Красные нити
Шрифт:
— Он знает…
Я вздрогнула, от прошелестевшего в моей голове детского голоса.
— И что это такое? — испуганно, и с отвращением произнесла Лера.
— Не зна. — я сняла куклу с нитки. — Но для чего-то меня к ней привели.
Он знает…
— Кто? — не понимающе спросила Логинова.
Я вздохнула.
— Девочки, которых убил Портной, — бесстрастно ответила я, и подняла взгляд вверх.
Он знает…
Они снова были здесь. Стояли в нескольких метрах. Теряясь в тени, скрываясь дебрях заснеженного леса. Блеклые, бесхозные, никому не нужные воспоминания
Брошенные. Бледные. Ненужные…
Эпизод шестой. Причины ненависти
СИЛЬВЕСТР ГОЛЬШАНСКИЙ
Четверг, 14 января
В зале царил приглушенный сумрак. В окна, через полоски жалюзи смотрел мокрый пасмурный и сумрачный день в зимних оттенках.
Гомонил телевизор, где показывали очередной отечественный сериал с замыленным сюжетом и осточертевшими лицами одних и тех же актёров. Мужчины в зале вполне миролюбиво проводили досуг.
Кто-то играл в настольный теннис, некоторые резались в карты, кто-то читал книги в старых потёртых и часто заклеенных скотчем переплетах. Большинство, однако пялились в телевизор.
Со стороны всё происходящее напоминало послеобеденный отдых в каком ни будь дешевом провинциальном пансионате. Мало кто мог бы узнать в этих людях, увлеченно читающих классические романы или следящих за событиями сериала омерзительных и опасных чудовищ.
Серийные убийцы, кровожадные садисты, каннибалы, насильники детей, террористы, и опасные социопаты. Тюрьма особого режима, «Чёрный дельфин», собрала в себе отборных подонков и всевозможных выродков человеческого рода. Здесь, за решетками зловещих тесных камер обитали те, кто заслуживал десяток смертных казней.
И здесь же теперь вынужден был доживать остаток лет Сильвестр Гольшанский. Сумеречный Портной. Здесь его презирали, ненавидели, и боялись. Надзиратели, обычно считающие своим долгом осложнять жизнь заключенных, опасались задирать Гольшанского. Никто не хотел связываться с человеком, который ещё несколько дней назад мог одной финансовой операцией обанкротить крупнейшие корпорации, или купить несколько островов в архипелаге Карибского моря.
Сидевший за столом с Сильвестром мужчина темными вьющимися волосами, сделал ход на шахматной доске.
— Конь на В6, - почесав щетинистый подбородок, проговорил соперник Гольшанского.
Сильвестр, не отвлекаясь от чтения газеты, сидя спиной к столу, сухо ответил:
— Слон на D6.
Стоящий возле кресла Сильвестра мускулистый верзила переставил одну из фигур Гольшанского на названную клетку.
Темноволосый шепотом выругался.
— Чёрт!..
Тут сидевшие перед старым телевизором заключенные оживились, кто-то безумно захохотал, кто-то захлопал в ладоши. Остальные что-то обсуждая, поглядывали в сторону Сильвестра.
Гольшанский опустил газету, и поверх очков взглянул на телевизор.
Там перед микрофонами журналистов говорил его сын. Орест.
— Сделайте по громче, — негромко велел Сильвестр.
Кто-то из заключенных немедленно подхватился, схватил лежащий на столе пульт и быстро увеличил громкость.
— … что здесь задействовано влияние недоброжелателей банка МосИнвест! — запальчиво и эмоционально говорил Орест. — И я сейчас говорю не просто о каких безликих врагах моей семьи и завистников нашего успеха! Я говорю о конкретном человеке! Я говорю о Леоне Корф! Который больше известен, как «Аккорд»! Этот преступник возглавляет одну из самых опасных и влиятельных мафиозных группировок! Он давно положил глаз на банк МосИнвест, и лишь ждал удобного случая, чтобы нанести свой подлый удар!
Все в зале отдыха слушали, не решаясь даже перешептываться, или просто двигаться.
Сильвестр в раздражении отложил газету. Снял очки, и несколько секунд свирепо дыша, сверлил взглядом телевизор.
Некоторые заключенные боязливо наблюдали за ним. Все заметили, что Сильвестр пришел в ярость. Молчаливую, сдержанную, холодную ярость.
И в этот миг дверь в зал распахнулась. Заглянул один из офицеров охраны тюрьмы.
— Гольшанский, — небрежно позвал он. — К начальнику! Давай!..
Когда его привели на последний этаж, в кабинет к начальнику тюрьмы, тот стоял лицом к окну, спрятав руки в карманы брюк.
— Оставьте нас, офицер, — бросил начальник, не оборачиваясь.
Охранник послушно вышел, а начальник тюрьмы повернулся к Сильвестру.
Он был ровесником Сильвестра, но волосы ещё не начали седеть. Хотя возможно он просто подкрашивал их в темный тускло поблескивающий каштановый цвет.
— Знаешь, когда мне сказали, что у меня в застенках будет сидеть сам Сильвестр Гольшанский, я не сразу поверил, — качнул головой начальник тюрьмы. — Но, когда это оказалось правдой, я сразу понял, что с твоим приходом, кое-что поменяется в рутинной жизни всего учреждения.
Он подошел к Сильвестру. Гольшанский молча, пренебрежительно взирал на него. Он не скрывал своего отношения ко всем окружающим. Они были для него не лучше клопов или тараканов.
— И, к несчастью, мои опасения полностью оправдались, Гольшанский.
Начальник тюрьмы обернулся в сторону приоткрытой двери второй комнаты и проговорил:
— У вас не больше двадцати минут.
Затем он окинул уничтожающим гневным взглядом Сильвестра и вышел прочь.
Приоткрытая дверь, скрипнув, широко открылась и в кабинет неспешной поступью вошел мужчина в расстёгнутом пиджаке цвета синей стали. На нём были светлые брюки и тонкий желтый вязаный свитер под пиджаком. На бронзовом ремне брюк блестела золотая пряжка в виде розетки гитары с шестью струнами.
Седые волосы уложены в красивую стильную прическу с бакенбардами. На шее мужчины висели громоздкие чёрно-желтые наушники.
— Здравствуй, Сильвестр, — импозантный гость вальяжно прислонился к дверному косяку, скрестив ноги и усмехнулся. — Как твоя новая жизнь?
Гольшанский несколько секунд недобрым тяжелым взглядом смотрел на обладателя золотой пряжки со струнами.
— Тебе то здесь какого чёрта нужно?
— Разве нужен особый повод, чтобы проведать старого приятеля, — пожал плечами гость.