшая дочь очень красива и прекрасно знает талиг и гайи.
— Ваше Величество…
— Вам этот разговор может показаться преждевременным, но лучше преждевременный
Так вот в чем дело! Альдо, если он, разумеется, победит, будет слишком большим куском для кагетского казарона, а Первый маршал Талигойи и Повелитель Молний — в самый раз. Смешно, но ему это тоже подходит. Мэллит любит другого, а родовитую жену будущему герцогу так и так навяжут, причем скоро. Договор с Адгемаром — это отсрочка, еще вопрос, когда Альдо победит, если вообще победит.
— Ваше Величество, но согласится ли… — Леворукий, как же называется дочь казара, не каза же! — Согласится ли принцесса?
— Когда вы вернетесь, в вашу честь будет дан малый пир. Вы увидите мою дочь Этери, она увидит вас.
— Я буду счастлив, Ваше Величество, но откуда и когда я должен вернуться?
— Видимо, к осени, когда пребывание в горах перестанет быть приятным. К этому времени я и моя дочь вернемся из Агариса. Я надеюсь на церемонии избрания Эсперадора лично заверить юного Альдо в своем дружеском расположении и поблагодарить Его Высочество за радость, которую он мне доставил, направив для переговоров истинного Человека Чести
— Благодарю, Ваше Величество.
— Я никогда не скрываю своих чувств, — заверил Лис, — но я начал рассказывать о Сагранне. Как вы знаете, в Варасту из Кагеты можно пройти четырьмя дорогами. Одна ведет через Барсово ущелье. Двести лет назад его перекрыли стеной, превратив в неприступную крепость. Я держу в Барсовых Вратах смешанный гарнизон, куда больший, чем требуется для охраны цитадели. Мне это представляется разумным, талигойская армия, насколько мне известно, тоже разделена на части, размещенные в нескольких провинциях.
— Да, — признал Эпинэ, — это так.
— Северная военная мысль опережает южную, но когда-нибудь армия Кагеты станет одной из лучших в Золотых землях. Пока, к сожалению, наши воины не понимают, что свои обязанности следует исполнять и в мирное время, — казар тонко улыбнулся. — Люди устают от безделья. Кагеты пируют и охотятся, но бириссцы развлекаются иначе, и уследить за ними очень трудно. Бириссцы — хорошие воины, но у них нет того понятия о дисциплине, к которому привыкли в регулярных войсках. Возможно, они тайно переходят через горы. Возможно, они выказывают там друг перед другом свою удаль. Я ничего не знаю об этом и не могу знать, но я говорил о другом. Барсовы Врата — удивительная крепость. Лишь одна стена в ней сложена людьми, остальное создали духи гор.
— Я с удовольствием воспользуюсь разрешением Вашего Величества посмотреть цитадель.
— Разрешением? — Черные брови казара поднялись вверх. — Зачем вам разрешение? Вы просто путешествуете, герцог. Путешествуете, знакомитесь с обычаями, охотитесь, пируете. Саграннские казароны обязательно пригласят посмотреть Барсовы Врата, соглашайтесь и ни о чем не думайте — война вас нагонит.
2
Клемент радостно посеменил навстречу хозяину, но на полдороге остановился, встал на задние лапы, словно принюхиваясь, сжался в комок и… ощерился. Робер удивленно посмотрел на любимца — Его Крысейшество был вне себя. Эпинэ с недоумением повернулся к Каллиолю.
— Что с ним?
— Кто знает, — развел руками гоган, — из дворца приносят странные запахи, странные вещи и странные мысли. Когда хозяин покидает дом, а его собака воет, это не к добру, и лучше вернуться. Когда хозяин возвращается, а его собака воет и пятится в свою конуру, ему не нужно переступать родной порог, чтоб не внести в дом несчастье.
— Ты думаешь, со мной не все в порядке?
— С тобой. Или с твоей крысой. Или с нашим миром.
— С миром точно не в порядке, — буркнул Робер, — иначе что я делаю в этой лисьей норе?
— Блистательный не рад встрече с великим казаром? — странным голосом осведомился Каллиоль.
— Ты опять? — вскинулся Иноходец. — Еще слово и убью.
— Нет, — гоган засмеялся, как показалось Эпинэ — с облегчением, — с тобой все в порядке. С Клементом — тоже. Остается наш мир и то, что ты мог принести из дворца.
— Адгемар мне ничего не дарил. Собирается, правда, но потом, после войны.
— Есть люди, чьи дары нужно принимать с поклоном и немедля жертвовать на храм или отсылать врагам, — покачал головой Каллиоль, — но сына моего отца пугает то, что ты не принес ничего и принес зло. Я прошу тебя, встань у огня.
Робер повиновался — гоган был встревожен, Клемент разъярен, да и ему самому было неуютно. Каллиоль четырежды воздел руки, пробормотав что-то на все еще непонятном, но уже привычном языке, и, подойдя к Роберу, начал расстегивать ему пояс.
— С ума сошел? — с некоторой оторопью произнес Эпинэ.
— Ты не смотришь по сторонам и не считаешь червей, которых давят твои сапоги, — чтобы ответить, гоган прервал свои манипуляции, — тебе могли что-то подложить в одежду.
— Я и сам могу раздеться.
— Нет, ты слишком быстр. Если в твою одежду воткнули иглу, ты можешь уколоться. Не мешай мне.
В последний раз Робера раздевали, когда он был ранен. Он смутно помнил заросшие, грязные лица, отрывистые слова, из которых в память врезалось лишь «не жилец, а сапоги крепкие», привкус крови во рту. Потом он потерял сознание и пришел в себя на заваленной соломой телеге. Сапоги с него и вправду сняли, потом он случайно встретил мародера, все еще щеголявшего в его обуви, но ничего не сказал. Ту войну они проиграли, но сами. Эту, если и выиграют, то с чужой помощью, и чем это обернется? Если после одного-единственного разговора с Адгемаром его не узнал Клемент, что будет после победы?