Красные щиты. Мать Иоанна от ангелов
Шрифт:
— Вам, женщинам, в таких делах всего важней брачный венец. Пускай молодежь позабавится любовью, это в порядке вещей. Все равно им скоро расставаться — она будет жить в Испании, он — в Польше.
— Не очень-то его тянет в Польшу. Надо бы ему напомнить, что пора подумать о своем княжестве.
— Но там ведь Болек хозяйничает. Да и княжество не больно велико. Зачем Генриху туда ехать?
Гертруда бросила на Оттона быстрый взгляд, потом задумалась.
— Что ж, пускай поживет у нас, — сказала она. — Надеюсь, Рихенцу не сегодня-завтра из монастыря увезут.
Только это и удалось расслышать Тэли, который нарочно придержал коня, чтобы не терять из виду господ, ехавших позади.
К полудню они уже были недалеко от Берга и, чтобы не застать графскую чету врасплох, послали слугу известить о своем прибытии, а покамест остановились на хуторе в окрестностях замка. Хозяева мигом выставили соседей,
— Ну-ка, паж, доставай свою скрипицу, сыграй нам что-нибудь!
Тэли проворно взял виолу и заиграл — сперва что-то медленное, церковное, потом все быстрее, быстрее, хоть пускайся в пляс, и, вдруг оборвав, перешел на неторопливый, но чеканный ритм полонеза. Генрих склонился перед Рихенцой, лицо его осветила улыбка, напоминавшая улыбку Гертруды, только чуть грустная, мечтательная. Девушка встала, одной рукой приподняла длинную юбку, а другую руку — самые кончики пальцев — подала князю, и они принялись прохаживаться по кирпичному полу просторной горницы. Танец был степенный, благопристойный и очень понравился Гертруде. Давно не видала она такого занятного зрелища, прямо не могла насмотреться на танцующих и, хлопая в ладоши, все кричала: «Еще! Еще!» Тэли живей ударил по струнам, Генрих выпустил руку Рихенцы, и они пошли порознь то взад, то вперед, быстрыми шагами выписывая прихотливый узор танца в такт задорной музыке. Юбка Рихенцы, вздымая облачко пыли, шелестела по полу, стройная девичья фигурка, утопавшая в тяжелых складках, двигалась привольно, точно, изящно. Генрих от души развеселился, куда девалась его обычная меланхолия! И крестьяне, жадно прильнувшие к окнам, тоже повеселели; все они радостно улыбались вместе с бравым польским князем.
А Тэли знай наяривал все быстрей, все громче, и вот зазвучала разымчивая мелодия горского танца. Княжна Гертруда с притворной досадой замахала руками — дескать, не пристало ей смотреть на такую бесшабашную пляску! Но Тэли продолжал играть, а Рихенца — звонко хохотать и кружиться. Только Генрих, взглянув на сестру, вдруг задумался и остановился. Тогда и его дама, еле переводя дух, стала посреди горницы, а Тэли резко провел смычком по струнам, и виола смолкла.
Юноша и девушка, с трудом сдерживая смех, церемонно поклонились друг другу. Танец закончился.
Все притихли, а Гертруда, будто застыдясь своего минутного легкомыслия, быстро поднялась и велела трогаться в путь. За музыкой и танцами время пролетело незаметно, выехали с постоялого двора уже под вечер, и маленький Тэли, который опять вырвался вперед, едва был виден в густом тумане. Гертруда окликнула его, приказала петь, но только божественные песни. Мальчик послушно затянул хвалу деве Марии, уже слегка охрипшим голосом, потому что с самого утра пел на воздухе. Под звуки умиротворяющей песни они медленно приближались к покрытой буковым лесом горе, которая чернела в сумеречно-синем небе — там стоял родовой замок покойной княгини Саломеи. Гертруда обернулась и сказала ехавшему рядом Генриху:
— Подумать только, как отличается край, где умерла наша мать, от этих мест, где она родилась!
Дипольд поджидал их у подножия горы, где дорога начинала круто идти вверх и находился первый подъемный мост, весь покрытый ржавчиной, — должно быть, давно его не поднимали: жилось тогда в Швабии довольно спокойно. Граф Берг был еще не стар, но одет по-стариковски небрежно: серый плащ кое-как накинут поверх грубой кольчуги из неровных железных
А там царили переполох и беспорядок. Графиня — она была старше мужа сидела в нише у окна и даже не поднялась встретить Гертруду и ее племянницу. Эта очень немолодая женщина с трудом двигалась — она была на сносях.
С первой же минуты графиня завладела Гертрудой и, ничуть не смущаясь присутствием духовных особ, разразилась горькими нареканиями на крестовый поход, который отнял у нее сына. Бернара Клервоского она называла «антихристом» — он-де старается прослыть чудотворцем, морочит голову не только простолюдинам, но и князьям, графам, королям, даже нелегкого на подъем короля Конрада сумел одурачить {24} , а тому надо бы о Риме думать, о короне императорской {25} .
24
Конрад III, занятый междоусобной войной против Вельфов, вначале сопротивлялся призывам Бернара Клервоского выступить в крестовый поход. Лишь после того как Бернар во время проповеди в церкви пригрозил ему Страшным судом, он обещал «принять крест», что Бернар объявил «чудом».
25
Конрада III избрали королем швабские и франконские князья в 1127 г., еще при жизни Лотаря II. За это незаконное избрание он был отлучен папой от церкви, и только в 1138 г., после смерти Лотаря II, состоялась его коронация в Аахене как германского короля. Однако короноваться в Риме императорской короной Конраду III так и не удалось.
Этот град упреков, направленных против самых священных замыслов и стремлений христианского воинства, против призывов папы римского, слегка обеспокоил Гертруду. Она попыталась возразить, растолковать графине, что негоже называть безумием и мерзостью столь благочестивое дело.
— Даже сын твой, — сказала она, — и тот поехал, дабы обрести вечное спасение!
Графиня только замахала руками и горестно воскликнула:
— Да что ты мне говоришь! Уж я-то знала своего старшего сына. Вовсе не из благочестия поехал он с королем Конрадом. Еще в детстве только и снились ему всякие странствия, а постарше стал, все убегал из дому. То по горам бродил, то к австрийскому двору подался, то по Рейну плавал. В душе он язычником был, никогда, бывало, креста не сотворит, а весною нацепит на себя ветки зеленые да цветы и пошел плясать по деревням да по кабакам. По две недели домой не возвращался, уж я не чаяла его увидеть. А как пришли сюда эти сыны Велиала, эти слуги антихристовы да начали в вашем храме и монастыре, — тут она обернулась к мейстеру Оттону, — проповедовать, так он сразу выкроил из красного сукна крест, к плащу приладил да вскочил на коня — еле успела я дать ему двух парней в слуги, как его и след простыл.
Мейстер Оттон снисходительно кивал головой.
— Меня не удивляет, дочь моя, — сказал он, — что ты, чьи предки и родственники столь многим споспешествовали благу церкви нашей, думаешь, будто устами святых мужей, нас посетивших, вещал антихрист… Все это мне не раз доводилось слышать, но я полагал, что при племяннице своей, при дочери святой нашей княгини Саломеи, которая была украшением своего рода и благодетельницей нашего монастыря, ты удержишь свой грешный язык… В твоем ли положении вести такие речи!
Графиня готова была вспылить, но тут вмешался Дипольд — не обиделись бы гости да не повредило бы жене. Он заговорил с Гертрудой и Рихенцой о всяких других делах, расспрашивал, что нового при дворе в Бамберге, как здоровье кесаря. Говорят, после похода оно сильно пошатнулось. Идет слух, будто Конрада, когда он гостил у византийского императора, хотели отравить, но, конечно, тому нельзя верить — ведь Конрад в близком родстве с Мануилом и никакого зла ему не чинил, даже напротив, обещал помочь в защите от могучего и спесивого владыки Сицилии, от этого дьявола рогатого.