Красные тюльпаны
Шрифт:
Молча выслушав Ефима, Андрюхин сказал:
— Выручать Корнилова надо. Собери, комиссар, бойцов.
Когда партизаны выстроились на поляне, Андрюхин прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица бойцов, и внятно, чтобы слышали все, сказал:
— Нужны сорок добровольцев. Задача такая. В Крапивне арестован разведчик Сергей Корнилов. Он выполнял мое задание. Немцы пытали его в комендатуре. Жизнь его в опасности. Кто готов идти — шаг вперед.
И не успел командир произнести последние слова, как вся шеренга всколыхнулась,
— Добро! — отозвался командир. — В таком случае приказываю выступать на выполнение задания второму и третьему взводам. Командирам взводов срочно обеспечить бойцов боеприпасами. Чтобы не терять времени, поедем на санях. Срочно запрягать. Всё. Остальные свободны.
Строй рассыпался. Часть людей ушла обратно в землянки, остальные стали готовиться к выходу. Вскоре партизаны уже ехали по лесной дороге.
Командир отряда и начальник штаба, сидя на передней подводе, обдумывали план предстоящего налета на гарнизон фашистов. Лесник, ехавший с ними, хорошо знал деревню, он подробно рассказал, что и где в ней находится. Начальник штаба Павлов, выслушав лесника, расспросил о дорогах, ведущих к деревне, о школе, в которой теперь немцы разместили комендатуру.
— Сколько немцев в Крапивне, мы знаем, как охраняется их комендатура, — тоже, — сказал Андрюхин.
— Верно, — отозвался начальник штаба. — Однако подход к комендатуре даже ночью опасен — школа расположена в самом центре деревни. Это усложняет нашу задачу. А подойти к комендатуре надо тихо и незаметно.
— Там, возле школы, деревья какие-нибудь есть? — обратился к леснику Андрюхин.
— Есть, но мало. Редкий молодняк.
— Им и придется воспользоваться. Предлагай, Павлов, как действовать.
— Человек десять пошлем к комендатуре. Подберутся по-пластунски как можно ближе. Я думаю, сумеют подойти вплотную.
— И я так думаю, — одобрил Андрюхин предложение Павлова. — Но только не десять, а двадцать. Остальные группы прочешут избы, где ночуют немцы. Да побольше шума и грома, чтоб немцы думали, что нас много.
— Согласен, — одобрительно ответил начальник штаба. — А кто поведет людей к комендатуре?
— Я, — ответил Андрюхин. — Тебе приказываю быть со вторым взводом, третьим командует Баутин. Он командир боевой.
Условились они и о сигналах, по которым будут действовать все группы.
Сережка очнулся ночью от холода. Он попытался приподняться, но тут же упал: все его тело пронизала острая боль. Мальчик открыл глаза, но ничего не увидел в темноте. Сережка прислушался: рядом кто-то ворочался, охал.
«Где это я?» — силился понять Сережка и не мог.
Но когда ощупал разбитое лицо и голову, сознание окончательно вернулось к нему. Он вспомнил, как его вытащили из копны, как били в комендатуре. Будто обрывки страшного сна прошли перед глазами и сам допрос, и последние слова гитлеровца:
Сережку поразила эта фраза, но он не испугался. Страх охватил его, когда подумал: «Не выполнил приказ командира. Не сделал то, что было поручено».
Мучимый этой мыслью, он снова впал в забытье.
Оставив подводы на опушке леса, партизаны тремя группами с разных сторон двинулись на Крапивню. Андрюхин со своими бойцами шел параллельно деревне. Дойдя до середины ее, партизаны свернули и, пригнувшись, редкой цепочкой двинулись в сторону школы. Когда здание стало различимо во тьме, бойцы поползли по-пластунски.
Кирпичный дом был выше других построек, окна темные, занавешенные изнутри, и лишь в одном из окон пробивался лучик света — возможно, там находилось караульное помещение.
Партизаны ползли, не спуская глаз с этого дома, ожидая команды для решительного броска.
Вот Андрюхин встал на колено, махнул рукой, и четыре-партизана кинулись к сараю. Обойдя его с двух сторон, сразу же, навалились на часового, топтавшегося около двери, подмяли его. Затем дали сигнал всей группе.
Партизаны окружили комендатуру, часть из них тихо вошли в дом.
Когда сбили замок, Андрюхин первым вошел в сарай, включил электрический фонарик, пошарил лучом. Светлый круг выхватил из темноты чьи-то незнакомые испуганные лица и вдруг замер — слева от входа на ворохе соломы лежал Сережка.
— Корнилов? Сережа? — Андрюхин наклонился над мальчиком.
Сережка, услышав свое имя, не раскрывая глаз, отозвался стоном.
Андрюхин поднял легкое тело мальчика на руки и вынес его из сарая.
— Где санитар?
— Я здесь, товарищ командир, — отозвалась Шура, подбегая к нему.
— Помоги Сереже, — сказал Андрюхин, передавая мальчика одному из бойцов. — Несите его в дом. Там светлей.
Командир опередил их, вбежал на крыльцо школы. Партизан с Сережкой на руках и Шура вошли следом за ним и услышали, как кто-то коротко доложил Андрюхину:
— Товарищ командир, школа очищена. Два офицера взяты в плен.
— Добро, — отозвался Андрюхин.
Партизан внес Сережку в учительскую, положил на диван и отошел в сторонку, уступив место Шуре.
Девушка присела на край дивана, расстегнула Сережкину рубашку, ощупала его грудь, спину.
Смочив ватный тампон в нашатырном спирте, поднесла к носу мальчика. Сережка вздрогнул, очнулся.
Подошел Андрюхин. Увидев его, Сережка тихо проговорил:
— Я им ничего не сказал, товарищ командир. Честное партизанское.
— Верю, — сказал Андрюхин. — Ты не волнуйся. Помолчи пока, потом доложишь.
Он посмотрел в угол учительской, где стояли связанные немецкие офицеры и, кивнув на них, спросил мальчика:
— Допрашивали тебя они?
Сережка повернул голову, увидел немцев.