Красные камзолы
Шрифт:
— Аз нижеименованный обещаюсь и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием, что хощу и должен — на слове "хощу" я споткнулся. Что это? "Хочу" или что-то другое? Пофиг, продолжаем повторять за раскатистым голосом попа — моей природной и истинной Всепресветлейшей, Державнейшей, Великой Государыне, Императрице Елисавете Петровне, Самодержице Всероссийской, и прочая, и прочая, и прочая.
Фух! Слава богу, не стали все регионы перечислять. А то помню, попадался мне на глаза полный титул Николая Второго…. Блин, опять отвлекся.
— …и Ея Императорского Величества Высокому Законному Наследнику, Его Императорскому Высочеству, Благоверному
Еле-еле хватило дыхания все это выговорить без запинок. А поп нормальный, он, похоже, на выдохе этот текст мерным речитативом еще полчаса без единого вдоха читать может. Так, стоп, кого он там назвал? Елизавета Петровна и Петр Федорович? Кто это? Блин, ничего не говорит. Что за Петр Федорович такой? Не помню такого царя в России. Был Петр Алексеевич и Петр Петрович… продолжаем, не отвлекаемся мыслями!
— …и при том по крайней мере старатися споспешествовать к Ея Императорского Величества верной службе и пользе Государственной во всяких случаях касатися может, об ущербе же Ея Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благоверно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися буду.
Как они тут любят всякие сисястые окончания. Старатися, касатися, тщатися… Определенно, по здешнему русскому языку я экзамен не сдам.
— …когда ж к службе и пользе Ея Величества какое тайное дело, или какое б оно ни было, которое мне приказано будет тайно содержать, и то содержать в совершенной тайне и никому не объявлять, кому о том ведать не надлежит, и не будет повелено объявлять, и поверенный и положенный на мне чин, как по сей определенный от времени до времени Ея Императорского Величества именем определяемым инструкциями и Регламентам и указам надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства и дружбы, ни вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать, как доброму и верному Ея Императорского Величества рабу и поданному благопристойно есть…
Блин, а ведь весь текст присяги — это одно-единственное предложение, без точек! И произносить это надо на одном дыхании! Елки-палки, да Лев Толстой просто гений кратких предложений, если со здешними сравнить!
— …и надлежит, и как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключении же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь!
Уф! Закончили. Аминь! Все ребята достали нательные кресты и поцеловали. Один я как дурак. Ефим поцеловал два раза. Один раз сказал "Аминь" и поцеловал, потом сказал "за крестного моего Георгия — аминь!" и еще раз поцеловал, после чего снял руку с моего плеча.
Потом по одному, с левого края строя начиная, начали выходить к знамени. Фомин нам загодя объяснил что делать надо. Подошел, опустился на одно колено, поцеловал угол знамени, потом прошел дальше, к столику писаря. Там надо расписаться в присяжном листе. Я иду вторым сразу за Ефимом, по ранжиру. Ну то есть по росту нас так построили. Ранжир, ага. Это от английского "range", что ли? Тогда почему рост? Блин, да что ж столько посторонних мыслей в голову лезет, торжественный же момент! Вон у ребят какие лица одухотворенные. Для них это явно целое событие. Новая жизнь начинается. Они теперь более не крестьяне, они теперь солдатского сословия. Другие права, другие обязанности, другие правила.
Так, бумага. Большой лист, формата на глаз эдак А3. Озаглавлен "Присяжной лист", чуть ниже четыре строчки мелким почерком неразборчивой вязи букв. Список имен. Писарь указывает мне мое, под номером два: "Георгий Серов". Ага, а выше под номером один — "Ефим Иванов". Оригинальная у моего крестного фамилия. А напротив фамилии — крестик стоит. Он что, неграмотный? Хм… Беру у писаря перо, ставлю подпись как в паспорте. С завитушками так, красиво. Смотрю в низ листа. Ага, а там дата стоит: 26 марта 1756 года от Р.Х. Запомним и подумаем на досуге, о чем мне это может говорить.
Дальше часть людей Фомин увел в казармы, а для остальных процедура продолжилась. Построенных в одну шеренгу бывших Кексгольмских ландмилиционеров выстроили в одну шеренгу, офицер прочитал им торжественную речь о производстве их в капралы, вручил какие-то желтые ленточки и они начали приносить присягу заново. Традиция здесь такая — после изменения чина присягать по новой. На этот раз каждый из новоявленных капралов читал присягу вслед за попом по очереди, а не все хором, как мы. Потом снова целование знамен. Сначала имперского, белого с черным двуглавым орлом и черными же уголками, потом второго, желтенького такого с красными уголками и крепостными воротами в центре полотнища. Непривычное такие знамена. Никаких тебе ровных чередующихся полос, сплошные узоры и рюшечки.
После присяги новоявленные капралы отправились в казарму, ну а мы с Ефимом потопали вслед за попом. Принимать крещение. Снова молитвы, снова "отрекаешься ли ты от сатаны", только на этот раз без видений. А затем — снова присяга, только я на этот раз один и без поручителя. И на моей груди, под термобельем, на обычной тесемке висит маленький, аккуратный деревянный крест.
Солнце уже давно село, а мы все без обеда. Очень хотелось есть и наконец-то отдохнуть, потому в казарму мы шли очень быстным шагом, почти бегом. Казарма, правда — это я слишком пафосно назвал. На самом деле это двухэтажный деревянный амбар с большой кирпичной печью по центру. С земляными полами, деревянными нарами и без каких-либо перегородок. Большой такой шалаш. Делали его явно на скорую руку и особо не заморачивались качеством да изысками архитектуры. Второй этаж — для старослужащих, потому как там теплее. Первый — для всех остальных.
То, что нам в котле оставили ребята из нашей артели мы с Ефимом смолотили за минуту. Да, да, артель наша сохранилась, хоть и было нас тут теперь всего восемь человек вместо двенадцати, вышедших из Кексгольма. А потом — сюрприз! В честь принятия присяги каждому — чарку водки. Прямо там, в казарме. Два бойца в мундирах выкатили бочку в прихожую и прям там налили. А мне — две, вторую в честь крещения. Новоявленным капралам — три. За звание и вторую присягу.
Местная водка, да под скромный ужин быстро свалила меня с ног. Не то чтобы шибко крепкая, сорока градусов явно нет, но с устатку разморило очень сильно. Уже на автопилоте добрел до деревянной лежанки, которую мне указали ребята как мое место и рухнул спать, наскоро укрывшись курткой. Отбой!