Красный дракон. Китай и Россия в XXI веке

Девятов Андрей Петрович

В Китае не принято выступать против начальства. И это — бесспорный пример смирения китайской души.

Наверное, "разрядкой" от гнетущей китайцев пяты смирения (Инь) можно объяснить и склонность их к бессмысленным издевательствам над другими людьми как оборотному смирению средству собственного самовыражения и морального удовлетворения в чувстве хозяина положения. В этом же ряду естественных противоположностей смирению находится и порой исключительно острая реакция китайцев в форме бунта (Ян) на эмоционально окрашенные моменты, а также их всплески ничем не оправданной жестокости и насилия.

Четвертой характеристикой психологии китайцев выступает прагматизм как тип поведения, предполагающий ориентацию

на практически полезный результат и силу. Однако китайский прагматизм не чета западному. Китайское сердце тянется к богатству. Но если для Запада богатство — это количество денег, то для китайца — качество жизни. Показателем богатства на Западе выступает капитал. У китайцев же в ориентирах качества жизни богатство — это роскошь, а среди роскоши главная — это роскошный гигантский обед. И именно многочасовой китайский обед более всего контрастирует с быстрой и примитивной едой американских миллионеров. Для сравнения, в России человек, если живет в достатке, то и без роскоши или капитала уже ощущает себя богатым.

Прагматизм в бизнесе означает, что китайцы всегда используют все свои карты: и те, что в руках, и те, что в рукаве. Следует помнить, что и китайская вежливость, обходительность, гостеприимство и щедрые угощения, подарки, развлечения и рассудительный, скромный стиль обсуждения вопросов — являются прагматичной тактикой Для достижения при любой возможности непреложного преимущества.

Приземленный в устремлениях прагматизм китайцев пренебрегает возвышенными категориями морали, равнодушен к правде, но всегда принимает во внимание силу. Поэтому лучшая политика во взаимоотношениях с китайцами — это политика с позиции силы, которая не применяется, но демонстрируется. Отсутствие же демонстрации вашей силы приводит, в конце концов, к выказыванию китайского пренебрежения.

Именно прагматизмом я объясняю и то, что очень многие уголовные и гражданские дела в Китае решаются в соответствии не с буквой закона, а с личным пониманием сути этого закона тем или иным чиновником, облеченным властными полномочиями. Причем не только на местах, но и на высоком уровне. Китай — это страна, в которой начальники поступают так, как им прагматически заблагорассудится.

Мне довелось участвовать и на стороне истца и на стороне ответчика в нескольких судах и арбитражах. Из этой личной судебной практики я и вынес названное мнение. Подтверждением же прагматичному подходу судей к тяжбам является обычная в Китае практика бесконечного откладывания рассмотрения дел и оставления их вовсе без какого-либо судебного решения в случаях, если судью не устраивает решение, которое он обязан вынести в соответствии с законом. Часто причиной этого является сила денег, влиятельность связей ответчиков или даже простое патриотическое нежелание выносить решение в пользу иностранца. Так или иначе, в реальной жизни у китайцев сила всегда стоит и выше правды и выше права.

Пятой характеристикой чрезвычайно исторического самосознания китайцев выступает чувство снисхождения, а порой и презрения к иностранцам. Неравенство лежит в основе картины мира у китайцев, в которой они занимают центр. Срединное государство — страна не только самой большой численности населения в мире, но и самой древней из ныне живых цивилизаций не планете, изумительные достижения которой по многим параметрам не имеют себе равных в мире. Поэтому в глубине души китайцы убеждены в исключительной самобытности центра, одна из сторон которой — интеллектуальное, моральное и культурное превосходство над жителями окраины.

Китайцы за глаза считают иностранцев вообще неполноценными беспринципными, нетерпеливыми, грубыми, продажными и вероломными. По существу — "дьяволами" с белыми лицами (в китайском театре белое лицо — символ порока) При этом в Китае очень хорошо относятся

к конкретным людям из-за рубежа. Китайцы вежливы и гостеприимны к ним и даже в современном термине "иностранец" ("лаовай") употребили смысл "почтенный обитатель окраины", признавая превосходство иностранцев в технологии и сноровке. Однако смысл полного китайского термина "иностранец" (вай го жэнь) обычно трактуемый некитайцами, как "человек извне", в логике противоположностей должен был бы иметь контрсмысл "человек изнутри" (нэй), но в жизни-то самоназвание китайцев другое: "человек из центра" (чжун). Смыслу "центр" противоположен смысл "окраина", и так в китайской душе формируется легкое ощущение возвышенного превосходства как бы "столичного жителя" над жителем провинции "этой планеты".

В ключе чувства морального и культурного превосходства китайцев над иностранцами и отмщения за "потерю лица" предков можно воспринимать и всеобщее ликование нации по поводу возвращения Гонконга в состав КНР, названного в материалах отдела пропаганды ЦК КПК "избавлением от столетнего позора".

В этом же ряду находится и факт обособленности китайских общин за рубежом. В Монреале, Нью-Йорке или Москве китайцы не читают местных канадских, американских или российских газет, они живут в рамках своих землячеств и читают издающуюся в стране пребывания иероглифическую прессу, всегда освещающую и события в Китае и дающую китайскую оценку событиям за рубежом. И если китаец при этом смеется, то его смех чаще всего выступает проявлением недоумения или презрения к иностранному, ибо другой источник смеха — иностранный юмор — для китайца совершенно невозможен.

Китайцы обычно очень стремятся получить иностранный вид на жительство. Выходцы из привилегированных слоев, имеющие определенный уровень образования и связей в обществе, решают эту проблему путем брака с иностранкой, но характеризуют это не иначе как "патриотическое действие", как использование иностранцев в китайских целях. Другой популярный способ приобретения иностранного гражданства — через получение статуса беженца, пострадавшего от нарушений "прав человека" в Китае. Однако тех китайцев, кто искренне и последовательно выступает с критикой существующего в Китае положения в области прав человека, большинство "беженцев" называют "предателями Родины".

Получив иностранное гражданство, китайцы очень активно получают образование и быстро продвигаются в структуре бизнеса и в общественных стратегических организациях. Однако практически любой китаец — это такой человек, который может жить за границей, честно платя налоги, всю жизнь, но когда Родина попросит, он сделает для нее все, что сможет.

Я был свидетелем, когда, уйдя на покой, американские миллионеры китайской национальности, родившиеся и разбогатевшие в США, приезжали в Китай, покупали недвижимость и обосновывались заново с тем только, чтобы умереть на Родине предков. А состоятельных китайцев, на закате жизни перебирающихся на жительство на китайский материк из стран Азии, — тысячи.

И в деятельности китайских христианских общин, по свидетельствам самих китайцев, слова священников и прихожан часто расходятся с делом. Видимо, отчасти это можно объяснить тем, что искренне усвоить духовные ценности иностранного происхождения китайцам не так-то легко.

Для сравнения замечу, что тогда как китаец, где бы он ни был, всегда остается китайцем, то русский не везде остается русским, в эмиграции он уже зачастую другой. Только особенно крепкие духом православные староверы где-нибудь в Бразилии, как и китайцы, живут замкнутой общиной и внешне подчеркнуто сохраняют ношение русской окладистой бороды и сарафана. Однако глубокая разница русских с китайцами заключена именно в отношении к иноверцам и инородцам. Русский извиняет их инаковость, а китаец к ней снисходителен.