Красные камни

Савин Владислав

Нашу веру мы лелеем — кто не верит, тем анафема и смерть! Чтоб злодеям-галилеям неповадно было на небо смотреть. На небе нет кроме бога никого, нет как нет, нет как нет. А присмотреться, нет и бога самого — но это, наш секрет.

Святой отец, не пишите меня в еретики — это из будущего фильма, как бы мысли главного злодея Крамера. Для иллюстрации его подлых замыслов. Ну а что я сейчас думаю — это простите, только мое. Янова же мне нисколько не жалко — если Машенька погибла, то такая тварь как этот гопник, тем более права жить не имеет. Жаль, не умею я как Юрка Смоленцев — так ударить, чтоб инвалидность сделать "замедленного действия". Кстати интересно, сучонка Пьетро из римского отеля, что нас гестаповцам пытался сдать, постигла божья кара?

— Постигла, сын мой. Поскольку я был свидетелем того случая, то

после узнавал о судьбе этого грешника. Он сейчас здравствует, но прикован к постели. Но все же скажу, при искреннем уважении к синьору Смоленцеву и вам — не слишком ли легко вы берете на себя функцию Божьей Кары?

Вот ведь выражаются святоши! Если по-русски, то разобравшись с гестаповцами, Юрка Смоленцев этого сучонка убивать не стал, сделал ему именно такую кару — вроде и незаметно, но позвонки сместились, и при физнагрузке чуть больше обычной, ущемление спинного мозга и привет Франклину Рузвельту с его коляской. А то и полностью паралич, это как повезет. Странно, что Фаньер пока еще злобствует — или писаке ничего поднимать и двигать не надо, тяжелее карандаша? Ну, если он до пенсии доживет в здравии, поверю что бог его простил. А я никого прощать не намерен — ну вот отчего Маша, милый и добрый человек, никому зла не желавшая, так глупо погибла, а всякая мразь небо коптит и кислород потребляет?

— Покайтесь, сын мой — говорит святой отец — в нашей традиции, проявлять милосердие. В христианских странах по случаю праздника объявляют амнистию даже закоренелым преступникам. А вот у язычников напротив, принято отмечать торжество кровью убитых врагов. Вы христианин или язычник, в глубине своей души, по своей сути?

— Да как сказать — отвечаю — считаю, что врагов, что нам жить мешают, сначала надо уничтожить. А уж после, когда они не опасны уже, посмертно простить, пусть дальше с ними бог разбирается, куда их, в райские сады или на сковородку. Когда не будет на земле войн, всех плохих людей изведем под корень — вот тогда и настанет эра всеобщего милосердия и всепрощения. А пока — воюем!

Где сейчас война идет? В Европе так, по мелочи — сербы и хорваты по глухим местам друг друга все режут. В Греции "наши" все еще ловят "не наших". Поляки, обиженные что по итогам войны им ничего не обломилось, терроризируют укробандеровское меньшинство (отвечающее им полной взаимностью). Все перечисленное даже на войнушку не тянет — так, разборки с уголовным элементом. В Израиле закручивается клубок с арабами — но про то разговор особый. В Китае все стабилизировалось по бассейну реки Янцзы, воюет в основном авиация — наше с америкосами взаимное испытание ВВС и ПВО. А вот в Камбодже заваривается такое — как бы вьетнамская война в этой версии истории не началась раньше на одиннадцать лет, и с немного другим раскладом. Мне бы туда, инструктором с правами "играющего тренера" — американцев убивать. Хотя и французы тоже сойдут. А убьют или покалечат — никто обо мне жалеть не станет. Нет больше ни Маши, ни нашего нерожденного сына. В шкафах еще вещи ее висят, некоторые она даже надеть не успела ни разу. Что с ними теперь делать, не знаю — выбрасывать, рука не поднимется.

Что в чужом краю, что в отчем — на высоком небосводе не увидишь ты алмазов. Да и кто их видел, впрочем? При какой такой погоде? Счастье капризно, даль тревожна. А жизнь — она и вовсе одна, второй не будет. Рим с собою взять не можно. Помаячь пока что возле, папа римский не осудит. [44]

Репертуар сменил — не знают ребята этой песни из неблизкого будущего. Слушают, выпивают понемногу, закусывают. Тем временем наши дамы на тот край стола сместились, с жаром обсуждают — нет, не модные тряпки, в коих я полный профан, а недавно просмотренный коллективно фильм "В шесть часов вечера после войны". Вижу, как Тамарочка Корнеева что-то с жаром доказывает. И на меня поглядывает, будто важно ей, как я оценю.

44

прим. авт. — Михаил Щербаков, "Памяти всех".

— … а как же иначе, девочки? Как же можно любимого человека предать, бросить? Даже если он без ноги или без руки с войны вернулся, Родину защищая! Иначе же — саму себя нельзя уважать!

Стоп, Тамара, раз уж так, то позвольте и мне слово вставить. Тут важно, как вы сказали, любимого человека. А если нет такого? Что наша советская мораль говорит — любовь, это высшее развитие дружбы, общих интересов, духовной близости, что там еще перечисляется, не помню уже. А если, как Скарлет (вы ведь все "Унесенные ветром" смотрели) в первый раз замуж, за какого-то офицерика, ах душка, молодой, красивый, мундир, усы, сабля, медали, отчего

нет? Вот только как оказалось, кроме мундира с медалями она ничего в нем и не видела, и когда он погиб, а ей траур год носить, ну вы помните как там было на балу? А вот представьте, Тамара, вот вышли бы вы за меня замуж — и совсем вы меня, как человека, не знаете, ну вот он я по анкете, Кунцевич В. Г., со всем иконостасом на груди, а что я за человек? И убили бы меня завтра при исполнении интернационального долга — и вы бы обо мне так же убивались, как к примеру, по своему отцу или матери? Или бы погоревали, да вышли бы за другого — жизнь-то продолжается!

— Да как же так, Валентин Георгиевич! Вы же Дважды Герой, значит уже не можете быть плохим человеком! А родителей у меня нет, отец на Днепре погиб, мать и меньшой брат в оккупации сгинули. Нет у меня родных никого.

Ну, прости если обидел, задел ненароком. Но все же — не верю я совершенно в любовь с первого взгляда. Сначала знакомство, дружба, общее дело, узнать друг друга со всех сторон — понять, что именно это твоя вторая половинка. Как понять — ну, Тамарочка, если вы это спрашиваете, значит вы точно это еще не ощутили. Не спутаете ни с чем! Хотя промолчу о том, что мне бы для себя разобраться — вот уверен был, что Маша для меня лишь замена другой совсем особы, с ней иду, говорю — а другую перед собой в мыслях вижу. А как не стало ее — то больно внутри, хочется напиться, или подраться, "на войну бы мне, да нет войны". Но этим уж точно, очаровательную Тамарину головку забивать не следует!

— Валентин Георгиевич, а вы могли бы меня на вальс пригласить?

Тюлень на правах друга, до радиолы добрался. Пластинку поставил — что-то в духе вальса, на довоенный еще "в парке чаир" похоже. Чем хороши "сталинские" квартиры, что тут простор, особенно если стол чуть в сторону отодвинуть. Хотя в моем бесконечно далеком будущем, и в хрущевках помню, собирались еще большей компанией, и тоже танцевали. Конечно, вальс это не "тискотека", но и не сольное выступление на сцене, так что для нескольких пар места вполне хватит. Первым Стругацкий вышел, с одной из китайских сестричек (как Юншен их различает, Розу и Орхидею, мало того что близняшки, так еще и одеваются одинаково). Затем сам наш китайский герой с вторым "цветочком". Мазур со Светой, Дед с Юлей — так и пространства не останется для еще одних. Тамара на меня смотрит ожидающе — ну не в моем ты вкусе, не мой типаж — блондинка, скорее прибалтийского или скандинавского типа, роста чуть ниже среднего. Приходил я к тебе в госпиталь несколько раз, считая себя ответственным за потерю бойца — а ты и вообразила. Думаю, стоит ли девушку вежливо послать подальше, или все ж не надо обижать?

— Валентин Георгиевич, мне так неудобно, что вы из-за меня взыскание получили. И пальто я теперь не ношу — вам так больше нравится?

А, ладно! Когда дама просит. Вставая, она прямо расцвела — заметил уже, что все женщины в счастье становятся просто ослепительно красивы.

— Валентин Георгиевич, вы ведь сами всегда говорили. Что на операцию надо одеваться так, как тебе удобно, привычно, чтоб чувствовать себя свободнее и двигаться легче. А мне в накидке как-то скованно, она развевается, ее придерживать надо, руки заняты. Как-то не подумала я, что на лестнице, а не на улице, там ветра нет.

Это она все по поводу, как на "разборе полетов" Лючия перед своими девчатами высказалась — что если бы Тамара была в накидке, а не в пальто, то все могло бы обойтись. А еще (это уже мои мысли) из-за этих накидок-"парусов", плащей или пальтовых, наших агентесс скоро на улицах узнавать начнут. Хотя мода на этот фасон устойчиво держится и среди жен начальства, и среди богемы. Однако же вор Кувалда на допросе сказал, что если в Сокольниках парочка, и девушка так одета, то вероятна подстава и на гоп-стоп таких лучше не брать — уголовники и то сообразили! Есть в Академии и такие практические занятия, скоротечные огневые контакты при внезапном нападении, ну а граждане воры, грабители и убийцы в роли учебного инвентаря — с милицией согласовано, все исключительно в пределах необходимой обороны. Причем ходят чаще всего парой, парень с девушкой (обычно где-то неподалеку еще одна-две пары, чтоб при необходимости поддержать) — так удобнее, чтоб отсеять обычное хулиганье, а не серьезных преступников. Оказывается, в этом времени даже у уличной шпаны есть свои правила — парня, девушку провожающего даже в "чужом" районе, бить не принято, его на обратном пути встречают. Так что ходят наши курсанты с курсанточками, приятное с полезным сочетая — и в самом деле, с девушкой по парку пройтись! — и смотрят, кто их попробует обидеть. У парня обычно пистолет в рукаве на резинке, а девушка уже наготове держит, под накидкой рук не видно — вот удивительно, что еще по Москве слухи не пошли, что барышням, так одетым, вечером ходить по улице безопаснее, грабители решат не связываться — опрос бы статистику показал, да кто ж его проводить будет? Что ж лично до меня — ну, Юрка мне неудовольствие высказал, так даже без занесения в личное дело, переживу. А впрочем, и с занесением бы пережил. Так что, Тамарочка, одевайся как хочешь — хотя на мой личный вкус, накидки на девушках смотрятся более романтично, чем жакеты и пальто. Но это ты у своего молодого человека спроси.