Красные тюльпаны
Шрифт:
Он вспомнил озабоченное лицо командира и фразу, которую тот сказал на прощание: «Смотри возвращайся целым. Помни, что не кому-нибудь, а мне за тебя перед твоей матерью ответ держать придется. А что я скажу ей?»
Все эти мысли пронеслись у него в голове, пока один из немцев ворошил стожок, надеясь найти что-нибудь спрятанное там.
Разметав копешку и ничего не найдя в сене, немец скомандовал: «Пошел!» и с силой толкнул мальчика автоматом в спину.
Сережка шел, опустив голову.
«Уйти надо. Убежать.
Немцы провели его через деревню. Сережка не видел и не замечал ничего вокруг, настолько он был поглощен своими переживаниями.
Сколько было времени, он тоже не знал. Редкие встречные прохожие — женщины или старики, увидя конвоиров, отходили в сторону, останавливались, провожали мальчика испуганными взглядами.
Когда он проходил мимо одной избы, из-за изгороди его окликнул чей-то пронзительный голос:
— Сережа, ты ли это?!
Мальчик вскинул голову и взглянул в ту сторону: за изгородью стояла Нюра, та самая девочка, которой он однажды помогал колоть дрова.
Обрадованный неожиданной встречей, Сережка тут же откликнулся:
— Я, Нюра! Я! Мамке своей расскажи все.
— Поняла, — ответила девочка.
Из подворотни на дорогу выскочил лохматый пес. Он заметался вокруг немцев пронзительно и хрипло затявкал на них. Один гитлеровец сапогом ударил собаку, откинул в сторону. Пес перевернулся, взвизгнул, но тут же вскочил на лапы и снова кинулся на немца. Простучала короткая автоматная очередь — пес, прошитый пулями, растянулся на дороге.
Нюра от неожиданности вскрикнула: «Мама-а!» и кинулась в избу.
Сережку ввели в школу, где теперь у немцев был какой-то штаб. Конвоиры втолкнули его в комнату и что-то доложили сидящему за письменным столом худощавому офицеру. Тот, прищурившись, оглядел Сережку, поманил пальцем и, кивнув на табуретку, стоящую посреди комнаты, сказал по-русски:
— Пройди. Сядь.
Сережка, насупленно глядя на офицера, молча прошел, присел на краешек табуретки и обнял руками плечи, стараясь согреть себя. У офицера были жесткие короткие волосы, колючий взгляд, жесткая портупея, отчего и сам он весь казался жестким.
Когда солдат вышел, офицер поднялся из-за стола, обошел сидящего мальчика, испытующе разглядывая его. Потом он опять сел за стол, неторопливо закурил.
А Сережка сидел съежившись, думая, как бы не показать этому немцу, что он струсил или боится чего-то.
«Он не догадывается, кто я, — думал Сережка. — Если не подам виду, он подумает, что я и в самом деле сирота и иду из деревни в деревню, прошу милостыню, так как дом сгорел и мне негде теперь жить».
— Ну? — спросил немец. — Ты кто?
— Сирота.
— Из какой деревни?
— Из Вышегор.
— О! О-о!.. — протянул немец. — Это есть очень далеко отсюда. Как ты попал
— Пешком.
— Столько километров и пешком? Зачем?
— А я последнее время так и хожу пешком из деревни в деревню.
— Почему?
— Мне некуда податься. Сирота я.
— Я это слышал, — раздраженно перебил немец. — Не ври. Ты есть партизан. И пришел в расположение нашей воинской части специально.
— Не-е… Я не партизан, господин офицер. Я маленький. Партизаны все усатые и с бородами.
— Откуда ты это знаешь?
— На картинках видел, когда еще в школе учился. У нас в учебнике картинка такая была.
— А ты хитрый мальчик… Кто тебя послал?
«Фигу вам. Дудки», — подумал Сережка, Прикинулся совсем глупым.
— Зачем ты пришел сюда?
— Может, кто пустит переночевать. В Нелидово я иду. Там у меня тетка живет, она приютит.
— А кто у тебя еще из родственников есть?
— Никого.
— А брат есть?
— Нее…
— Врешь. У тебя есть брат. И он находится в партизанах. Я это точно знаю. Как твоя фамилия?
— Корнилов, — быстро смекнув, что врать не стоит, ответил Сережка и в то же время подумал: «Откуда он про брата узнал? А может, ловит меня на слове?»
— Ты сказал, что твоя фамилия Корнилов, — уточнил немец. — Это хорошо. Значит, у тебя есть и брат. Он партизан?
«Больше ты ничего не узнаешь, — подумал Сережка и вспомнил мать, которая любила говорить сыновьям: — Умейте держать язык за зубами. Помните, что длинный подол запутывает ноги, а длинный язык — шею».
— Он партизан? — переспросил немец.
— Не-е, — мотнул головой Сережка. — Брательника у меня нет.
— Врешь! — офицер поднялся из-за стола и наотмашь ударил мальчика по щеке.
Сережка не удержался на табуретке и грохнулся на пол, а когда поднялся, фашист снова ударил его кулаком прямо в лицо. И Сережка снова рухнул на пол. Горячая липкая кровь потекла из носа на подбородок. Приподнявшись, Сережка вытер рукавом кровь, простонал^
— За что?
— Ты будешь говорить правду?
— Нечего мне говорить. Я сирота.
Офицер побагровел и принялся снова бить мальчика тяжелым, точно кувалда, кулаком. Сережка падал, вставал, а гитлеровец ловил его за ворот пальтишка и снова бил, нещадно и иступленно орал: у
— Говори!!Сознавайся! Ты есть партизан?!
— Нет!
Гитлеровец окончательно рассвирепел. Сильным ударом он свалил мальчика! на пол и пнул его сапогом. Сережка увертывался насколько хватало сил, сжимал в комок тело, укрывал лицо и голову руками, а удары один сильнее другого обрушивались на него. Вдруг он весь как-то обмяк и потерял сознание. Офицер заметил, что мальчик не вздрагивает и не подает признаков жизни, остановился, приподнял его и тут же отшвырнул от себя. Вытерев платком пот с лица, позвал часового.