Красные и белые. На краю океана
Шрифт:
Рок, судьба, случай, гений одного военачальника, бездарность другого, упущенное мгновение, личная храбрость или трусость подчиненных играют, по мнению таких историков, чуть ди не решающую роль.
В подобных мнениях есть частица истины, но обо всей истине эти историки говорят сквозь зубы. Классовую сущность всякой войны, социальные, экономические, религиозные, национальные отношения или они обходят молчанием, или намеренно искажают.
Английский писатель Честертон тонко заметил, что, «сообщая факты, так и тянет их исказить. Беспристрастных истори-ков нот. одни говорят половину правды, другие чистую ложь».
Для советских историков воина — это продолжение политики того или иного государства иными, насильственными средствами, это борьба классов, в которой решающую роль играют народы, а не отдельные, пусть и гениальные полководцы. «Для марксизма важно,—писал В. И. Ленин,— из-за чего ведется данная война, во время которой могут быть победителями то одни, то другие войска». Из-за чего ведется война — эта ленинская концепция стала основой советской исторической науки.
Но если отдельные личности не творят истории, они выражают ее.
Течет неумолимое время, отодвигая в прошлое события первых лет революции, но освещая их вечными отблесками истории.
На страницах ее сверкали и продолжают сверкать имена героев революции.
Среди самых молодых полководцев революции особенно выделялся своей одаренностью Иероним Уборевич.
Тысячелетняя история России богата войнами.
Русские сражались с половцами, татарами, турками, поляками, немцами, французами, англичанами, японцами — враги лезли на Россию с востока, юга и запада и никогда с севера. Ледовитый океан, северная тайга, полярная тундра, казалось^ навечно замкнули пути в Россию для вражеских полчищ.
В эти дни революции широко раздвинулись географические границы войн — впервые развернулись боевые действия на шестьдесят третьем градусе северной широты.
Чтобы задушить большевизм, союзники бывшей царской России в войне против немцев высадились в Мурманске и Архангельске. Интервентов прельщала идея — из Архангельска подняться по Северной Двине, захватить Котлас и по железной дороге выйти на Вятку. Там думали они соединиться с белоче-хами и осенью восемнадцатого года взять Москву. Одновременно интервенты наступали по железным дорогам Архангельск—» Вологда, Мурманск —Петрозаводск.
Армия интервентов уверенно продвигалась вверх по Северной Двине к Котласу, надеясь взять Вятку и, соединившись с белыми войсками, войти в Москву. Кого только не было среди солдат генерала Аиронсаида! Англичане, американцы, францу-
зы, поляки, сербы, чехословаки, итальянцы. Под их опекой фор* мировались белогвардейские полки — Архангельский, Мурманский, Онежский, Холмогорский, возникали славяно-британские легионы, русско-французские отряды.
По требованию Ленина был спешно создан Северный фронт, вместивший в себя тысячи верст, лесов, болот, великих озер, больших и малых рек. Линия фронта проходила через Онежское озеро, Северную Двину, по ее притокам Ваге, Пинеге, Печоре, на этих необозримых пространствах терялись слабо вооруженные отряды красных.
Шестнадцатитысячной оккупационной армии генерал-майора Айронсайда противостояла разутая, голодная Шестая армия красных. Была она вдвое меньше, страдала от партизанщины. Многих офицеров, перешедших
Пренебрежение к офицерам было особенно сильным в Нижне-Двинской бригаде —там командиры побаивались своих бойцов. Только один двадцатидвухлетний, но не по возрасту хмурый подпоручик вел себя с бойцами без подобострастия. Был он строг, но справедлив, славно знал свое артиллерийское искусство, со спокойной храбростью бился в рукопашном бою. Ходил подпоручик в офицерской шинели, хромовых сапогах, носил пенсне, вызывая восхищенную зависть бойцов.
Есть люди, которые становятся необходимыми для других в самые трагические часы. Люди эти как бы аккумулируют общую энергию, ставя конкретные цели, открывают новые неожиданные перспективы, совершают героические поступки или, без колебаний и сомнений, наводят порядок.
Таким человеком и был подпоручик гаубичной батареи Нижне-Двинской бригады Иероним Уборевич.
Бригада отступала в таежные дебри, с каждым часом теряя боевой дух. Отступление всегда деморализует, а тут, как бы завершая все несчастья, погиб комбриг. Бригада без командира стала превращаться в ватагу; взбунтовался Первый Вологодский полк, бойцы покинули позиции и, бесчинствуя и грабя таежных жителей, отправились в Котлас. Иероним Уборевич принял под свое начало бригаду и устремился в погоню за бунтовщиками. Проводники обходными тропами вывели его вперед; он поставил в засаду кавалерийский эскадрон Хаджи-Мурата и пулеметную команду, а сам поехал навстречу бунтовщикам. Встретил их посредине тропы, появление его было таким неожиданным, что передние ряды остановились.
Смирно! скомандовал Уборевич. — Слушайте меня внимательно. Своим самовольным уходом с передовой вы совершили ошибку, граничащую с преступлением. Но у вас есть еще возможность исправить ее —возвращайтесь на позиции!
Кто там крутится? Гони его в шею,— послышались угрожающие голоса.
695
— Шаг вперед —и я открою пулеметный огонь! — крикнул Уборевич.
Как бы в подтверждение его угрозы е правой стороны из кустов показались двуколки с пулеметами, с левой вымчался эскадрон осетина Хаджи-Мурата, известного всем своей лихой оесстрашностью. Бунтовщики попятились.
Винтовки на плечо, направо кругом, шагом марш обратно! властным голосом скомандовал Уборевич.
Оттого ли, что бунтари увидели пулеметы и кавалеристов, выросших словно из-под земли, оттого ли, что голос командира был совершенно спокоен, но таил в себе власть и силу, они начали исполнять его приказ.
Штаб бригады располагался в охотничьей избушке, на речном обрыве. В реке истаивала вечерняя заря, при ее свете Уборевич писал свой первый приказ:
«Именем векового народного горя требую проявлять стойкость и храбрость в сопротивлении врагу. Никогда не склоним наших знамен перед противником!»
Это был приказ — клятва на верность революции и на рыцарское ей служение, и возвышенные слова появились сами собой, хотя Уборевич избегал их в разговоре.
Неслышной походкой подошел следователь Особого отдела, таинственно прошептал:
— Они во всем признались...
— Кто это «они»? — не понял Уборевич.
— Подстрекатели из Первого Вологодского.
— Что за люди?
— Вятские мужички, вологодские мужички, здешние охотнички,— зачастил следователь.
— Грамотный народец?