Красный флаг: история коммунизма
Шрифт:
Разумеется, эта теория была полной противоположностью идей Мао. Он и его радикальные сторонники осудили эту теорию как «феодальную» и заявили, что понятие «класс» подразумевает взгляды человека, а не его кровь. Мао утверждал, что представители «черных» классов могли стать более добродетельными и «пролетарскими», чем некоторые люди из правящих «красных» групп. Он подчеркивал, что именно «красные» создают себе более привилегированное положение, уподобляясь старой буржуазии. Однако Мао (подобно Троцкому) никогда категорично не утверждал, что партийная элита превратилась в новый буржуазный класс. Такое утверждение было бы равносильно призыву к полномасштабной революции против коммунистической партии, что угрожало бы режиму в целом{870}. Таким образом, высказывания Мао всегда были намеренно двусмысленными. Хотя он и поощрял совершенствование представителей «черных» классов, он никогда окончательно не отрекался от «красных».
Такая двусмысленность привела к беспорядочной гражданской войне. Обе стороны настаивали, что именно они являются единственными выразителями воли Председателя. Бывшая буржуазия в союзе с лишенными привилегий рабочими и другими заклейменными «черными» выдвинула свои требования и создала собственные отряды «красных
646
«Черные классы» стремились примкнуть и к цзаофаням, и к хунвейбинам. Но маоистская направленность обоих движений от этого не менялась. Внутри них развернулась ожесточенная борьба, когда они обвиняли друг друга либо в недостаточной радикальности, либо в анархичности.
Очень скоро движение хунвейбинов распространилось по всему Китаю и приобрело всеобщий характер. Все учебные заведения, учреждения и предприятия имели собственные отряды «красных охранников». Как позднее вспоминал Мао, «везде люди сражались, разделившись на два лагеря; два лагеря были на каждой фабрике, в каждой школе, в каждой провинции, в каждом округе… сильные волнения охватили всю страну».{873}
Молодежь активно проявляла себя в рядах «красных охранников», большая часть городского населения была втянута в революционные беспорядки. К концу 1966 года «черные» все еще господствовали, а «красные» продолжали защищаться.
Мао прекрасно понимал, что Культурная революция породила волну насилия, и видел, что Пекин и партия теряют контроль над страной. Несмотря ни на что, он не отступился от своего намерения разжечь настоящую революцию «снизу» против партийной бюрократии, а не чистку «сверху». 26 декабря 1966 года на праздновании своего дня рождения он предложил совершенно недвусмысленный тост: «За развертывание гражданской войны по всей стране!»{874}. Жестокое безразличие также проявлялось в том, как Мао оправдывал хаос и насилие, охватившие всю страну: «Конечно, это ошибка, когда хорошие люди дерутся с хорошими людьми, но это только поможет им устранить недопонимание, поскольку они не могли понять друг друга с первого взгляда»{875}. Для Мао беспорядок в стране был менее опасен, чем старая элита, оставшаяся у власти.
«Январский шторм» в Шанхае стал самым убедительным сигналом того, что революционная волна повернулась против «красных» в пользу радикалов и «черных». В Шанхае, в отличие от остального Китая, основную массу мятежников составляли не студенты, а не имеющие привилегий рабочие. У шанхайской парторганизации были огромные отряды для противостояния мятежникам. Как утверждалось, в них было 800 тысяч человек, но они не смогли одолеть восставших, 30 декабря 1966 года 100 тысяч мятежников напали на отряд правительственных «красных охранников» из 20 тысяч человек. Через четыре часа бой завершился победой восставших. 5 февраля Мао объявил о том, что власть переходит от партии к новой организации — Шанхайской народной коммуне, созданной по примеру Парижской коммуны 1871 года.
«Январский шторм» потряс всю страну. Молодой Гао Юань, сын партийного чиновника, стал жертвой насилия, которое сам применял к людям. Однажды утром он проснулся и пошел в магазин за продуктами. Его шокировали развешанные по всему городу плакаты, призывающие «отобрать власть у контрреволюционных партийных комитетов и правительства», то есть у элиты, в которую входил и его отец. Отряд восставших «черных» хунвейбинов ворвался в его дом. Они несколько часов продержали его отца в болезненном положении «самолет» (на коленях с распростертыми руками). Один из «охранников» поставил ногу ему на спину. Затем они «короновали» его, надев ему на голову такую же кепку, какую носили старые феодальные чиновники и актеры в традиционных операх. Она символизировала его увольнение со службы {876} . По всей стране политические группировки подвергали своих врагов подобным публичным унижениям, пыткам и даже приговаривали к смерти. Тем временем в Пекине по инициативе Мао была создана организация, которая должна была выполнять функции тайной полиции. Она называлась «Центральная группа по рассмотрению дел», которая выявляла так называемых врагов Культурной революции. Лю Шаоци и Дэн Сяопина объявили «китайскими Хрущевыми» [647] .
647
22 января 1967 года вывели из Политбюро. Лю умер в тюрьме, а Дэн был отправлен в ссылку.
Радикализм Мао достиг своего пика летом 1967 года, когда, понимая, что консерваторы берут верх [648] , Мао отдал приказ военным властям «вооружить левых». Результаты были вполне предсказуемыми: количество пострадавших в местных схватках между консерваторами и радикалами достигло нескольких тысяч человек. В конце августа Мао начал понимать, что «великий хаос» Лал слишком опасным, и он объявил новую кампанию с целью «поддержать военных и позаботиться о людях». Армия, которая прежде давала радикалам свободу действий, должна была восстановить контроль центра. Мао ездил по стране, создавая повсюду новые революционные комитеты, восстанавливая таким образом разрушенную партийную организацию, однако это был очень длительный процесс. Противоборствующие политические фракции должны были объединиться, а движение радикально настроенных «красных охранников» было подавлено [649] . Теперь уже сама армия осуществляла чистки и убийства гораздо
648
Попытка сопротивления умеренного коммунистического руководства в центре («февральское противотечение») потерпело поражение уже весной 1967 года. Сопротивление Культурной революции продолжалось в некоторых регионах, причем против «революционных беспорядков» стали выступать и некоторые военные руководители в провинции. В июле в Ухани антихунвейбиновская организация «Миллион героев» опиралась на поддержку командования гарнизона. В водоворот волнений был лично вовлечен и сам Мао, находившийся в это время в Ухани. Для стабилизации ситуации пришлось вызывать войска, верные министру обороны Линь Бяо. 22 июля Цзян Цин дала указание армии вооружать хунвейбинов, что вызвало новую волну беспорядков. Эта ситуация убедила Мао в том, что пора ставить «смуту» под более жесткий контроль.
649
Подавить неконтролируемых хунвейбинов удалось только в 1968-1969 годах.
Одновременно с политической централизацией происходило и восстановление культурного порядка — особенно когда дело коснулось культа личности Мао. Как это часто случалось при коммунистических режимах, культ личности Мао усиливался в те опасные периоды, когда руководство должно было консолидировать свою власть, — в Яньани в начале 1940-х годов, во время кризиса руководства, который сопутствовал «Большому скачку вперед». Однако во время Культурной революции руководство страны стало терять контроль над культом личности, который превзошел культ личности Сталина{877}. По мере того как разваливалась политическая власть, бунтующие «красные охранники» пытались наперегонки показывать свою преданность Председателю, и от такого низкопоклонства культ личности взлетел до небывалых высот. В некоторых местах демонстрация преданности Председателю доходила до абсурда — проводилась так называемая гимнастика цитирования, во время которой участники состязались в знании цитат Председателя Мао, а многие собрания и митинги начинались с «танца верности». В сельской местности некоторые выражения преданности носили явно ритуальный и религиозный оттенок. Например, строились специальные пагоды, где находились таблички с цитатами и инструкциями Председателя. Слова Мао воспринимались теперь как буддийские сутры. Руководство Культурной революцией в Пекине не одобряло неконтролируемое использование культа личности, считая, что это только укрепляет позиции местных руководителей и в конечном итоге ослабляет влияние Мао. Кан Шэн пояснял: «В настоящее время «танец верности» танцуют повсеместно. Утверждают, что это — выражение преданности Председателю Мао, но на самом деле это оборачивается против Председателя Мао… Национальное богатство тратится понапрасну, якобы чтобы продемонстрировать свою верность… Когда ты тратишь политический капитал на себя, это является выражением преданности самому себе»{878}. Скоро армия стала прилагать серьезные усилия, чтобы контролировать культ личности. Были введены жесткие принципы и инструкции по его применению, чтобы избежать стихийных проявлений любви к Председателю. Было основано движение под названием «Три проявления верности и четыре проявления безграничной любви», которое призывало революционные комитеты к созданию четких ритуалов, в которых граждане будут демонстрировать свою преданность Мао. Дальше всех пошли власти города Шицзячжуан в провинции Хэбэй, которые описали подробный ритуал для персонала магазинов. Утром, до открытия магазинов, они должны были штудировать работы Мао в «поисках инструкций» для себя, а вечером докладывать об итогах рабочего дня перед портретом Мао. У них даже имелся специальный набор цитат Мао, подходящий для начала разговора продавца с покупателем. Например, продавец, приветствуя покупателя-рабочего, мог сказать: «Крепче держите революцию», в ответ покупатель должен был закончить высказывание: «Энергичнее увеличивайте производство». Пожилого человека могли поприветствовать репликой: «Пожелаем Председателю Мао долгих лет!», на что следовало отвечать: «Да здравствует Председатель Мао! Да здравствует! Да здравствует!» Такие строгие ритуалы вызывали беспокойство у людей, поскольку любая ошибка могла повлечь жестокое наказание. Один учитель из округа Фучэнг провинции Хэбэй был приговорен к девяти годам тюрьмы только за то, что сначала написал в своем дневнике, что высказывания Мао дают ему «безграничную энергию», а затем исправил эту фразу на «очень много энергии».
В больших городах движение «Три проявления верности и четыре проявления безграничной любви» завершилось в июне 1969 года, к этому же времени схлынула основная волна насилия [650] . Несмотря на это, многие оставались в тюрьмах или были высланы в отдаленные сельские районы до официального конца Культурной революции, последовавшего за смертью Мао в 1976 году. По приблизительным подсчетам, по меньшей мере около миллиона человек погибло и гораздо больше пострадало от пыток и публичных унижений за время Культурной революции. Были сломаны жизни и судьбы миллионов людей, целое поколение молодых людей не получило образования. Фэн Цзицай, сын бывшего банкира, подчеркивал серьезный психологический ущерб, нанесенный публичными наказаниями: «Величайшая трагедия Культурной революции заключалась в том, что пыткам подвергались души людей… Мой отец сильно пострадал… В семидесятые годы, после бесконечных наказаний, у него появилась странная проблема. Он просыпался ночью от кошмаров и начинал кричать. Мы жили в небольшом местечке. Когда он кричал, никто не мог спать. Так он промучился до 1989 года» {879} .
650
Итоги основного этапа Культурной революции были подведены в апреле 1969 года на IX съезде КПК, который одобрил новую систему власти.
Культурная революция не принесла желаемых результатов. Мао, как и Сталин, надеялся мобилизовать страну и построить новое общество, но в результате вызвал хаос и насилие. Политическое руководство в Пекине оставалось слабым, в упадок пришла экономика страны. Официально Культурная революция продолжалась до 1976 года, но уже в 1968 году стало понятно, что классовая борьба, развязанная старыми радикалами против коммунистической бюрократии, стала настоящим бедствием для Китая и его народа.
С запуском спутника в октябре 1957 года международная репутация и самоуверенность коммунистических режимов достигли своего зенита. Как писал Фрезер в книге «Золотая ветвь», принесение в жертву Сталина, мифического короля, способствовало оздоровлению системы. Использование ракетных технологий для покорения космоса во благо человечества означало, что коммунисты действительно направили все свои силы на обеспечение мира и человечности, а не на войну и разобщение людей. Однако к концу 1960-х годов стало очевидно, что усилия Югославии, СССР и Китая расширить коммунистическую идею за жесткие рамки сталинизма, найти новые формы радикальной мобилизации ради экономических успехов оказались напрасными. Тито фактически отказался от мобилизации и начал движение в сторону рынка и Запада. Хрущеву было сложно избежать грубых военных методов 1930-х годов. Экстремизм Мао показал всему миру, каким ужасающим и разрушительным может быть радикальный, эгалитарный коммунизм. В то же время, когда этим трем коммунистическим режимам оказалось трудно изменить общества в своих странах, у них появились новые возможности за границей, в Латинской Америке и в Африке, испытывающих муки деколонизации. Их всех объединил новый участник коммунистического соревнования за сердца и умы третьего мира — Куба.