Красные финны
Шрифт:
Мы были рады такому вниманию и им гордились:
— Сам, понимаешь, главнокомандующий…
— Не на пустяковое дело посылают, раз сам проверял…
С. С. Каменев выделил нам и свой паровоз до Петрозаводска. Немаловажный показатель значимости нашего отряда.
В Петрозаводске к нашему поезду подошел Э. О. Гюллинг, председатель Карельской Трудовой Коммуны и глава Революционного комитета, созданного для ликвидации вражеского вторжения и поднятых врагами мятежей. Ребята, знавшие Гюллинга лично или просто более смекалистые, подошли к нему и попросили спирту. Для лыж только, конечно. Гюллинг улыбнулся, — в лыжах он не менее нашего понимал, но спирт выдали. По бутылке на
— Может, нальешь малость? При падении пробка отскочила и все вылилось. Так неловко упал…
Конечно, приходилось выручать товарища, потерпевшего столь печальную утрату.
Лыжный рейд Интернациональной военной школы по сути дела начинался со станции Масельгская и первый переход до селения Паданы, примерно 65—70 километров, был особенно тяжелым. Снег был наносный, плотный и скольжение никудышное. Да мы еще тащили станковые пулеметы на волокушах, передавая их от роты роте. Тащить эти волокуши прямо-таки лошадиная работа! В поход мы еще не втянулись, снаряжение разумно подгонять не научились и многие так устали, что в селе Паданы ночью стонали и спали плохо. Я в ту ночь бессонницей не страдал — меня назначили дежурным по гарнизону.
Говорили потом, то первый переход был умышленно осложнен для окончательного выявления слабых лыжников и для их отсева.
В дальнейшем мы продвинулись в селение Лазарево и там, 10 января 1922 года, отряд разделили на две неравные части. Все руководство, медицинская служба, обоз образовали так называемую ругозерскую группу общей численностью 70—80 человек, которая прямого участия в рейде в дальнейшем не принимала.
136 курсантов, слушателей и командиров, вооруженные винтовками со штыком, шестью ручными пулеметами «Матсена» и «Шоша» пошли в рейдирующий отряд под командованием командира пулеметной роты школы Тойво Антикайнена. В дальнейшем, после первых переходов, из этого отряда были возвращены в ругозерскую группу еще несколько слабых лыжников и в дальнейшем численность отряда едва ли превышала 130 человек.
Отряд состоял из двух небольших стрелковых рот и пулеметного взвода под командованием курсанта Анттила, в дальнейшем генерал-майора Советской Армии. В составе взвода пулеметчики обычно не действовали и популеметно были приданы в огневое усиление стрелковых взводов.
Командиром первой стрелковой роты был ее курсовой командир, питерский рабочий-мраморщик, Иоган Хейкконен. Он же был и заместителем командира отряда. Второй ротой командовал Эркки Карьялайнен, командир этой роты в школе. По штатам того времени начальника штаба отряд не имел. Адъютантом командира был Симо Суси, из слушателей повторного курса.
Несколько отборных лыжников — Вуоринен, Кемпас, Кярня и, кажется, Тойкка были назначены связным командира отряда, а Пихканен и Киивяри — переводчиками. Слушатели повторного курса, как правило, становились в строй рядовыми. Обоза отряд не имел, не было ни врача, ни фельдшера. Все медицинские работники, как и хозяйственники, в один голос заявляли, что лыжами не владеют. Но выход был найден. Каждому курсанту выдали по два «индивидуальных перевязочных пакета» и еще сумку с медикаментами на роту. Но таскать ее было некому и мы расправились с ней простейшим образом — медикаменты побросали и в сумке поочередно таскали топор, необходимейший инструмент в зимнем лесу. Вторая рота, как потом рассказывали, свою сумку сохранила.
Нагрузка на курсанта
— Нет, братцы! Осел нужен.
— Боже! Под такой маленький вьюк еще второй осел?
Острая речь, бичующая проявления слабости, применялась широко и я думаю — поощрялась руководством.
Вспоминается, как курсант Пихканен, старшина нашей роты, идущий в конце колонны, от усталости свалился в лыжню и подошедшим к нему курантам с трудом выдавил несколько слов:
— Идите, не задерживайтесь! Я больше не могу. Конец мне…
Недолго думая, ребята начали зарывать его в снег и укрывать хвоей.
— Хоть от лисиц пока. А там уж похоронят…
— Что вы делаете, ребята, зачем?
— Ты же умираешь, Вильфрид…
— Я умираю? — И, с трудом поднимаясь на ослабевшие ноги, он, самый культурный курсант в роте, только один играющий Шопена по нотам, — обложил нас увесистым старорежимным матом.
Больше он не отставал и прошел свой путь до конца, близкого, к сожалению.
Лиц, желающих справляться о дальности расстояний, считали слабаками и для них имели в запасе самые ядовитые ответы:
— Но и устал же! Не знаешь — далеко ли еще?
— Знаю. Бывал тут. Лес тот видишь?
И тут же сильными рывками отрывается вперед. Отстающий с трудом догоняет и опять с вопросом:
— Ну скажи, сколько же осталось?
— Я ж тебе говорю — тот лес видишь?
— Ну, вижу. В том лесу, что ли?
— Почему в лесу? Я говорю — лес видишь? Лес тот километров на восемь. Там болото малость поболее будет, потом опять лес такой же, озеро потом и луг за ним. Ну там уже мало и остается. Раза два камнем кинуть и остаток добежать…
После нескольких переходов у всех накопилось немало самых язвительных ответов, лишь бы кто-нибудь спросил о расстоянии. Но желающих больше не было.
В общем, отстающих мы не имели. Они и появляются в колоннах, за которыми следует транспорт. У нас же отставать было некуда.
Значительные трудности встретились во время преодоления Масельгского кряжа. Подъем был крутой, снег глубокий, пушистый и мягкий, а такой снег на крутом скате — штука коварная. Сползает! Ночь выдалась мрачная — темнота, снегопад, вьюга. И все же, на мой взгляд, в описаниях похода, в общем верных, эти трудности преувеличены. Тяжесть подъема на перевал объяснялась усталостью от предыдущих переходов, вызывавшей как хлесткую брань, так и острые шутки.
Масельгский кряж мы бы с ходу взяли, если бы он возник перед нами хотя бы несколькими переходами позже, но такова солдатская судьба: все неприятности непременно возникают в самое неподходящее время. В поход толком еще не втянулись, изрядно устали днем, да и тяжелы были наши вещевые мешки. Позднее, когда их вес стал заметно уменьшаться, а ремни все туже затягиваться, начались разговоры о том, что не так уж тяжелы они и были. Сами ребята, мол, слабаки и недоноски.
Пенингу, небольшой хуторок, наша вторая рота захватила внезапно и почти без боя. Внешнюю охрану сняли, но один часовой успел поднять тревогу. Вспыхнула небольшая перестрелка, в ходе которой несколько белых было убито, в их числе начальник усиленного полевого караула, лейтенант финской армии. Один из наших курсантов получил небольшое ранение. Захваченных пленных отправили в обратном направлении через Масельгский кряж в тыл, выделив конвой из числа курсантов, слабее других подготовленных для дальнейшего похода.