Красный флаг: история коммунизма
Шрифт:
Вполне в характерной для Китая манере эта революция началась довольно изощренно и скрыто ю ноября 1965 года. Пьеса У Ханя «Разжалование Хай Жуя», в которой рассказывается о смещении с должности добродетельного чиновника из династии Мин императором-тираном, подверглась уничижительной критике в прессе. Руководили развернутой кампанией лично Мао и его жена Цзян Цин. Они усматривали в пьесе иносказательную критику Мао и считали, что образ Хай Жуя списан с Пэн Дахуая, разжалованного за критику Председателя. Они воспользовались случаем и обвинили в «правом» ревизионизме группу руководителей, включая Пэн Чжэня, мэра Пекина, партийного руководителя и союзника Лю Шаоци, и Лу Диньи, заведующего отделом пропаганды ЦК КПК. Выступая в марте 1966 года, Мао также использовал образный язык древних мифов: «Отдел пропаганды Центрального комитета партии представляет собой дворец Князя Тьмы. Необходимо разрушить дворец Князя Тьмы и освободить Маленького Дьявола… Из других земель придут еще несколько [обезьяньих королей], чтобы нарушить покой во дворце Князя Света»{859}. Вскоре Мао начал использовать более радикальный язык и направил свою критику на «ревизионистов» внутри партии. 16 мая появился первый
Естественно, что местные партийные руководители забеспокоились и попытались при поддержке Лю Шаоци затормозить эту кампанию. Однако такая реакция заставила Мао и радикалов поднять ставки. Теперь Мао выступил за создание так называемых отрядов красных охранников [643] , состоящих в основном из студентов. Эти отряды были предназначены для борьбы с ревизионизмом в партии, а также с «четырьмя пережитками» внутри общества — «со старыми идеями, старой культурой, старыми традициями и старыми привычками эксплуатировать классы». В августе Мао сам лично надел повязку хунвейбина и выступил на многомиллионном митинге в Пекине, где собрались «красные охранники» со всех уголков страны. Они приветствовали лидера, размахивая «Красными книжечками» — «Цитатниками» Мао.
643
Хунвейбины. Их движение развернулось 25 мая, вскоре после оглашения «Сообщения ЦК КПК от 16 мая».
Отряды хунвейбинов, состоящие из студентов, а иногда и из Школьников, неистовствовали по всей стране. Они насаждали пуританскую мораль, заставляя женщин обрезать волосы и снимать украшения; они меняли вывески на магазинах и названия улиц (британское посольство теперь находилось на Антиимпериалистической улице, а советское посольство — на Антиревизионистской); они врывались в «буржуазные» дома и крушили или забирали личное имущество. Гао Юань, школьник, сын одного из провинциальных чиновников, вспоминал: «Мы шли к центру города колоннами, во главе которых несли красные флаги с надписью «Красные охранники». Большинство из нас несли в руках маленькие красные книжечки. На фото в газетах мы видели, как это делали «красные охранники» в Пекине… Мы маршировали и орали новую «Песню красных охранников»:
Мы «красные охранники» Председателя Мао, Закаленные ветрами и волнами; Вооруженные идеей Мао Цзэдуна, Мы уничтожим всех вредителей и преступников.…мы добрались до трех искусно вырезанных мраморных арок (времен династии Цин), расположенных по обе стороны улицы. Тройной арочный проход стоит здесь уже два столетия… И, несмотря на счастливые воспоминания о том, как я играл в тени этих арок в детстве, я не испытывал угрызений совести, разрушая их. Из всех двадцати четырех китайских династий мне больше всего не нравилась династия Цин… именно во время их правления западные силы стали покорять Китай с помощью опиума и артиллерийских катеров… Под крики «Сокрушим четыре пережитка» великолепное сооружение рухнуло и превратилось в груду камней»{860}. В Культурной революции Мао заметны удивительные совпадения с советской «культурной революцией» конца 1920-х годов. Но Мао объединил популистское наступление на «капиталистических» отступников в партии и внезапный «скачок» к современности. С точки зрения культура влияние «революции» было ужасающим, так же как закрытие и разрушение церквей в СССР в конце 1920-х. Однако вдохновители Культурной революции, особенно жена Мао Цзян Цин, также прилагали усилия для создания новой китайской культуре Самым первым объектом культурной модернизации стала традиционная опера. Цзян сетовала на то, что опера, одна из самых популярных форм искусства, была полна «отвратительных привидений, змеиных духов» и неправильных ценностей, как, например, «подчинение» власть имущим «феодалам». Она призывала коммунистических писателей создавать новые произведения, в которых «императоров, министров, ученых и девиц» заменят героические рабочие, крестьяне и солдаты{861}. Но, несмотря на то что такие революционные оперы были созданы под влиянием советского революционного романтизма, музыкальное сопровождение в них было традиционным. В 1966 году Кан Шэн заявил, что пять «модернизированных» опер вместе с двумя балетными драмами и симфонией являют собой «восемь образцовых китайских представлений». Эту «великолепную восьмерку» бесконечно показывали китайской аудитории на сцене и в кино. Поначалу оперы имели успех. Однако их было немного, и вскоре публике наскучило постоянно смотреть одно и то же. Появилась шутка, в которой говорилось, что китайская Культурная революция сводится к тому, что «восемьсот миллионов человек смотрят восемь представлений»{862}.
Хотя и претендующая на современность, созданная Культурной революцией «новая» культура вновь возвращалась к партизанскому социализму Яньани. Семь из восьми образцовых произведений рассказывали о китайской революции, и главными героями в них были солдаты, одетые в революционную униформу. Действительно, военная униформа скоро вошла в моду, особенно среди молодежи. Как вспоминал один из современников: «Настоящей военной формы было мало. В 10 лет я просил у мамы форму. Она смогла купить отрез оберточной ткани (грубая ткань, в которую заворачивали посылки на почте), покрасила в зеленый цвет и сшила форму для меня и моих братьев»{863}.
Партизанский социализм Культурной революции стал резким отходом от сталинизма. Общество было полностью реорганизовано. Власть оказалась в руках сильных людей, не имеющих образования и связей [644] . Успехи в образовании давно уже не являлись престижными. Теперь уже не только «феодальная» иерархия, но и «меритократия» должны были
644
Так называемые выдвиженцы Культурной революции. В действительности они так и не получили всей полноты власти, так как, сломив сопротивление партийцев, «идущих по капиталистическому пути», в мае 1967 года Мао настоял на включение в ревкомы помимо «выдвиженцен» также представителей военных и «проверенных кадров» (чиновничества).
Новый порядок коснулся школ и университетов. Мао считал, что различные результаты, показанные во время экзаменов, только усилят классовое разделение внутри общества. Поэтому политическая активность имела большее значение, чем успехи в образовании. Студенты встретили в штыки новое положение о вознаграждениях, согласно которому больше ценилась не интеллектуальная, а политическая деятельность. Главным поощрением были престижные рабочие места в городе.
Студенты являлись самыми восторженными сторонниками культурной революции. Однако к концу года внимание руководства переключилось на рабочих, которых призывали начинать активные кампании против своих начальников. Лю Гуокай, участник группы бунтарей [645] на фабрике в Гуанчжоу, описывал, с каким воодушевлением рабочие-контрактники, у которых были низкие зарплаты и никаких преимуществ, встретили призыв Мао восстать против группы рабочих, имевших постоянную работу, различные льготы и поощрения. 25 декабря 1966 года Протестующие заблокировали Министерство труда в Пекине. На следующий день их поддержала Цзян Цин, упрекнув вице-министра в том, что он относится к рабочим как к Золушкам. Она говорила: «Министерство труда просто превратилось в министерство господ. И хотя наша страна является свободной уже много лет, рабочие все еще сильно страдают. Это невероятно. Ваше Министерство труда знает об этом или нет? Вы хотите сказать, что рабочие-контрактники у вас как сироты при мачехе? Вы тоже должны работать по контракту». Сказав это, Цзян даже разрыдалась» {865} . Услышав, что теперь их поддерживает вдохновительница Культурной революции, рабочие-контрактники по всей стране потребовали покончить с их низким статусом. Они также хотели, чтобы руководители изменили свое покровительственное отношение к ним {866} .
645
Участники Культурной революции из молодых рабочих, чтобы обличать их от студентов-хунвейбинов, получили название «бунтари” («цзаофани»).
Позже всего Культурная революция достигла сельской местности, хотя жители некоторых деревень почувствовали на себе некоторые изменения в политике еще в середине 1965 года. Тогда деревню Чэнь в провинции Гуандун посетили партийные «рабочие команды» из города с целью распространить радикальное послание Мао. Они заменили индивидуальные ставки оплаты труда на коллективные с целью поощрения совместного труда. Они также встряхнули местные политические структуры, построенные на родственных связях и семейственности. Одну такую группу возглавлял Чэнь Цинфа, получивший прозвище «Горячий соус» за свой горячий нрав и применение силы в спорах. В действительности сельские властные структуры не претерпели серьезных изменений вплоть до 1967 года, когда началась самая радикальная фаза Культурной революции. В деревне Чэнь при поддержке радикально настроенных городских студентов к власти пришел соперник Чэнь Цинфа Чэнь Лоньонь. Лоньонь, имевший прозвище «Старая оспина», был более скромного происхождения, чем Цинфа, и пользовался поддержкой бедных крестьян. Его образ жизни и мораль также были более пуританскими. Он открыто порицал клановость. Он рьяно организовывал коллективный труд и пользовался большим уважением, nefvi любитель роскоши Цинфа. Культурная революция позволила ему осуществлять моралистический террор против «плохие» людей, включая Цинфа и даже некоторых радикально настроенных студентов. Вскоре многие местные жители отвернулись от Лоньоня. Хотя они и считали правление Цинфа коррумпированным, похожим на совет старейшин, они все же находили его более «человечным» по сравнению с жестоким и мстительным Лоньонем{867}.
Однако Мао и его союзникам оказалось не так легко заменить всех Цинфа на Лоньоней. Местные руководители благополучно защитили себя, обратив кампании Культурной революции против своих «классовых врагов». Так поступали их советские предшественники в 1937 году. Они умышленно исказили смысл и причины нападок Мао на «буржуазию» и превратили их в кампанию против «черных» буржуазных классов (очень долго подвергавшихся дискриминации, которая не должна была затронуть ни их самих, ни новые буржуазные «красные» группы). Кроме того, обеспокоенные местные начальники создали собственные группы «красных охранников» из числа «красных» студентов, имеющих «хорошее» классовое происхождение (таких, как Гао Юань), для преследования «черной» буржуазии и членов их семей. Кампании классовой дискриминации проводились с фанатичной последовательностью. Посетители ресторанов должны были отвечать на вопросы о своем классовом происхождении, а буржуазные хирурги боялись оперировать пролетариев, чтобы в случае неудачного исхода не быть обвиненными в «классовой мести»{868}.
Партийные чиновники оправдывали эти корыстные искажения кампании Мао. Они переиначили его предупреждения о революционном упадке и выдвинули «теорию кровного наследования». Согласно этой теории, добродетель была не только чертой, характерной для класса, но и наследуемой по крови. Представители «красных» классов и их дети считались хорошими от рождения, а на всех поколениях «черных» классов всегда лежало проклятье. Класс теперь трактовался как каста и раса, основной смысл теории даже выразили в стихах: