Красные камни
Шрифт:
— Скорее уж, Вторую Гражданскую. Поскольку мыслит, в отличие от нас (и потомков) в разрезе не стран и народов, а идейно-классовых интересов. "Коммунизм все, страна ничто". И это его подлинные убеждения — троцкизм чистой воды.
— Однако же, товарищам на своей тайной вечере он обещал сохранение привилегий? Стать подобием нового дворянства, кто отдает приказы массам. Которые, в свою очередь, живут в бараках, или коммунах с туалетом в подвале, работают по двенадцать часов без выходных, и ходят исключительно строем, распевая "Интернационал".
— Это было с его стороны не более чем тактическим ходом. Поскольку понимал, что скажи он иначе, ни на какую поддержку среди ответственных товарищей может не рассчитывать. На деле же он намеревался, после победы истинного коммунизма, как только прежние соратники станут ему не нужны, организовать борьбу с "буржуазными пережитками", напустив на "зажравшихся" молодежь. Ну чисто хунвейбины в том Китае.
— А сам он видел себя в роли нового Мао?
— Как ни странно, не обязательно. Когда его спросили, а если кто-то из твоих же успеет раньше в Вожди, и тебя приговорит, чтобы себе путь расчистить — то он ответил, и пусть, зато общее развитие правильно пойдет.
— Уникальный экземпляр. Надеюсь, что второго такого не найдется. Что ж, поскольку не вижу никакого способа использовать его живым во благо СССР — ведь если, предположим, послать его куда-нибудь за границу, бороться за дело мировой революции, так он там прежде всего начнет козни против нашей страны вести, мы же по его мнению главные предатели — то живым он нам не нужэн! Несмотря на все прежние заслуги. А впрочем, какие заслуги могут быть у того, кто однажды предал? Тот обязательно предаст снова.
— Товарищ Сталин, так вопрос технический. Огласку давать? Вроде неудобно, что Герой, и член ВКП(б) с самого Октября, имеющий несомненный заслуги — и стал врагом? Может быть, оставить для истории — в Испании геройски погиб в тридцать седьмом, и именем его будут у нас названы "пароходы и другие добрые дела"? А осудят и к стенке приставят совсем другую личность, к той не имеющую никакого отношения. Или он в камере тихо умрет. Или можно даже устроить, что скончается он уже дома, в Италии, со всеми признаками сердечного приступа — если дать ему наш препарат…
— Что, лавры кардинала Борджа покоя не дают, товарищ Пономаренко? Не надо нам таких проблем — и неизвестно еще, по какой из группировок в Ватикане эта смерть больше ударит, по "нашим" или "не нашим". А насчет тайной казни — нет, страна имеет право знать своих героев. Будь этот, один, может так бы и надо было поступить. Но у него сторонники остались, друзья — ладно, что большинство было не вовлечено, но, насколько я прочел, гражданин Косырев знал, и не он один, кто там еще числился в "особо доверенных"? Этих товарищей изымать придется, и что люди скажут, снова тридцать седьмой год? С другой же стороны, пусть все узнают, что народу обещают такие вот "настоящие коммунисты" — рабство, какого не было и при царе! И ответственные товарищи пусть узнают, как их собрались использовать, а после в расход — меньше будет желающих завтра поддержать таких вот "странников". Пока Львовское дело еще не забылось — показать, кто у Линника был в идейных отцах. Слишком широкой огласки не надо — никаких иностранных журналистов, только свои, ну из соцстран еще. И пригвоздить троцкизм к позорному столбу навеки. Да, как наши потомки к этому относятся?
— Личное мнение товарища Смоленцева, "к стенке этого гада". А товарищ Кунцевич даже предложил лично исполнить. Не испытывают никакого уважения перед героями Октября.
— Товарищ Пономаренко, вам напомнить, кем были Тухачевский, Якир, Блюхер, Уборевич? Да и сам Троцкий, хоть и проститутка, имел перед революцией несомненные заслуги. А сколько Героев Советского Союза, честно заслуживших в эту войну, были после лишены своего звания и осуждены за дело? [41] Высокое звание — это высокая честь, но и такой же спрос. Пусть страна и народ видят, как мы умеем очищаться. Массы все поймут — если только не будут сомневаться в истинности обвинения. Но я надеюсь, у нас с этим все в порядке?
41
прим. — в нашей истории, из 12,8 тыс человек, награжденных Золотой Звездой, более 70 были после лишены звания за различные преступления. Сюда не входит 61 жертва политических репрессий, после реабилитированные и с восстановлением всех наград.
Тот, кого звали "Странником"
Ну вот и все. Приговор вынесен. Хотя был очевиден и раньше — смерть!
Следователь орал — ты где был, сволочь, когда наш советский народ с фашизмом сражался? И то же самое наверное, сказали бы подавляющее большинство тех, кого именуют "советским народом". Забывшим слова Ленина, что победа, ведущая к укреплению антинародного эксплуататорского режима, это во всемирно-историческом плане, поражение — ну а поражение, со всеми тяжкими последствиями и жертвами, но вызвавшеев обществе прогрессивные изменения, это победа. "За Веру, Царя, Отечество" — "За Родину, за Сталина, за коммунизм". Кто из русских мыслителей сказал, что "я люблю мою страну, когда она страдает, и в ней проступают черты мадонны — а в торжестве казенных побед она становится похожей на вульгарную базарную бабу". И самое гнусное, что культ Победы — ну как же, нагнули всю Европу, вышли аж за Рейн! — в глазах толпы соединился с мудростью Сталина: значит, правильно перед войной затягивали пояса, ради новых заводов и оружия, и справедливо истребляли будущих скрытых врагов. Ну а теперь, когда толпе кинули (и продолжают кидать) еще подачки, вроде отдельных квартир, дозволенных дач, собственных автомобилей и вообще, повышения благосостояния — "такую массу навоза на одни вилы не поднимешь", как герой Горького сказал. Имел честь Странник быть знакомым с Буревестником Революции — и на его примере видел, как бывший босяк-пролетарий без всякого отторжения принял барскую жизнь, слаб человек, что поделать, так и норовит свернуть с правильного пути туда, где сытее.
Меня обвиняют в предательстве. Испанию вспомнили — там в мои обязанности входило, прием и распределение советской помощи, оружие в первую очередь, но не только оно. И даже не только от СССР — тогда и на западе хватало тех, кто помогал "антифашистам", Народному фронту. Который при ближайшем рассмотрении, был клубком пауков в банке — анархисты, троцкисты из ПОУМ, каталонцы, баски, еще куча течений помельче — и грызлись между собой иногда с еще большим озверением, чем с Франко. Понятно, что СССР был заинтересован усиливать в первую очередь коммунистов, но и прочим надо было что-то подкинуть, иногда из тактического интереса, да и просто ради приличия, а то не одобрили бы, если все одной Долорес. А с прямыми поставками из Одессы в Картахену были проблемы, франкисты на море оказались вполне боеспособны, да еще и итальянцы с немцами вели себя так, что иногда только до стрельбы не доходило, и не нашему ЧФ тогда было с Супермариной тягаться. Потому, что-то шло через Францию или Португалию, под видом мирных грузов, что-то под нейтральными флагами (особенно в Страну Басков, на северный фронт). И я, с правом решения на месте в интересах СССР, держал в руках все ниточки, знал не просто много, а очень много. И видит бог (вот ведь, нахватался от папистов их риторики), тогда я служил честно, о предательстве не помышлял. Но когда пришел срочный вызов в Москву — всем известно было, чем это обычно заканчивалось в тридцать седьмом. А очень хотелось жить, даже не ради банальной обывательщины, а в качестве одного из тех немногих, кто видит угрозу сталинской диктатуры, кто несет в себе шанс на будущие перемены. Да, пришлось заплатить — иначе бы меня не приняли — заплатить не деньгами, а информацией. Но ведь среди тех, кому не повезло, не было граждан СССР… ну почти не было. И на то война, чтобы люди гибли за будущую победу.
Слова обвинения — предатель, ренегат, называющий себя истинным коммунистом, а что он, после своего дезертирства сделал для провозглашаемой им самим победы мировой революции? Не поднял ни одного восстания, не выиграл ни одной войны, а лишь вредил СССР, причем базируясь на вражеской территории — то есть, сами господа капиталисты его опасным не считали. И промолчать в ответ, значило признать его правоту — но слова (сказанные когда-то Лениным), что национальные территории, границы, интересы не имеют никакого значения в эпоху классовых боев, вызвали в зале нездоровое возбуждение и шум. И тут же журналисты, все записывают — завтра в газетах появится, как очередные враги народа продавали Отечество за тридцать сребреников. Вы все обыватели, а не коммунисты — настоящие же коммунисты здесь, на скамье подсудимых сидят!
Было их на удивление мало. Кроме него самого, и Витьки Косырева, еще шестеро всего, из числа самых доверенных, самых верных. Один из них, Сергей Линник — тот старательный дурак, кто все провалил. Когда-то пропаганду называли самым страшным оружием большевиков — приходится признать, что теперь предатели, враги, в этом нас превзошли. Хотя если толпа сыта, то бесполезно призывать ее к трудностям во имя идеи — лишь голодные готовы идти за тобой даже на смерть. В семнадцатом мы обещали массам райское житье в конце пути — они его и получили, но не от нас, и намного раньше, чем должно бы. Теперь надо думать, как все назад отнять, чтоб сдвинуть с мертвой точки, чтобы снова революционное развитие пошло. Все снести, место расчистить для нового дела — жалко, что меня там не будет.