Красный холм
Шрифт:
— Я тебя видела, — выпалила я и, заметив ее недоумение, пояснила: — Ты была в том джипе на дороге в Фэрвью. Как тебе удалось проскочить мимо них?
— Мимо кого?
— Тех, с оружием, на мосту.
— А, эти… — Она отвела взгляд. — Как-то удалось…
— Повезло. Мы едва не застряли, а они начали палить во всех подряд.
Скарлет устало улыбнулась:
— Значит, вам тоже повезло.
— Кто палил во всех подряд? — донесся из кухни голос Джоуи.
— Черт! Ты меня до смерти напугал! — выдохнула Скарлет.
— Солдаты, совсем молоденькие. Стреляли в каждого, кто пытался проникнуть в Андерсон.
Джоуи уселся рядом со мной на ковер:
— Слава богу, у нас бензин кончился. Мы ведь как раз ехали в Андерсон. У Даны там отец.
— Да, мир тесен. — Улыбка Скарлет потухла.
— Особенно сейчас, — тяжело вздохнул Джоуи.
Мы замолчали. Снаружи бушевала гроза. Раскаты грома сменялись яркими вспышками молнии. Дождь лил как из ведра, постепенно уходя дальше, к Шалоту и Фэрвью. Мне сразу вспомнились мертвецы. Замечают ли они буйство стихии? Вспомнились дети с мутными, подернутыми пеленой глазами, которые считаные дни назад испугались бы страшной грозы, а теперь бродили вместе с другими монстрами, не обращая внимания на бурю и ветер.
— Дана любила грозу, — пробормотал Джоуи. — Сейчас бы танцевала под дождем.
— Дана — это твоя жена? — спросила Скарлет.
— Должна была ею стать.
— Она умерла? — Вопрос больше походил на утверждение.
— Дважды.
Скарлет непонимающе нахмурилась. Я хотела объяснить, что имел в виду Джоуи, но потом передумала. Сам расскажет, если захочет.
— Ты видела моего отца?
— Да, на работе, — откликнулась Скарлет. — Он так радовался, что вы приедете к нему на выходные. Только об этом и говорил. — У меня на глаза снова навернулись слезы, а она продолжала: — Правда, толком поговорить нам не удалось — в тот день было много работы… — Она вдруг осеклась и повернулась к солдату. — Джоуи?
— Да?
— Ты сказал, твою девушку звали Дана? — (Джоуи кивнул.) — А в пятницу она случайно не была в больнице? — (Джоуи снова кивнул.) — Я видела ее! — Скарлет широко улыбнулась. — Я делала ей рентген. И отец Миранды тоже там был!
Ее улыбка казалась совсем не к месту, но я ждала, как отреагирует Джоуи. Секунду он тупо смотрел в пространство, потом попытался улыбнуться:
— Она была красавицей.
— О да! — сочувственно подхватила Скарлет. — И тебя очень любила. И радовалась, что ты был там, с ней.
Джоуи кивнул еще раз. Даже в тусклом свете было видно, что он плачет.
— Странно, как мы все оказались под одной крышей. Чего только в жизни не бывает. — Скарлет зевнула и вытянулась на диване, положив руку под голову вместо подушки.
Мы поняли намек и встали. Джоуи направился было в прачечную, но на пороге обернулся:
— Мне что-то не спится. Если хочешь, давай посидим вместе в подвале.
Сердцем я чувствовала, что идти не стоит, и беспомощно повернулась к Скарлет в надежде услышать совет, но та, по-видимому, уже спала.
— Ладно, пошли, — кивнула я и направилась к лестнице.
Столько раз я поднималась и спускалась по этим ступенькам без задней мысли, но сегодня все было иначе. С каждым шагом у меня сильнее горели щеки. Внизу Джоуи хозяйским жестом обвел помещение:
— Добро пожаловать.
— Вообще-то, это мой дом.
Джоуи устроился на полу, галантно уступив мне диванчик, на котором сам не уместился бы ни при каком раскладе. Скарлет тоже хороша! Додумалась, куда положить.
Почти до утра мы болтали. Я рассказывала про ранчо, как приезжала сюда с Эшли на летние каникулы, как мы попадали в различные передряги: например, как однажды Эшли потеряла свою туфлю, пока мы бродили в потемках и ждали Брюса с друзьями, чтобы поехать на вечеринку к Мэтту Пейнтеру.
Так здорово было снова смеяться и вспоминать всякие мелочи, которые раньше я не воспринимала всерьез. Сейчас все изменилось. Воспоминания — единственное, что у нас осталось хорошего.
Постепенно глаза у Джоуи начали слипаться. Меня тоже клонило в сон. Я поднялась и направилась к лестнице, но внезапно обернулась:
— Джоуи, можно вопрос?
— Да?
— Почему ты так обрадовался, узнав, что Скарлет делала Дане рентген? Разве она тогда уже не заразилась?
— Да, но… Это трудно объяснить… Сам факт, что кто-то, кроме меня, видел Дану, говорил с ней, делает ее настоящей, понимаешь? Сейчас так легко забыть то, что было раньше, забыть самих себя, какими мы были всего семь дней назад. И то, что Скарлет знала Дану до того, как она превратилась в зомби, делает ее более реальной, понимаешь?
Я покачала головой, как бы говоря «нет, не понимаю».
— Приятно сознавать, что она живет не только в моей памяти.
Чуть улыбнувшись, я сунула руки в карманы толстовки:
— Спокойной ночи.
НАТАН
Проснувшись, я не сразу сообразил, где нахожусь и почему. Место рядом со мной пустовало. Не помня себя от страха, я вскочил и бросился в гостиную. Зои сидела за столом, с аппетитом уплетая пшеничные подушечки и без умолку болтая со Скарлет.
Та внимательно слушала, подперев подбородок рукой. От их счастливых лиц у меня сладко защемило в груди. Зои впервые за долгое время улыбалась, рыжие волосы Скарлет ослепительно блестели в лучах солнца, пробивающихся сквозь щели в досках на окнах. Дух захватывало от такого прекрасного зрелища!
Заметив меня, Скарлет поднялась и скрылась за дверью. Я подмигнул Зои и отправился следом. Скарлет стояла на крыльце, не спуская глаз с красной дороги.
— Зои с моей Холли почти ровесницы, — пробормотала она, прикрывая рот ладонью. Розовый лак на ногтях совсем облупился, но длинные тонкие пальцы все равно были очень красивыми.
— А сколько второй? У тебя же две дочери? — Перехватив ее изумленный взгляд, я пояснил: — Видел фотографию на стене.
— Две, — улыбнулась она. — Дженне тринадцать. Тот еще возраст, да?
— Не знаю.
— Ничего, скоро узнаешь. — Ее улыбка померкла. — Мы договаривались встретиться тут, если что-то случится. Девочки были с отцом, когда… Я пробовала их разыскать, но…
— Дорогу они знают?
— Да. Холли в свое время сочинила песенку-маршрут. Ох уж эти ее песенки по любому поводу. Как они меня раздражали, а теперь пытаюсь вспомнить хоть одну, и не получается. — Ее голос сорвался. — Холли вечно разбрасывала свои рисунки по всей машине и огребала от меня за это. Сейчас полжизни бы отдала за них. Та фотография — единственное, что у меня осталось.