Красный бархат
Шрифт:
А потом выяснилось, что в её комнате была установлена камера. Об этом я узнал через пару дней, когда меня быстро скрутили и без лишних слов слепили статью.
Девушка объяснила её наличие тем, что она записывала какое-то видео для своей странички, а я ворвался именно в этот момент. Запись, разнообразные следы на теле — доказательства были весомые.
Не помню на какую по счету ночь я словил в камере состояние, когда на несколько дней поверил в собственную виновность. От встреч с адвокатом отказался на психе, с отцом не виделся, уже готов был даже
Чувствовал себя загнанной добычей, над которой издеваются туманным будущим. То ли просто припугнуть хотят, то ли сожрут, а кости в пыль сотрут, чтобы ни единого шанса на восстановление. Метафорически, конечно.
Отец тогда все связи поднял. Параллельно разбирался со мной и собственными делами, потому что на него тоже наехали. Решили, мой арест настолько его подкосит, что это окажется как конфетку у ребёнка. Недооценили. Крупно недооценили. За это и поплатились, после того как я вышел и на ноги встал.
— Совсем поплатились? — выдаёт удивлённо, салфетку теребит в руках, рядом уже приличная бумажная горка образовалась.
— Цивилизованно, птичка. Меня вытянул Игорь. Тот человек, с которым я тебя свёл. Он моему отцу был крупно должен, поэтому фактически рыл землю, чтобы я смог выйти. Помню, в первую нашу встречу он мне мозги на место поставил. Забросал историями, когда люди зубами в свою жизнь вгрызаются, а я тут сижу и сопли на кулак наматываю: бедненький и несчастный, твою мать. В душу пролезать у него отменно получается. Повозились мы ещё какое-то время за мою свободу, а через пару недель я уже был дома, — заканчиваю, на какое-то время провалившись в воспоминания под тишину в воздухе.
Первое время нелегко тогда пришлось. Просыпался от кошмаров, жрать вообще не хотелось — мать в обмороки падала, когда перед ней ходячий скелет появлялся. Лерка тогда сразу прибежала, рядом всё время крутилась, назад просилась.
Не удержался, каюсь.
Трахнулись пару раз, имитировал прощение, а потом выкинул, стоило её пригреться, вместе со всеми шмотками из квартиры без лишних слов. Забавно было наблюдать, как из неё снова истинная гниль вылезает. Потом ничего, успокоилась, приходила пытаться мириться. Сначала часто, раз в пару недель.
Сейчас вот иногда на горизонте появляется. Всё никак не дойдёт — без шансов.
Она после этого не захотела обратно в свою жизнь в общаге возвращаться. Предложения ещё во время наших отношений поступали, я же появлялся с ней в обществе. Зацепилась за какое-то, удалось закрепить статус, так и крутится сейчас между папиками.
А когда накатывает, видимо, мне пытается на уши присесть: люблю, прости, всё осознала, чувства были настоящими.
— Не смотри на меня такими глазами, птичка. Всё давно закончилось, я оставил это в прошлом. С женщинами только потом не клеилось. До тебя, — выдыхаю, приходя в себя, поймав её полный жалости взгляд.
— Боже… Руслан, я… Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить. Не представляю, что ты тогда чувствовал.
—
— Это они тебя?
— Да. Наказать решили за то, что я «законы» не учитывал. Лез туда, где уже всё было поделено, и ни с кем не считался. Их закрыли потом. Я отчасти поэтому с бывшей и сошёлся, надо было раскрутить её на показания. Лера свидетельницей пошла, остальных за ниточки сверху потянули, там ещё куча всего вскрылось на несколько сроков.
Кира только сильнее бледнеет. Обнимает себя руками и так беззащитно выглядит, что я просто не в силах удержаться. Срываюсь с места, опускаюсь на корточки перед ней и грею невероятно холодные, несмотря на тёплый вечер, ладони в своих руках. Такие хрупкие на фоне моих.
— Мне так жаль. Я должна была сразу прийти к тебе, поговорить нормально, а не убегать. И… — она всхлипывает, а мне от этого звука сердце рвёт на части.
— Тише, птичка, не надо, — вытираю слёзы с лица костяшками и заправляю прядь за ушко. — Ты ни в чём не виновата, не накручивай себя. Иди сюда.
Выпрямляюсь, чтобы притянуть это дрожащее тельце к себе. Глажу по волосам, пока малышка утыкается мне в плечо и отчаянно цепляется пальчиками в рубашку. Забираюсь ладонью под футболку, стараюсь успокоить мягкими скольжениями по обнажённой спине, замечая, что всхлипы постепенно сходят на нет, а сама девочка трётся носом о мою шею.
Теперь всё как надо. Как должно быть. Она в моих руках, прижимается ко мне грудью и щекочет своим тёплым дыханием. Вот так, малышка. Забирайся обратно в мою душу и немедленно давай сюда свою, которую так необдуманно у меня украла.
Наконец-то её губы. Сладкие, манящие, до одури приятные, когда скользишь языком по ним и тянешь в укусе на себя, а птичка лишь тихо постанывает, потому что я не могу удержаться и спускаю ладони на идеально округлые ягодицы, которые я обязательно отшлёпаю в ближайшее время. Глупышку надо наказать.
— Чёрт возьми, девочка, перестань, — она скользит своими коготками по моей спине в ответ на лёгкий шлепок по заднице, а я вспоминаю о большой кровати в моём номере, которая гораздо лучше крыши подходит для всех последующих раз, когда птичка будет стонать подо мной.
А она бязательно будет.
Глава семидесятая. Кира
Всю дорогу до его номера мы молчим, потому что все слова сейчас покажутся такими пустыми. Нам просто нужно быстрее почувствовать друг друга.
Как же я скучала по его рукам.
Вспыхиваю с первых же секунд, когда он так сильно прижимает меня к себе, что между нами нет и свободного миллиметра. Обрушивается с силой на мои губы, сжимает ладонями ягодицы, заставляя меня приподниматься на носочки.