Красные следопыты (Повести и рассказы)
Шрифт:
Я посмотрел на Павку. Павка посмотрел на трубу и по-петушиному вскинул рыжую голову.
Я понял: Павка принял решение.
— Видишь, вон там телега с лошадью? — спросил он у Веньки.
— Вижу, — ответил Венька.
— Гони ее сюда.
— Зачем?
— Трубу выдирать будем.
Венька посерел от ужаса.
— А как же марсиане?.. — заикаясь спросил он. — Вдруг... они...
— Не бойся, — отрезал Павка. — Марсиан я беру на себя.
Венька убежал. Павка посмотрел на меня и сказал:
—
— А шум?
Павка не удостоил меня ответом. Он не привык обращать внимания на мелочи, когда дело шло о большом.
— По-моему, это труба беспризорная, — повторил он. — И к тому же еще железная.
Меня осенило.
— Выдерем и сдадим в лом!
Павка снисходительно усмехнулся: «Дошло наконец!»
Подъехал Венька на телеге. Мы заарканили трубу веревкой, привязали ее к телеге, и три голоса гаркнули:
— Но-о-о!
Все дальнейшее видится мне как в кошмарном сне. Лошадь, не привыкшая, видимо, к грубому обращению, взвилась на дыбы и понесла. Вслед за ней, грохоча и пританцовывая, понеслась пароходная труба, которую мы, с легкостью морковки, выдернули из земли. За трубой понеслись мы. А за нами... За нами, с колодками в руках, понеслись марсиане, ужасно похожие на земных сапожников.
— Стой, — кричали они, — стой!
Конечно, с нашей стороны было невежливо пренебрегать этим советом. Но мы пренебрегли им. Пренебрегли, полагая, что встреча с обитателями иного мира не сулит нам ничего доброго. И в этом было наше спасение.
Вечером мы узнали, что какие-то хулиганы сломали трубу, поставленную для вентиляции сапожной мастерской.
...Второй день я стараюсь не попадаться на глаза своему другу Павке. Неудачи, говорят, легче переживаются в одиночку.
СПЯЩИЕ НА ЛАВРАХ
Зрители разделились на две половины. Одна половина, досадуя на задержку в игре, хриплыми от холода голосами вопила: «Шайбу, шайбу!», и глас вопиющих в данном случае следовало понимать в прямом, а не в переносном смысле. Да, им нужна была шайба. Но не в ворота противника. С этим можно было обождать. Им нужна была шайба на поле. А ее не было. Она таинственным образом исчезла, и все игроки носились как угорелые в поисках пропавшего сокровища.
Вторая половина зрителей смеялась. Надо мной. Вернее, над моими попытками преодолеть земное притяжение и встать на ноги. Им казалось, что мне так и не удастся оторвать живот ото льда, к которому он якобы примерз. А я, честно говоря, не спешил с этим. Дело в том, что между моим животом и зеркальной поверхностью поля находилось нечто, что до поры до времени мне не хотелось показывать зрителям.
Это продолжалось до тех пор, пока ко мне не подкатил мой друг
— Вставай, скоро свисток, наша взяла.
— Я встал, и тут все увидели ее, шайбу, пропавшее сокровище.
— Вот она! — обрадованно загалдели наши противники, бросаясь на шайбу, как куры на просо.
Поздно. Раздался свисток, и матч окончился. Мы победили со счетом 1: 0.
Домой мы шли, сгибаясь под тяжестью башмаков и славы. Под тяжестью башмаков — своих и Павкиных — сгибался я. Под тяжестью славы — Павка. Он нес чугунный «кубок чемпионов», бывшую ступу, врученную нам за победу в матче дворовых команд.
Мне не давала покоя одна мысль. Принимая ступу, Павка обещал главному судье соревнований не «почивать на лаврах». Интересно, что он подразумевал под этим?
— Пав, а Пав, — не выдержал я, — что значит почивать?
Павка снисходительно усмехнулся.
— Значит, спать, — сказал он, — почивать — это по-старому.
Я лишний раз подивился начитанности своего друга и тут же поинтересовался:
— А лавры?
Павка даже побледнел от волнения. Он никогда не подразумевал во мне такого невежества.
— Вот они, лавры! — рассердился мой друг и потряс ступой чемпионов.
Я опешил. Значит, почивать на лаврах все равно что спать на ступе? Но кому это нужно? И зачем Павка обещал не делать этого? Разве боялся, что мы всей командой сойдем с ума и станем подсовывать под голову ступу вместо подушки?
— Что-нибудь не ясно? — спросил Павка.
— Теперь еще больше, чем раньше, — ответил я. — Зачем ты обещал это?
— Что это?
— Не спать на ступе?
Павка рассмеялся и постучал пальцем по лбу.
— Эх ты, — сказал он ласково. — Это же иносказательно. Почить на лаврах значит успокоиться на достигнутом. А мы не должны. Понял?
Я понял, и мы пошли дальше. Но тренироваться наша команда так и не стала. Зачем зря карандаши точить, если писать не на чем. Ведь сильнее нас все равно команд не было.
«Кубок чемпионов» мы выставили в школьном коридоре и по очереди стояли возле него в карауле. На ночь Павка уносил ступу домой.
— Чтобы не похитили ценный спортивный трофей, — говорил он команде.
Иногда, вооружившись клюшками и забросив коньки за спину, мы, как древние мушкетеры, прохаживались по родному городу.
— Народ должен знать своих чемпионов, — говорил Павка.
Увы, народ нас не знал. В этом мы убедились, когда забрели однажды в один двор. На хоккейном пятачке суетились игроки. Увидев нас, никто из них, однако, не только не упал в обморок, но даже не сделал попытки заорать от восторга. Такая бесчувственность нас удивила.
— Похоже, нас здесь не знают, — сказал я Павке.