Красные орлы
Шрифт:
Доброе слово хочется сказать о наших руководителях. Эти люди не жалели себя, все делали, чтобы помочь нам в учебе. Они находили время поговорить с каждым и, если надо, пособить каждому.
Помню, в первые дни многие курсанты не имели теплой одежды. Тогда товарищ Зеленский посылал с запиской Ермолая Масельгина в Выборгский военный комиссариат, чтобы там дали две тысячи рублей на ватные телогрейки под его, Зеленского, личную ответственность.
Обо всем этом сейчас говорят курсанты, укладывая свои чемоданы и мешки. Прямо не верится, что в этих
Сейчас все сходятся на одном: спасибо Питеру, спасибо Смольному, спасибо военно-агитаторским курсам, их руководителям и лекторам!
Документы на выезд из Петрограда — в кармане. Получены на дорогу деньги, хлеб, сахар и чай. Сборы закончены, можно и в путь.
Приобрел бритву и красноармейский значок. Многие курсанты купили себе часы. Это оказалось не таким-то простым делом. Пришлось и здесь обращаться к товарищам Иткиной и Зеленскому. Они выдали отпечатанные на машинке справки: товарищ такой-то, слушатель военно-агитаторских курсов, действительно крайне нуждается в часах. В магазине с этими справками считались.
Поезд на Вятку отходит в 3 часа 25 минут дня.
Кончается моя петроградская жизнь.
Снова в 3-й армии
Петроград далеко. Уже двое суток едем на восток. Часам к шести будем в Вятке. Там, говорят, стоит штаб и политотдел 3-й армии.
Пока что мне везет — возвращаюсь в свою армию. Теперь только бы попасть в родной полк «Красных орлов».
Нас, окончивших агитаторские курсы, в поезде 17 человек. Каждый хочет одного — вернуться к старым товарищам. Я раньше не знал, что так сильна боевая дружба.
Первые сутки ехали в вагоне четвертого класса. На дорогах эти вагоны называют сейчас «Максимом Горьким». В них — что в ночлежке, которую Горький обрисовал в своей пьесе «На дне». Теснота, грязь. Но в ночлежке хоть тепло было, а здесь и печки нет.
Потом комендант одной из станций всю нашу компанию пересадил в вагон третьего класса. Мне досталась целая полка. Лежу, смотрю в окошко, пишу дневник.
Петроградский голод уже не чувствуется. Дорога сытная. Мы поначалу на всех станциях покупали молоко. Как видно, переборщили и теперь бегаем…
Ночь прошла спокойно. Выспался неплохо. Сейчас хочется занести в тетрадь дорожные впечатления.
На вокзале в Петрограде была страшная давка. Яблоку упасть некуда. Каждый кричит, что следует по важным делам, тычет мандат, называет себя не иначе как «делегатом». А когда поезд тронулся и пассажиры пообвыкли, разговорились, выяснилось: добрая половина едет по личным надобностям и мандаты имеет липовые. Несмотря на запрет пассажирского движения, люди научились добираться кому куда надо. Попадаются явные мешочники. Надеются «с божьей помощью» провезти хлеб в Питер и там втридорога перепродать его. Уповают, конечно, не только на «божью помощь», но и на проводников, среди которых есть спекулянты, взяточники. Наш проводник как раз такого сорта.
Я внимательно прислушивался к разговорам. В дороге люди обычно становятся откровенными.
По моим наблюдениям за последние месяцы настроение масс изменилось в лучшую к Советской власти сторону. Редко слышишь небылицы, дурацкие слухи. Но попадаются и «разочарованные»: власть, мол, у народа, а жить трудно, продовольствия не хватает, на железных дорогах много беспорядков. Люди эти, как мне кажется, честные, но сильно уставшие и не особенно сознательные. Таким важно объяснить обстановку, текущий момент, откровенно поговорить.
Я так и старался делать.
Если возьмешь правильный тон, не высокомерничаешь, не заносишься, тебя слушают внимательно, доверчиво. Со многим соглашаются. Да и как не согласиться, коль правда на твоей стороне. Ведь нам приходится сражаться со множеством врагов, внутренних и заграничных. Международный капитал хочет утопить нас в крови и уморить голодом. Страна уже пять лет воюет. Глянешь за окно: то больной паровоз, то полуразрушенная станция, то фабричная труба без дыма.
Когда все это расскажешь, приведешь примеры, люди начинают понимать свою ошибку, верить в светлую жизнь, которая наступит после нашей полной победы.
В разговорах меньше нервозности, «матюков». Большая потребность во всем разобраться, доискаться до смысла событий, которые мы переживаем. Многие рассуждают правильно. Революция расширила кругозор людей.
Один старичок попросил разъяснить ему суть борьбы труда против капитала. Тут мне помог Карл Маркс, которого мы изучали на курсах. Потом зашла речь о взглядах Маркса на социализм. Старичок спросил, как будет с деньгами?
В разговоре участвовали все, кто находился поблизости. Народ очень интересуется общественными и политическими вопросами.
Беседовали несколько часов. Во время стоянок устраивали перерывы. Шли менять у крестьян питерскую махорку на хлеб. Потом снова занимали свои места, и разговор продолжался. Всех волнует завтрашний день Советской России.
Позавчера ночью приехали в Вятку. А вчера всех нас, прибывших с курсов из Питера, позвал к себе начальник политотдела 3-й армии товарищ Лепа. Беседовал с нами часа полтора. Спрашивал, как жили, чему учились, что видели. Под конец прочитал по списку, кого куда назначают. Меня посылают в 10-й Московский стрелковый полк.
Когда услыхал об этом, сердце упало.
— Товарищ Лепа, — спрашиваю, — неужели нельзя к «красным орлам»?
— Нет, — отвечает, — нельзя. Надо в десятый, это полк саботажников.
Больше не стал говорить. Почему «нельзя», почему надо в «полк саботажников», так я и не понял. Но делать нечего, раз приказано — поехал.
В политотделе нам объяснили, что мы находимся в распоряжении армии, а работать будем при частях. Может, мне еще улыбнется счастье, и я попаду все-таки к своим «красным орлам»?