Красные пианисты

Бондаренко Игорь Михайлович

— А что же там случилось еще? — спросил Максимилиан и предложил: — Прошу вас, присядьте, господин…

— Ремаген, — представился хозяин.

— Господин Ремаген, я думаю, что вы не откажетесь выпить со мной немного.

— Луиза! — крикнул Ремаген дочери. — Принеси бокал.

— И еще бутылочку, — добавил Максимилиан.

Когда они выпили, Ремаген сказал:

— Вы спрашиваете, что здесь случалось! Я живу здесь с сорок пятого года. До этого я жил в Зальцбурге. У меня там тоже был небольшой

ресторан. Я продал его и с семьей переехал сюда, в эту тихую обитель, как мне казалось. Но я ошибся. Эти места, оказывается, облюбовали эсэсовцы. Тихие лесные дороги вскоре были забиты грузовиками. Уже после войны я узнал, что в Грюнзее были затоплены какие-то ящики, а также военное оборудование станции, на которой велись работы с подводными ракетами. Словом, я искал тихое место, а попал туда, где могло быть очень шумно. Но, слава богу, все обошлось. Боев здесь не было — эсэсовцы убрались отсюда перед самым приходом американцев.

— Почему же все-таки у Грюнзее дурная слава? — снова спросил Фак.

— В сорок пятом здесь при таинственных обстоятельствах погибли два инженера. Были ли они инженерами на самом деле, я не знаю. Слухи ходили разные, но по документам они значились инженерами. Их нашли на берегу с перерезанными глотками. Тот, кто сделал это, добился своего: к озеру из местных жителей никто больше не приходил — перестали там купаться, ловить рыбу… Позже здесь были еще несчастные случаи. Года три назад на Грюнзее приехали два молодых аквалангиста и пропали.

— Как пропали?

— Пропали, и все. Они хотели обследовать дно озера. Чего они там искали? Одни говорили, что деньги, другие — что какие-то документы. Последним их видел лесник Эберхард Шрот. В первый день он проводил их к озеру. Вечером они вернулись и ночевали у Шрота, а утром снова пошли на озеро, и больше их никто не видел.

— Может, они просто незаметно уехали?

— Нет! Потом была полиция. К ней обратились родственники этих парней. Искали, расспрашивали — ничего не нашли, никаких следов.

— Куда же они могли деться?

— Кто его знает? Наверное, они там. — Ремаген сделал неопределенный жест рукой и продолжал: — Если бы их закопали, собаки-ищейки нашли бы. Они тут всю местность в округе облазили.

— А где же — там? В озере, что ли?

— Конечно. Груз привязали к шее, и будут лежать на дне, пока рыбы не съедят.

— Ну а про последний случай вы слыхали?

— Читал маленькую заметку в газете «Ди тат». Водолаз Кемпка — это вы имеете в виду?

— Что с ним случилось?

— Кто его знает? Говорят, шланг у него запутался и он задохнулся, а там кто его знает?

— Скажите, это единственная дорога к Грюнзее?

— Да, автомобильная — единственная. Есть еще тропы, но их надо знать. Мало кто их знает.

— А лесник этот, как вы его назвали?

—

Шрот. Эберхард Шрот.

— Он знает?

— Кому же тогда знать, если не ему… Он тут почти всю жизнь прожил.

— Я хотел бы проехать к нему.

— Это можно. Вот эта дорога приведет вас прямо к его дому. Только хочу вас предупредить: человек он неразговорчивый, и, чтобы развязать ему язык, надо его хорошенько угостить брандвейном.

— А вы с ним знакомы?

— Да. Он нередко бывает у меня. Как только у него кончаются запасы спиртного, так он едет ко мне.

— Тогда, будьте любезны, пусть мне положат в багажник две бутылки брандвейна.

Когда Фак, прощаясь, дал щедрые чаевые Ремагену, тот наклонился к кабине и заговорщическим тоном спросил:

— А вы знаете, кто недавно приезжал к Шроту и тоже взял у меня две бутылки?

— Кто?

— Господин Розенкранц.

— Розенкранц? Вывший гаулейтер Зальцбурга? Он что, отдыхал здесь?

— Не думаю. По-моему, он ездил к Шроту.

— К Шроту?

— Ну да. Эта дорога ведет только к домику лесника.

— И вы посоветовали ему взять…

— Нет. Я ведь не знал, куда он отправится. Он взял две бутылки — и все. Вернее, не он, а господин, который ехал с ним вместе. А Розенкранц даже из машины не выходил.

— Но, может, вы обознались?

— Нет. Я его хорошо знаю. Я уже говорил, что жил в Зальцбурге и много раз видел Розенкранца. Правда, он сильно постарел. Но я-то его хорошо знаю.

— А он вас знает?

— Нет. В прежние времена в Зальцбурге я был слишком мелкой сошкой для него.

— А когда точно здесь был Розенкранц?

— Да вот как раз перед несчастным случаем.

— С Кемпкой?

— Ну да.

— Розенкранц был здесь, когда погиб водолаз?

— Нет. Кемпка погиб на другой день после его отъезда.

— Розенкранц останавливался в вашем городке?

— Нет. На обратном пути он не останавливался.

— А вы все-таки не обознались?

— Я его отчетливо видел. Он сидел за рулем, а отсюда дорога, как видите, хорошо просматривается.

— Вы кому-нибудь говорили об этом?

— Да. Комиссару Клуте из Бадаусзее.

— Он приезжал специально по этому делу?

— Наверное.

— Ну, спасибо, господин Ремаген. Рад был познакомиться с вами.

— До свидания.

Максимилиан нажал на стартер и помчался к Грюнзее.

Действительно, по спидометру до места, где жил Шрот, оказалось пятнадцать километров.

На откосе у озера, на небольшой возвышенности, стоял двухэтажный дом. С двух сторон к нему подходил лес. Во дворе дома среди зелени виднелись хозяйственные постройки: хлев, летняя кухня, гараж. Все выглядело добротным, хорошо ухоженным.

Фак подъехал к дому и остановился.