Красный Элвис
Шрифт:
В следующий раз мы виделись с ним на вокзале, я завис на несколько часов, дожидаясь следующего поезда, позвонил Кристофу, он пришел и начал рассказывать.
— Хороший проект получается, — сообщил он. — Особенно эти объекты с Донбасса. Напишешь что-нибудь об этом?
— О поездке? — переспросил я.
— Нет, именно о мертвом индастриале, не о поездке.
— Попробую, — сказал я. — Хотя мне интереснее было бы написать вообще о поездке.
— Нет, — оправдываясь, возразил Кристоф, — меня интересует мертвый индастриал.
— Ладно, — ответил я. — Почему бы и нет. Про индастриал так про индастриал. Знаешь, я люблю туда ездить. Дело даже не в индастриале. Хотя в индастриале, наверное, тоже.
— Да, — согласился он. — Там очень здорово.
— Жаль, что ты снимаешь только мертвые объекты. Для меня гораздо интереснее была сама дорога.
— У мертвых объектов одно большое преимущество: умерев, они не повторяются.
— У дороги тоже есть одно большое преимущество.
— Какое же?
— Этой дорогой всегда можно проехать еще раз.
Часть
КРАСНЫЙ ЭЛВИС
КРАСНЫЙ ЭЛВИС
(Социалистические веяния среди домохозяек)
Каждая домохозяйка, включенная в социальную борьбу, должна помнить три вещи. Во-первых, самоорганизация. Самоорганизация домохозяек предусматривает, прежде всего, преодоление социальной изоляции как таковой. Вот домохозяйка выходит из дому, она думает, ох, эта моя социальная изоляция, эта моя исключенность из борьбы, что я могу с этим сделать, я одинокая беременная домохозяйка, моя социальная изоляция доканывает меня, я просто становлюсь заложницей обстоятельств — так она думает и делает первую ошибку. Главные враги домохозяйки — менеджеры, рекламные агенты и работники муниципалитета — караулят каждый ее шаг, они уже готовы перехватить ее, они контролируют ее социальную активность, думая: вот она, вот она, эта чертова домохозяйка с ее чертовой социальной изоляцией, что она себе думает, что она, сука, себе думает, она думает, мы за нее будем решать проблемы ее исключенности из борьбы, она думает на нас перебросить эту проблему? Она себе думает, что все менеджеры и рекламные агенты, все работники нашего, сука, муниципалитета сейчас кинутся решать ее социальные проблемы, да? Ну так она ошибается, — говорят менеджеры, — да, она глубоко ошибается, и вот почему.
И они останавливают ее и начинают говорить приблизительно вот что: мэм, говорят они, мы ознакомились с вашей проблемой, да, мэм, мы пробили все варианты, но сорри, мэм, ничего из этого не выйдет, боимся, мы не сможем решить вашу проблему, именно так, мэм.
И тогда ты, беременная домохозяйка, говоришь себе: ну, я так и знала, я знала, что так все обернется, вся проблема в моей изоляции, в моей, блядь, невовлеченности в борьбу, в этом вся проблема, да, они правы, эти безумные работники муниципалитета, они безусловно правы, ну, куда мне с моей изоляцией, с моим токсикозом, куда?
Но стоп. То, о чем тебе говорят, имеет и свою обратную сторону. Посмотри, видишь его? Это менеджер. Ему тридцать лет. У него — отсутствие перспектив в этом бизнесе и проблемы с самоидентификацией. Иначе говоря, он гей, понимаешь, он пидор, повтори, давай, повторяй: пидор, молодец. Давай, еще раз, кто это? Это менеджер. Правильно, но прежде всего кто он? Пидор. Громче! Пидор. Еще громче!!! Пидор! Это пидор! Это менеджер-пидор! Все менеджеры — пидоры! И все рекламные агенты — тоже пидоры! Пидоры и сукины дети, добавим от себя! Да, пидоры и сукины дети. Все менеджеры и рекламные агенты — пидоры и сукины дети! Я уже не говорю о работниках муниципалитета!
Молодец. Это и называется самоорганизация.
Во-вторых. Всякая уважающая себя домохозяйка должна помнить про солидарность. Солидарность. Повтори! Со-ли-дар-ность! Правильно, солидарность. Кто твой враг? Пидоры и сукины дети! Правильно, а еще работники муниципалитета. Кто твои друзья? Ты не знаешь? Ты не знаешь, кто твои друзья? Всякая уважающая себя домохозяйка солидарна с трудовыми коллективами колхозов, совхозов, экспериментальных хозяйств, а также с работниками тяжелой, угольной и машиностроительной промышленности. Повтори! Машиностроительной. Да, машиностроительной. Всякая домохозяйка, активно вовлеченная в борьбу, чувствует братское плечо работников машиностроительной промышленности. И экспериментальных хозяйств. Да, правильно, — и экспериментальных хозяйств. Преодоление твоей социальной изоляции напрямую связано с солидарностью и с трудовыми коллективами экспериментальных хозяйств. Ты это понимаешь? Да. И они это понимают, эти сукины дети, они тоже прекрасно это понимают. Поэтому вся их деятельность направлена против тяжелой, а особенно — против машиностроительной промышленности. Менеджеры контролируют тебя, ты это ощущаешь? Ощущаю. Что ты ощущаешь? Менеджеры контролируют меня. Контролируют мои поступки, мои платежки, мои финансы, они контролируют мой секс. Какой у тебя секс? Ты — одинокая беременная домохозяйка! ОК, секс они не контролируют, они контролируют мои финансовые каналы, мои капиталовложения, мои налоги, мои коммунальные тарифы, мою социальную изолированность, мою вовлеченность в борьбу, мою солидарность со всеми работниками тяжелой и всеми работниками машиностроительной промышленностей, они контролируют мои телефонные разговоры, мое питание, мое самоощущение, мое здоровье, мои транквилизаторы, мои сны, мои дневниковые записи, мою беременность. Правильно, они контролируют твою беременность. Кто контролирует твою беременность? Сукины дети. Правильно, кто они? Менеджеры. А еще? Рекламные агенты и работники муниципалитета. Именно так — муниципалитета. А для чего им моя беременность?
И последнее, третье. Всякая домохозяйка обязана помнить о правилах пожарной безопасности. Ничто не обходится так дорого, как пренебрежение правилами пожарной безопасности. Ежедневно в стране гибнет около 70 одиноких домохозяек, пренебрегших правилами пожарной безопасности. Это очень много. Причиной этого становятся небрежность, невнимательность, а прежде всего — чрезмерная социальная изолированность домашних хозяек, их невовлеченность в борьбу, именно она обычно и приводит к фатальным последствиям. Прежде всего — газ. Газ — наиболее эффективный способ борьбы с твоей изолированностью. Система перекрывает тебе краны, стремясь полностью взять тебя под контроль, система держит одну руку на кране, а другой рукой — что она делает другой рукой, ты знаешь, что она делает другой рукой? Нет? А ты хочешь узнать об этом? Да. Точно хочешь? Да, я хочу. Скажи — я хочу знать, что система делает другой рукой, в то время как одной перекрывает мне кран. Я хочу знать, что система делает другой рукой, в то время как одной перекрывает мне кран. Слушай: система — это однорукий бандит! Это однорукий бандит, созданный для того, чтобы выкачивать из тебя бабки. Чтобы выкачивать бабки и контролировать каждый твой шаг. Это однорукий бандит, созданный для тотального прессинга. Одним словом — другой руки у него нет. Всё, конец.
И вот менеджеры собираются после тяжелого рабочего дня в баре, жирные, тяжелые и малоподвижные менеджеры среднего звена, толкутся в баре, как тюлени, бьют ластами и издают резкие пронзительные звуки, перекрикивают музыкальные автоматы, топчутся возле караоке, мчатся, шлепая по полу своими ластами, в сортир. Хо-хо, говорят друг другу, как хорошо, что все мы здесь сегодня собрались, мы — менеджеры среднего звена, нам всегда есть о чем поговорить после напряженного рабочего дня, давайте, друзья, — говорят друг другу — о чем поговорим сегодня? О регби или о бабах? В задницу регби, протестующе машет ластами часть менеджеров. Давайте о бабах! Да-да, оживляются остальные менеджеры, давайте, давайте. И даже те, кто топчется возле караоке, оживляются. И даже те, что отвалили в сортир, мчатся назад, стуча ластами по полу. Ну что, говорим о бабах? — еще раз переспрашивает папа-тюлень. Да-да, еще раз, дважды за короткое время, оживляются менеджеры. И тогда папа-тюлень говорит им так:
Йо, — говорит он, — йо, друзья, что вы мне говорите, какие бабы? — говорит он, — о чем речь, я знаю о бабах все, и я могу вам рассказать. Потому что я знаю о бабах все. И знаете, почему я знаю о них все? Потому что я смотрю на бабу и уже знаю, чего она хочет, я всегда знаю, чего она хочет. Йо! И вот со мной случается такая история — захожу я в соседний бар, я всегда знаю, чего я хочу, вы ж меня знаете, и я подхожу к бармену и так говорю ему — йо, парень, мне как всегда, ладно? Что — как всегда? — не понимает этот молокосос.
Ну, меня таким не проймешь, я знаю, что почем в этой жизни. Я ему говорю, значит, так, парень, мне, как всегда, мой любимый крутой двойной сандвич с ветчиной. Вау — взвывают в один голос менеджеры и в восхищении бьют ластами по полу. Ага, — продолжает папа-тюлень, — именно так, йо, вы ж меня знаете, именно так. И тут этот ублюдок говорит мне: мужик, говорит, мужик, где это видано, чтобы в стриптиз-барах давали сандвичи с ветчиной? Но я знаю, что к чему, меня так просто не собьешь. Я ему на это отвечаю: вижу, — говорю, — парень, что ты себе на уме, ну что ж, пускай, пускай. Думаешь, ты самый умный, думаешь взять меня вот так просто за яйца, думаешь, ты такой умник? И тут ко мне подходит баба… Баба! — завывают менеджеры и нервно потирают ласты. Ага, баба! — торжествующе говорит папа, да-да, друзья, баба. Ну, вы меня знаете, я таких не пропускаю. Что, киска, говорю, что ты делаешь в этом свинарнике? Вообще-то, — говорит она, — я тут работаю, но если хочешь, можешь угостить меня выпивкой. Что ж говорю, ясно, что тут за порядки, вижу, мне мой сандвич таки не принесут, но хорошо, детка, что ты будешь? Пить буду, — говорит она, и если ты не последний дебил, то заплатишь за мою выпивку. Ну, мне дважды повторять не надо, я говорю бармену: парень, говорю, черт возьми, сделай все, как хочет моя девочка, ок? Ок, — говорит этот ублюдок, ок, и обращается к ней — тебе что, говорит, Маня, опять водяры? Водяры, — захлебываются от восторга менеджеры. Ага — водяры. Именно так. И вот я смотрю, как этот ублюдок крутится около моей девочки, и говорю, что, детка, было бы неплохо пересесть. И вот мы пересаживаемся, и она мне говорит: ты, — говорит она, — я вижу, добрый папочка, ага, — говорю, — йо, ты меня еще не знаешь, и тогда она касается моего ласта. О! о! о! — заводятся менеджеры. Да-да — касается моего ласта, и ее рука движется все ниже и ниже. Ниже! Ниже! — скандируют менеджеры. Да — все ниже и ниже, и когда уже ниже просто некуда. Некуда? — захлебываются менеджеры, да, когда ниже уже некуда, она вдруг подымает голову и произносит: слушай, — произносит она, — у тебя что, вообще никогда не стоит? А! а! а! — отчаянно и восхищенно стонут менеджеры. И вот это — моя история о бабах, друзья! — торжественно выкрикивает папа-тюлень. И тут уже все менеджеры среднего звена срываются со своих мест и кидаются кто к бару за новой выпивкой, кто к караоке бить ластами. А кто-то просто бежит в сортир, не в силах выдержать этого бесконечного и всеобъемлющего кайфа, и начинает насыпать прямо на умывальнике бесконечные белоснежные дороги, и движется этими дорогами, втягивая в себя магические кристаллы напряженного рабочего дня. И последним вбегает совсем юный менеджер, сын полка среднего звена, и он тоже хлопает своими ручками, своими ластами-недоростками, и кричит: и мне, друзья-менеджеры, и мне, мне тоже дайте. Но ему говорят: пошел в задницу, чувак, на сегодня всё, все дороги закрыты. Нет! — кричит он, — нет! как же это, я ж тоже слушал эту историю о бабах, меня сейчас просто разорвет, дайте хоть что-нибудь. И тогда старый мудрый тюлень высыпает что-то из своего кармана и говорит: давай, сынок, попробуй вот это, оно тебя вставит. Что это? — пугается сын полка. Порошок, — говорит тюлень. Какой порошок? — переспрашивает сын полка. Стиральный. Давай, сынок, это твой первый стиральный порошок. Сейчас тебя порвет. Сын полка подходит к умывальнику и думает: сейчас меня порвет. И менеджеры смотрят на него, прикрывшись ластами, и думают: о, сейчас его порвет, его порвет. И старый мудрый тюлень-пидарас подталкивает его к умывальнику и нежно шепчет, давай, бэби, давай, сейчас тебя порвет. И вот он наклоняется над умывальником и резко втягивает в себя все, что видит.