Красные камни
Шрифт:
М.Кузьмин — а ведь знакомая фамилия, уж не один ли из несостоявшихся убийц господина Штеппы? Так тут целый террористический заговор организовался? Валя подошел, бумагу у Линника взял, бегло просмотрел, положил перед Анной.
— Ну что ж, Сергей Степанович, будем считать, что мы договорились. Вы свободны, как вам и обещали.
— Когда и где мне выступать?
— Вам сообщат. Думаю что завтра с утра.
— Простите, но мне нужно больше времени, чтобы тщательно подготовиться!
— И это говорит истинный большевик-ленинец? Вам следовало бы знать, что в июне семнадцатого в Петрограде, когда Владимир Ильич узнал, что солдаты Измайловского полка, поддавшись контрреволюционной агитации, собираются идти громить Петроградский
— Хорошо. Теперь я могу идти?
— Идите. Но поскольку ваша невиновность лишь после вашего выступления установлена будет — до того придется вам временно под негласным надзором побыть, доверяй но проверяй.
Это правда. Знаю, что с львовскими товарищами все согласовано, и только Линник выйдет, примут они его под надзор — куда пойдет, с кем общаться будет. И чтобы сам он, это зная, не стремился своих проинструктировать, предупредить!
— Молвила щука карасю, что слышала я, ты до диспутов мастер, желаю сейчас с тобой провести — усмехнулся Валя, когда Линник вышел — Салтыков-Щедрин, кажется так. Ань, ты и в самом деле собираешься ему что-то дозволить, если он выиграет?
— Мне его глаза очень не понравились — сказал мой муж — и кажется, Аня, ты крупно ошибаешься, считая его своим, лишь с перегибами. Он вышел отсюда, как торпеда на цель — уничтожить, о себе не думая. И дай бог, если мне лишь показалось.
— Он проиграет — ответила Анна — он не может выиграть, мы должны постараться! Сейчас договариваюсь с университетом о месте и времени, ну а за тобой, обеспечение безопасности. Чтобы диспут был культурный — а не в средневековом смысле, когда после правоту кулаками доказывали. Ну а здесь, я смотрю, у каждого оружие в кармане!
Кажется, я поняла, что Анна намерена сделать! Раз прозвучало слово "диспут" — а из бесед с отцом Серхио я помню правила этих умственных состязаний, в давние времена нередко имевших место в университетах, а также при королевских или иных дворах, когда встречались мудрецы, выясняющие, кто из них более достоин. Исходные тезисы сторон могли быть любыми, кроме прямой хулы на Бога, Церковь и правящих особ — а дальше полагалось средствами логики заставить оппонента либо сделать заявление, противоречащее его собственному исходному, либо впасть в ересь. Ну а поскольку учение господина Линника по сути своей является именно ересью — то мы "инквизиция", или кто? То, что обвиняемый сам числит себя коммунистом, не должно нас смущать — и в средневековье из числа приговоренных Святой Инквизицией, большую часть составляли лица духовного звания — поскольку они, к сожалению, как люди образованные, были более склонны к впадению в ересь, чем безграмотные землепашцы. Кроме того, как рассказывал отец Серхио, и в Церкви в те годы творились весьма печальные вещи, причем лица, погрязшие в грехе и разврате, нередко пытались найти оправдание своим богомерзким поступкам в своевольном толковании Святого писания, что как раз и есть ересь. Таким образом, деяния и той инквизиции были в значительной мере направлены на очищение Церкви от собственных заблудших овец — поначалу милостливым увещеванием, и лишь тех, кто упорствовал в ереси, ждал очистительный костер.
Так же как нас учили в Академии. С идеями не борются карами — чужую идею надо сначала дискредитировать, растоптать, унизить, и по возможности, публично. А уж после казнить адептов, если конечно, они не раскаялись — ведь милосердие, это тоже оружие, в борьбе идей!
И я попрошу Анну быть милосердной к тем, кто увидит свои заблуждения. Юному возрасту свойственен максимализм — у нас в Академии есть курсант со смешной фамилией Портянка, сейчас вполне серьезный старший лейтенант, ну а в сорок
26
прим. — и в нашей истории, в 1944-45 призывали семнадцатилетних с оговоркой "не в действующую армию".
Этот же вечер. Дом в частном секторе на окраине Львова.
— Ребята, я же как лучше хотел! Они же нам не враги, а — Партийный Контроль. Как мы, за чистоту коммунистической идеи! Я и подумал, так будет лучше!
— А тебе кто дозволил? Ты думал, а они — наших арестовали!
— Так может, еще отпустят, разберутся…
— Отпустят? Степа, а вот у меня большое сомнение, как это они на тебя вышли? Уж не тогда ли, как вас с Любкой поймали в гостинице?
— Ну… тогда! По-хорошему спросили, мы им друзья или враги? Ну мы и… Ребята, они ведь никакие не фашисты, не капиталисты, не гестапо! Смоленцева, это наша, советская актриса, в наших фильмах снималась. Муж у нее герой, Гитлера поймал. А еще при них Сергей Тюленин был, тот самый, из "молодогвардейцев". Не могу я к ним, как к врагам! Они ж свои все!
— А мы для тебя, выходит, уже не свои? Ты ведь клятву давал! Тайну нашу хранить. И никому — даже папе-маме, брату и сестре! И вообще, любое общение, кроме обычного, как по учебе, или дома с родными, без чего никак нельзя — прервать! Никаких новых связей без дозволения Комитета! Мы что, по-твоему, в игрушки играли?
— Ребята, ну как же это… Чтобы все, кроме нашей организации — враги? Даже те, кто проверенные коммунисты?
— Ты забыл, что Сергей Степанович говорил, про власть партийной бюрократии? И что ей служат, нередко сами не понимая своего уклона, самые заслуженные, что были такими когда-то. И если мы хотим, чтобы по ленинским нормам было — то надо курс прокладывать, вопреки тому, куда зовут. И кому служит Партийная Безопасность — ясно, партийной верхушке!
— Ребята, ну так они же и в самом деле порядок наводят. Было, в прошлом году…
— Дурак, они какую-то мелочь могут поправить, чтоб такие как ты, им верили. Исправляя частности, не трогая главного — и в конечном счете, укрепляют свою власть. А ты и рот разинул!
— Так я же думал, как лучше!
— Думать ты можешь что угодно — а делать, лишь что дозволено. Без дисциплины нет организации. Вот так же в войну наши подпольщики в гестапо попадали, из-за таких болтунов.
— Да что с ним спорить — предатель!
— Миха, ну ты чего? Я ж сам рассказал, не стал скрывать!
— Склонял к предательству — думал, по-дружески, промолчу? А вот выкуси! Ты, Степа, мне всегде казался с гнильцой. И трус к тому же — тебя поймали, пригрозили, ты и поплыл, всех сдал!
— Ребята, да вы что? Ааа!
— Павло, помогай! Руки ему вяжи! Вот так. И кляп в рот. Ну, что делать будем?
— Так ясно, что. Что с предателями положено?
— Спички доставай. Разыграем что ли, кому…
— Я пас.
— А тебе особенно — если Степа твоим другом был. И с тобой откровенничал — а ты молчал до поры!