Красный корсар
Шрифт:
Результатом его забот было то, что «Каролина» неслась по океану с замечательной быстротой. Прешло немного времени. Земля уже скрылась с двух сторон, и ее можно было заметить лишь сзади, где виднелись голубоватые острова. Дамам было дано знать об этом. День угасал, и острова готовы были скрыться с глаз, когда Уильдер взобрался на одну из самых высоких мачт с подзорною трубою в руках. Он долго с беспокойством наблюдал за покинутой бухтой.
Когда он сошел вниз, его взор был спокоен и лицо довольно. Он торжествующе улыбался и смело и бодро отдавал приказания. Самые старые матросы клялись, что никогда «Каролина» не шла с такой быстротой. Лейтенанты, смотря в корабельный журнал, удивлялись необычайной быстроте судна.
Довольство и веселье водворились на судне. Можно было надеяться, что переход кончится скоро и благополучно.
Вскоре солнце опустилось в море, озаряя своим закатом его безграничный простор.
Наконец, ночные тени начали покрывать бесконечную морскую гладь.
Глава XIV
Уильдер подошел к дамам с довольным видом и веселым выражением, которые появляются у каждого привычного моряка, когда корабль, избавившись от опасного соседства с землею, находится среди необъятных просторов океана. Он не сделал ни одного намека на всевозможные опасности перехода, напротив, тысячью мелких услуг старался загладить у пассажирок всякое напоминание о происшедшем.
Но все же мистрис Уиллис время от времени устремляла беспокойные глаза на молодого капитана, словно его веселость, обычная среди моряков, вызывала в ее воображении милые, но печальные образы. Гертруда испытывала живейшее удовольствие при мысли, что она возвращается к родному очагу, к любимому отцу.
В эти короткие и приятные минуты Уильдер явился совсем в другом свете. Его разговор, отличавшийся непринужденностью и откровенностью моряка, был в то же время проникнут изяществом мысли и юмором.
Час дружеского разговора на корабле иногда соединяет людей теснее, чем целые недели на суше. Когда человек находится среди водной пустыни, он лучше чувствует, что его счастье зависит от других.
Пробило восемь часов, и на палубе раздался хриплый голос, сзывавший спящих матросов.
— Вахта, — сказал, улыбаясь, Уильдер, заметив, что эти непривычные звуки заставили вздрогнуть Гертруду. — Мы, моряки, не всегда наслаждаемся музыкальной гармонией, как вы можете судить по этому голосу. Но каким бы диссонансом ни казался он вам, есть на этом корабле уши, для которых он еще менее приятен.
— Вы говорите о спящих? — спросила мистрис Уиллис.
— Я говорю о тех, кто идет на вахту. Нет ничего слаще сна для моряка. Это самое ценное для него удовольствие. С другой стороны, нет более вероломного товарища для командира судна.
— Но почему же отдых для капитана менее приятен, чем для матроса?
— Потому что подушкой служит ответственность.
— Вы слишком молоды, мистер Уильдер, чтобы исполнять возложенные на вас обязанности.
— Нас всех преждевременно старит наша служба.
— Так почему же вы не бросите ее? — с живостью спросила Гертруда.
— Бросить ее, — повторил он, устремляя на нее горящие глаза, — это для меня все равно, что отказаться от воздуха, которым мы дышим.
— Давно вы служите? — обратилась к нему мистрис Уиллис.
— Я думаю, что родился на море.
— Думаете? Вы знаете место, где родились?
— Все мы, — отвечал с улыбкой Уильдер, — основываем свое знание этого важного события на свидетельстве других. Мои первые воспоминания — вид океана.
— Вы, по крайней мере, счастливы в выборе тех, кто хранил ваше детство и воспитал вас?
— Да, без сомнения, — горячо ответил Уильдер и, на мгновение задумавшись, прибавил с грустной улыбкой:- а теперь я пойду исполнить мою последнюю дневную обязанность. Угодно вам выйти посмотреть, хороша ли будет ночь?
Гувернантка взяла предложенную Уильдером руку, и они молча пошли по лестнице. Гертруда следовала за ними. Они вышли на мостик.
Ночь была темна. Луна только-что взошла, но ее серебряные лучи не могли прорвать пелены мрачных туч, покрывавших небо. Здесь и там иногда пробивался сквозь тучи слабый луч, который падал на воду, и его блеск казался горящей вдали свечей. С востока дул сильный ветер. Белые пенистые гребни тянулись яркими линиями, и порой казалось, что они освещают волны.
— Подобное зрелище, — сказала мистрис Уиллис, — вознаграждает за месяц заключения на корабле. Вы должны находить, мистер Уильдер, живейшее наслаждение в этих картинах: ведь они родственны вам.
— Без сомнения, без сомнения; в этом есть известное удовольствие. Мне хотелось бы, однако, чтобы ветер переменился. Я не люблю ни этого неба, покрытого мглою, ни этого ветра.
— Корабль идет очень хорошо, — спокойно возразила мистрис Уиллис, — и если мы будем так продолжать наше путешествие, можно ожидать, что мы скоро и благополучно окончим переход.
— Без сомнения! — вскричал Уильдер таким тоном, словно он только теперь заметил присутствие дам, — Это очень вероятно, это, наверное, будет так. Мистер Эринг, ветер становится слишком тяжел для этого паруса.
Лейтенант тотчас отдал матросам приказание.
Мистрис Уиллис и Гертруда стояли около Уильдера. От них не ускользнуло беспокойство, овладевшее капитаном.
— Погода внушает вам беспокойство? — спросила у него гувернантка, видя, что он долго и пристально всматривается в даль.
— Не под ветром надо искать указаний на погоду, — ответил он.
— На что вы смотрите так внимательно?
Уильдер медленно поднял руку, готовясь указать на какой-то предмет, но его рука вдруг опустилась.
— Это иллюзия, — произнес он, круто поворачиваясь, и быстрыми шагами стал ходить по мостику.
С удивлением и тайным беспокойством следили его собеседницы за необыкновенными, почти бессознательными движениями молодого моряка. Их глаза скользили по всему видимому пространству, но они видели лишь волны, увенчанные блестящими бороздами пены, что делало еще более мрачным и тревожным вид этой водной пустыни.