Красные нити
Шрифт:
Тёмное, почерневшее дерево росло с каждым шагом, который приближал Стаса. Всё больше оно со зловещим величием возвышалось над округой. Корнилов уже мог отчётливо различить неподвижные силуэты двух девочек, подвешенных на красных нитях. Одна из них была в красном пальтишке, и красные нити на нём были незаметны. Из-за этого казалось, что прямые, натянутые как струны, красные нити пронзают её хрупкое тонкое тело насквозь.
Стас остановился, не дойдя до дерева с телами девочек, каких-то пять-шесть шагов. Арцеулов прошел чуть дальше и тоже остановился, удивленно оглянулся на
Корнилов внимательно, с отвращением, рассматривал опутанное красными нитями дерево. Кроваво-красные путы, словно впиваясь в древесную кору, перетягивали растопыренные в стороны ветки дерева. И казалось, даже что дерево застыло в немом усилии разорвать их. Оно, как будто, было живым и, осознавая всё происходящее, в ужасе тщилось избавиться от связывающих его ветви кошмарных красных нитей.
Стас глубоко вдохнул застоялый пустой, как будто омертвевший, холодный воздух.
Кошмар четырёхлетней давности официально вернулся. «Сумеречный портной» вернулся и вновь начал убивать.
Дерзко.
Нагло.
Показательно.
Мимо Стаса прошла Ника, Стас перевёл взгляд на спину девочки. Лазовская, не подходя слишком близком к дереву, медленно обошла его по кругу.
Корнилов, чуть прищурив глаза, пристальным взглядом следил за ней. Он вспомнил, как кошмарное наваждение, едва не погубившее его и Сильвестра, схлынуло, как только Лазовская вошла в допросную. Он вспомнил все предыдущие дела, в которых Ника помогала ему, и вдруг подумал, что в этой девочке, помимо всех её способностей, есть что-то, что помогает ей стойко противостоять тому кромешному и беспощадном злу, с которым сталкивается их особая группа и другие полицейские.
В Нике, Стас только сейчас внезапно понял это, помимо её необъяснимых способностей, есть какая-то частица… света. Кусочек неиссякаемого сияющего белым светом добра, который, подобно фонарю в глухую ночь, разгоняет густой беспросветный мрак зла, то и дело возникающий на пути у синеглазой девочки.
В ней есть что-то такое, какая-то внутренняя сила, которая помогает ей противостоять самому ужасному человеческому злу, ступать в его глубины и неустанно возвращаться назад.
И, возможно, конечно, что это лишь восторженная чушь, но Стасу казалось, что именно Ника лучше них всех сможет противостоять подобным противоестественным кошмарам, как тот, что сейчас возвышается перед ними. Она одна может не просто пережить и выдержать его, Лазовская может его преодолеть и… превозмочь.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Четверг, 28 января
Их звали Лена и Таня. Они были подругами и возвращались из музыкальной школы, на которую ходили вместе. У каждой из них были свои мечты, которые они нередко взахлеб обсуждали друг с другом, наедине. Каждая из них была окружена заботой и любовью своих родителей, у каждой из них было бесчисленное количество светлых, добрых и счастливых воспоминаний.
И теперь — это, всё, что от останется в памяти нашего мира. Теперь их нет. Нет их мечты, нет любви, в которой они росли. Никто больше не услышит их радостного смеха или, как они музицируют дома, выполняя домашнее задание.
Их матери больше не поцелуют их, провожая утром в школу, больше не порадуются вместе с ними их успехам, больше не смогут с любовью провести рукой по их волосам и просто пожелать спокойной ночи. Больше никогда… теперь их нет, кое-кто отнял их жизни, отнял их у их семей. Кое-кто вырвал их, как цветы из клумбы, вместе корнями, бросил на асфальт и с ожесточением растоптал. Кое-кто, в угоду своей прихоти, казнил двух обычных школьниц, которые ещё даже не начали толком жить.
Сейчас их воспоминания беспокойной стаей бабочек кружили в моей голове, вспыхивая то одним, то другим эпизодом из жизни Тани и Лены.
Я не заливалась слезами, наблюдая счастливые моменты из жизни девочек, я старалась удержать это в себе. Стерпеть и выдержать всю ту горечь и тяжесть, которые вызывало осознание, что эти девчонки были лишены возможности просто жить. Возможности, которая, по справедливости принадлежит каждому от рождения.
Я остановилась, рядом с деревом. Не обращая ни на кого внимания, я медленно подняла взгляд, и внимательно оглядела его от корней до самых верхних веток.
Всё было точь-в-точь, как и раньше. Он, или они, ни на йоту не отступали от привычного образа. С того момента, как начались первые убийства, менялось лишь количество жертв, но всё остальное оставалось прежним. Пуговицы на вечно закрытых глазах девочек, зашитые рты, красные нити… и бесконечная убийственная печаль, которую вызывало совершенное преступление.
В какой-то степени я была виновата в гибели этих двух подружек. Таня или Лена погибли, потому что я не дала принести в жертву Раду. И теперь та Рыжеволосая… kurwa, потребовала вдвое больше жертв!
Я сосредоточилась на воспоминаниях. Я звала их, трогала, касалась и призывала к себе. Давайте девочки, прошу вас!.. Покажите, кто это сделал с вами!.. Вы ведь должны были что-то запомнить перед!.. как вас не стало… Пожалуйста! Пожалуйста!.. Умоляю, покажите мне хоть что-то! Дайте нам способ прекратить этот кошмар!!!
Прозвучит цинично и жестоко, но воспоминания на месте свежего преступления, могут дать мне куда больше информации, чем давние злодеяния. Воспоминания, со временем, теряются и иссякают, становятся обрывистыми и, в конце концов, в них остаются лишь несколько самых ярких моментов. Во многом это похоже на воспоминания любого живого человека о том или ином событии из его жизни или на воду, которая с течением времени медленно, но не отвратимо испаряется.
А здесь, сейчас, возле этого дерева воспоминания этих убитых девочек ещё хранили множество подробностей из их жизни. И особенно из последних минут жизни…
Я собралась с духом и впустила их в себя. Я позволила себе утонуть в них, провалится в их бездну и увидеть.
Бесцветный, серо-белый день. Почти пустой заснеженный скверик и две хихикающие девчушки, что шли из музыкальной школы.
Одна из них предложила, перед тем, как идти домой, забежать в супермаркет. А он находился с другой стороны от скверика, нужно было всего лишь пересечь скверик…
Они знали его и этот район с детства. И полагали, что сквер не представляет для них опасности.