Красные камни
Шрифт:
В зале те, кто недавно еще слушал, в тот вечер. И Васька Бакланов, под руку с этой своей пассией, наряженная как фифа, мило щебечет что-то Ваське, а он слушает и кивает. Вы не коммунисты, вы обыватели — пусть по недоразумению, с партбилетами в кармане! Это про вас Маяковский стих написал. Торжествуете сейчас, что победили.
— Обвиняемый, вы признаете себя виновным?
Нет, не признаю! История нас рассудит — пусть даже лет через сто. Кому в герои, кому в твари! И позор обывателям, на сытость променявшим Идею!
Инна Бакланова (Звягинцева).
Вася, Васенька, ну откушай еще колбаски. Вкусная ведь — а тебе пузико пойдет, тощий какой. Ешь!
И не ворчи! Если б я тебя не подобрала — могла ведь и мимо пройти, помер бы ты в подворотне. Но видно, почувствовала в тебе родственную душу. Ешь — ну вот, молодец!
Спасибо Анне Петровне — иначе же, куда бы ты со мной пошел, в комнату в общаге? А так, мой
Так что решился все же скоро мой Васенька свет Кузмич мне предложение сделать. Тем более что я, девушка советская и приличная, без записи в загсе не дозволяла ему ничего, дальше поцелуев. Тогда, Вася, осознай сначала, с кем судьбу свою связываешь на всю оставшуюся жизнь, потому что соперниц я не потерплю категорически, это пусть товарищ Юншен с двумя сразу, в Китае менталитет другой. И приходим мы с ним на собрание… даже не знаю как это назвать, у меня ассоциация с дореволюционной РСДРП возникла, не в смысле идейного раскола, а железно организованное подполье где все абсолютно идейные и линию ведут без огласки и бюрократии. Слышала я где-то слова "Орден Рассвета", или просто Орден, ну пусть будет так. А главным сам товарищ Сталин — вот лицо было у Васеньки моего, когда он увидел, кто во главе стола сидит, а особенно услышал про меня "одна из нас"! Я даже напугалась, а вдруг он меня бояться станет — а это очень плохо, ведь не может тогда быть даже дружбы, не то что любви, когда страх есть.
Пришлось после ему разъяснить, уже наедине — так ты тоже тогда станешь "одним из нас", как и я. Членом Ордена — который не "инструмент укрепления сталинской диктатуры", раз сам Вождь тогда сказал, "вот помру я, и что после? Хочу чтобы страна, Партия и народ с моего курса не свернули". Ой, а ведь это, технически — то, что какой-то там оппозиционер говорил, нам на лекциях читали, "пробиваться наверх на ответственные посты, чтобы вести свою правильную линию". Только у нас уже — и какие же мы заговорщики, если сами Первые Лица в главе: Сталин, Берия, Пономаренко. Я учусь пока, два года еще мне осталось — а когда-нибудь буду такой, как Анна Петровна. Или Лючия Смоленцева — ну кто бы мог подумать, что известная актриса, и тайный агент?
А еще я там узнала, что и меня собирались убить. У одного из заговорщиков был подручный-шофер, и он должен был меня грузовиком задавить, когда я на мотороллере поеду. Мне страшно стало немножко, как услышала — но и приятно было, что Васенька тоже за меня испугался. А я его утешала, уже после, наедине — нас же специально учат, чтоб такого не случилось. Анну Петровну пять раз убить пытались, последний раз во Львове недавно совсем — и все враги мертвые или в тюрьме. Так что, Вася, ты терпи, что я в Академии своей тренируюсь, иногда и по вечерам — рукопашка, стрельба, холодное оружие. А мне еще и мототриал, раз я хочу на мотороллере и дальше ездить. Это спорт такой, разные трюки на мотоцикле выделывать, или проехать там, где и пешком трудно — зато уж тогда не задавит меня никто. Да, Вася, нас учили убивать — как врагов на войне, у Анны Петровны пятьдесят уничтоженных фрицев на счету, ну а у меня, всего двое бандитов. Напали на меня, слабую и беззащитную, когда я поздно вечером с занятий шла, хотели убить и ограбить — и остались в подворотне с пулями в головах. Вася, у тебя же тоже пистолет есть, наградной, в комоде лежит, и ты не боишься. И сам ты рассказывал, как молодой с белополяками воевал — а девушки что, права защищать себя не имеют? А лишь как какие-нибудь француженки, переходящим призом к победителю?
Ну вот, Васенька, колбаску съел, умница. Дай тебя поглажу, котик, брюшко тебе почешу. Жизнь твоя кошачья, ешь да спи. Но если ночами орать будешь, спать не давая — кастрирую! Хотя Василий мой Кузмич против — "как мужика его достоинства лишать". Ты, Васенька, еще деток наших увидишь, сколько коты живут, лет десять, пятнадцать, а ты вроде молодой еще, как ветеринар наш сказал.
Что-то задерживается сегодня мой Васенька Кузмич. Хотя он теперь в большом чине и ответственности, это я могу после занятий скорее домой. В следующем году хочу в Бауманку, на заочный, или даже на вечерний, технически образованные люди в нашей службе приветствуются — ну а пока, я в пять дома уже, а Вася обедать к шести приезжает. Хорошо, Алевтина Борисовна продукты закупает по списку, мне в магазин не надо по дороге. Сейчас я на мотороллере не езжу, неудобно по такой погоде — осень, дождь, ветер — до метро иду, зонтик рвет так, что боюсь улететь, как англичанка из какой-то сказки. Дома сразу на кухню — Алевтина Борисовна дело знает, но хозяйка в доме должна быть одна. Никто ее, понятно, не увольняет — но и мне барыней сидеть не приходится. Впрочем, на кухне с моим Васей даже интересно, в четыре руки — а после, кулинарные изыски друг друга вместе оцениваем. И тебе Вася, со стола перепадает — вот только хулиганить не надо! Думаешь, я не знаю, кто вчера рыбу уворовал? Ладно, я тебя простила — но больше так не делай.
Ну вот, звонок в дверь — Вася, идем хозяина встречать! По пути, в зеркало быстро взглянуть, прическу поправить. Может и будет когда-нибудь, муж с работы, я в халате, когда вместе лет десять проживем — но пока Анна Петровна этого категорически не советует! Да и мне нетрудно, в платье мужа встретить — хотя могу и что-то для дома сшить, чтобы красиво смотрелось. Ну а в "тетку" превратиться мне не грозит, при той физкультуре, что у нас в Академии. Вася, ты что, не трогай меня лапкой — на чулке зацепки оставишь! Это ж нейлон!
А в общем, жизнь налаживается. И в самом деле становится лучше, веселее, богаче.
Вася, милый, ты устал? Скорее пальто снимай, раздевайся, и в столовую — обед на столе, остыть еще не успел. Куриный суп, твое любимое картофельное пюре с солеными грибами, и горячий чай с печеньем и вареньем.
Индокитай. Сентябрь 1953.
Коммунисты бывают — настолько разных сортов?
Поль Ламбер был прежде всего полицейским. Очень хорошим полицейским, с более чем четвертьвековым опытом и стажем. Разбираться в тонкостях коммунистической идеи он не считал для себя необходимым — конечно, ему было известно, что есть какие-то троцкисты, отличающиеся от тех коммунистов, что в СССР, а прежде были "большевики" и "меньшевики", и отношения между этими течениями были далеко не дружескими, но — "милые бранятся, только на потеху", так кажется русские говорят. Был у Ламбера, тогда еще простого инспектора, среди информаторов один, кто называл себя настоящим "русским князем из рода Рюриковичей" — правда, в Париже этот аристократ вел жизнь клошара, поскольку все его богатство украли большевики, однако общаясь с ним, Ламбер вынес твердое убеждение, что русские стоят на более низкой ступени развития, чем европейцы. Так как "загадочная русская душа" при ближайшем рассмотрении представляла лишь — где француз или немец поступит по разуму и логике, без всяких сантиментов, для русского имеет огромное значение "по справедливости". Что вовсе не есть показатель высокой нравственности — поскольку эта справедливость может быть сугубо для себя, тот же "рюрикович" мог за грош горло перерезать ближнему своему. Но ведь это было и в Европе, в феодальное средневековье, когда личная свобода была сведена к минимуму, благородное сословие было связано как путами законами чести, духовенство — святым писанием, горожане — цеховыми правилами, ну а крестьяне — волей сеньора. У нас однако был Вольтер с энциклопедией разума и лозунгом свободы — а русские (как и прочие азиатские народы) так и остались стадом, послушным воле Вождя. Понятно, отчего идея коммунизма столь популярна у китайцев, корейцев, вьетнамцев.
Ламбер был патриотом Франции. Но он видел, что Франция проигрывает эту войну. Сто лет назад Индокитай удалось покорить, благодаря огромному преимуществу европейцев в военной технике и организации — теперь же вьетконговцы, обученные русскими, не уступали французам в вооружении и тактике, но их было больше, они были на своей земле, а главное, обходились Сталину и Хо Ши Мину намного дешевле. И гораздо меньше ценили собственную жизнь — если во Франции лишняя тысяча гробов из Индокитая могла вызвать беспорядки, то во Вьетнаме на место погибших становились десять тысяч. И если в Китае свободный мир мог опереться на какую-то часть европеизированной верхушки, внушающей толпе, что лучше подчиниться белым господам, то во Вьетнаме при французах местные помещики и буржуазия никогда не были значимой политической силой, авторитетной в глазах толпы. Так что победа была миражом, это было понятно всем в колониальной администрации — но и уйти окончательно, признать свое поражение, было мучительно больно.
— Я знаю лишь один способ победить. Выжечь тут все к чертям атомными бомбами. Или вытравить химией, как это делают англичане с авеколистами в Африке. И после заселить заново, хоть теми же неграми — как в Америке с индейцами поступили. Так как раба, кто видел кровь белого господина, уже нельзя загнать под ярмо.
Это сказал полковник Леру, командир полка парашютистов, переброшенных в Сайгон после майской резни. Ламбер спросил тогда, вы полагаете, мы решимся? Иначе нет смысла продолжать эту войну, обходящуюся Франции в миллиарды и ставящую под угрозу общественное спокойствие даже в самой метрополии. Но если мы завтра будем бомбить Ханой, тогда и русские вмешаются открыто, у них же с так называемой ДРВ договор. И начнется Третья Мировая, где Франции уготовано место в первой траншее перед натиском русско-германских орд, имеющих и атомное оружие — после чего, даже если свободный мир победит, заселять заново придется уже Францию. И кстати, интересно, кем — арабами из Алжира и Сирии?