Красные журавли (сборник)
Шрифт:
— А они там времени не теряли! — удивился штурман.
— Я же говорю — хорошие ребята, — в голосе Лобова прозвучала толика раздражения, — у обоих прекрасные отзывы из института. Поэтому-то им и разрешили вместе лететь на Орнитерру.
— Но любовь есть любовь, — засмеялся Клим, — она не только возвышает людей, но и заставляет их делать глупости. Все мы прошли через это!
— Не надо мерить всех на свой аршин, — наставительно сказал Кронин, — люди, особенно молодые, гораздо лучше, чем это тебе представляется.
— Конечно, не каждому дано стать Ромео.
— Ромео. — Алексей покачал головой и вздохнул. — Кто такие Ромео и Джульетта? Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом.
— Не кощунствуй!
— Разве я виноват, что наши предки любили обожествлять свои инстинкты? Нет, я уверен, Лена и Виктор — не Ромео и Джульетта, а вполне современные люди. Сильно сомневаюсь, чтобы они так ошалели от любви, что забыли и о делах, и о собственной безопасности. Надо искать другую, более вескую причину.
— Так уж сразу и причину! — запротестовал Клим. — Ты скажи хотя бы намёк, самую маленькую зацепочку!
— Зацепочка есть, — хладнокровно сказал Лобов. Ждан и Кронин дружно повернули к нему головы. — База просила обратить внимание на отсутствие крупных хищников на Орнитерре, пояснил Иван. — Обычно ведь устанавливается определённый баланс между хищниками и растительноядными, а на Орнитерре он нарушен. Там встречаются копытные с зубра величиной, а самый крупный хищник — не больше зайца. Да и таких немного.
— Из любых правил бывают исключения, — вновь вставил свою реплику Кронин, — а исключения всегда подозрительны.
— Так же, как и правила! — отрезал Клим.
Кронин усмехнулся:
— Как бы то ни было, база вполне определённо намекает нам, что на Орнитерре вместо крупных хищников может действовать некий неизвестный фактор, а поэтому рекомендует проявлять разумную осторожность.
Лобов молча кивнул в знак согласия, а Ждан схватился за голову:
— Представляю! Скафандры, скорчеры, подстраховка, в общем, как на Тартаре!
— Осторожность ещё никому не повредила. — Кронин был сама рассудительность. — Но скафандры и скорчеры на Орнитерре это, по-моему, уже слишком.
— Конечно, — согласился Лобов. — Ненужная осторожность только затрудняет поиски. Достаточно будет лучевых пистолетов и лёгких защитных костюмов.
Клим облегчённо вздохнул:
— Это ещё куда ни шло. Хотя, если подумать хорошенько, санаторий и лучевые пистолеты — разве это не смешно!
Глава 4
По розовому небу плыли редкие облака, похожие на рваные клочья небрежно окрашенной ваты. Невысоко над горизонтом неистово пылало крохотное голубое солнце. Посреди фиолетовой поляны на опалённой и поэтому порозовевшей траве возвышалась патрульная ракета, впаяв в небо острый хищный нос. Возле ракеты стояли два космонавта — длинный худой Кронин и крепыш Ждан. Поляну со всех сторон окружал невысокий лес. Растительность поражала бесконечным разнообразием оттенков синего цвета — от нежно-голубого, почти белого, до густо-фиолетового, больше похожего на чёрный. То здесь, то там над лесом столбами роились колибриды. Их оперение, окрашенное во все мыслимые цвета радуги, искрилось в лучах голубого солнца тревожным и радостным блеском драгоценных камней. Временами какой-нибудь из роев вдруг вспенивался, рассыпаясь на отдельных птиц, и падал вниз, исчезая в синеве деревьев, а в другом месте поднималась новая волна колибридов и, как по команде, собиралась огненным столбом.
— Что-то Иван запаздывает! — не то с беспокойством, не то с раздражением проговорил Клим, вглядываясь в сторону, откуда неторопливо плыли зеленоватые облака.
Кронин повернул голову, разглядывая своего друга с оттенком удивления.
— Поэтому-то ты и прибежал ко мне?
— А ты думал, для того чтобы поразвлечь тебя? — сердито ответил Клим вопросом на вопрос.
Кронин тихонько засмеялся:
— Нет, этого я не думал. Но я думал о том, что Иван на униходе, который может шутя проскочить сквозь термоядерное облако с температурой в миллион градусов, а один мой хороший знакомый совсем недавно уверил меня, что Орнитерра — настоящий санаторий.
Он покосился на хмурого товарища, положил ему руку на плечо и мягко добавил:
— Если командиры патрульных кораблей будут без вести исчезать на таких планетах, как Орнитерра, то всю нашу службу надо будет разогнать, а нас самих перебросить на Землю пасти стада китов в Тихом океане. Прилетит Иван, ничего с ним не случится.
«Торнадо» совершил посадку в полукилометре от научно-исследовательской станции. Ближе приземлиться было нельзя — отдача ходовых двигателей могла повредить аппаратуру наблюдения, развёрнутую возле станции. Сразу же после посадки осмотрели станцию и кое-что выяснили: в ангаре не оказалось станционного глайдера, а в вахтенном журнале коротко значилось: «Ушли на облёт наблюдательных постов». Всего этих постов было двенадцать, они располагались вокруг станции на удалении от пятисот до тысячи километров.
— Все ясно, — уверенно констатировал Клим, — потерпели аварию во время облёта. Катастрофы на глайдере невозможны. Значит, сидят где-то на маршруте и преспокойно ждут нашей помощи.
Кронин исподлобья посмотрел на Клима и вздохнул.
— Ясно или неясно, а первоочередная задача определилась надо отыскать глайдер, — заключил Лобов.
Ждану было поручено детально ознакомиться со станцией, Кронин занялся приведением в стартовую готовность «Торнадо», а Лобов на униходе отправился на поиск глайдера. Он вёл поиск с помощью биолокатора, настроенного на спектр биоизлучения человека. Это был чертовски капризный прибор, чувствительный даже к малейшим помехам. Он требовал неусыпного внимания, мог работать лишь в условиях полнейшего радиомолчания, так что на связь с товарищами у Лобова просто не оставалось ни времени, ни возможностей. И вот командир запаздывал уже на двадцать минут. В ходе свободного поиска это сущие пустяки, но Клим почему-то нервничал, что было на него совсем непохоже.
— Прилетит, — спокойно повторил Кронин, — и может быть, даже с этими влюблёнными на борту. — Он полной грудью вдохнул свежий воздух и, прислушиваясь, склонил голову набок.
Вокруг звучали странные голоса и музыка. Мягкие стоны «О-о-о! А-а-а!», звонкие удары крохотных молоточков, тяжкие вздохи органа, густой гул контрабаса, беззаботное цоканье кастаньет и фривольные трели флейты — все это сливалось в бестолковую, но красочную симфонию. Можно было подумать, что поют орнитеррские птицы. Но нет, земные аналоги здесь не годились. Только совсем близко от сверкающего столба колибридов можно было услышать его печальную скороговорку: жужжащий гул сотен крыльев, шорохи и вздохи воздуха. Пели не птицы, а цветы. Скромные синие и зеленые цветы, совсем незаметные на фоне листвы. Они пели в полный голос по утрам и вечерам. Чем выше поднималось злое солнце, тем молчаливее становились цветы, а в полдень, когда яростный голубой глаз сверкал в самом центре небосвода, цветы умолкали совсем. И только иногда из глубины синей чащи доносилось грустное, почти страдальческое «О-о-о! А-а-а!».