Красный падаван
Шрифт:
Тяжёлый плащ взметнулся на фоне панорамы, закрывая звёзды и край земного диска.
— Я намерен вернуть «Палач» в строй любой ценой, — глухо произнёс Вейдер. — Мы используем все возможности и ресурсы, какие способна предоставить эта система. Организация производственной базы на поверхности — необходимый шаг.
Легионер поднял голову.
— Нам следовало выбрать другую сторону в планетарном конфликте, — тем же безжизненным голосом произнёс он, — согласно собранным сведениям, промышленные возможности Державы Рейх превышают промышленные возможности Державы СССР.
— Зачем нам их промышленность? —
Полковник не обратил на возражение старика ни малейшего внимания.
— Кроме того, — продолжал он, уверенным движением руки толкая по поверхности стола свой оперативный планшет, — согласно предоставленным капитаном Окто изображениям, в составе оборудования диверсионного подразделения Владыки Сталина имеется приёмопередатчик на гиперволнах. Это даёт основания предполагать наличие связи между Державой СССР и мятежниками либо иной враждебной Империи стороной. Доклад окончен.
Заранее включённый планшет проскользил через весь стол и остановился точно перед Вейдером. Тёмный сита молча рассматривал снимки.
«Это объяснило бы всё, — подумал он. — И неизвестную планету, и невозможность определить координаты её звёздной системы. И неправильную Силу, и разумных, выбирающих в ней такие странные пути».
Когда собственный путь забросил его на орбиту Земли, он заключил вынужденный союз с Державой СССР и теперь лихорадочно пытался отремонтировать «Палач», хотя координаты точки гиперперехода по-прежнему оставались загадкой — а значит, некуда возвращаться и незачем спешить. Нет, себе лгать нельзя: он делает это из страха, ледяного пустого страха, спасением от которого раньше была его бесконечная тёмная ярость.
И воля Императора, всегда воля Императора.
Император пролагал путь — Вейдер шёл по этому пути. Потому что остановиться, задуматься о пройденном, попытаться выбрать свой собственный путь было бы куда страшнее, чем шагать дальше.
«Для Палпатина я всегда был только рабом, — подумал тёмный ситх, впервые в жизни оказавшийся в одиночестве.
Кто я для Владыки Сталина?
Если желтоглазый ситх действительно тот, за кого себя выдаёт».
Он до сих пор не почувствовал в кремлёвском властелине ни капли лицемерия. Сведения от агентов на поверхности неизменно подтверждали: Сталин исповедует то, что проповедует, до буквы храня верность заключённым договорам. Казалось, в его сознании вообще нет места лжи.
Сознание способно к изменению.
Достаточно опытный Мастер Ордена способен перестроить чужое сознание так, что его носитель не заметит разницы и станет исполнять приказы своего тайного повелителя, как если бы они были его собственными желаниями. Джедаи очень любят рассуждать о свободе и демократии, но почему-то всякий раз оказывается, что свободным они готовы признать лишь того, кого уже превратили в своего раба.
Могло ли сознание Владыки Сталина быть незаметно порабощено эмиссарами Ордена? Если Земля — одна из тайных планет Альянса, то уйти с её орбиты «Палачу» уже не позволят. Останется только до конца выполнить свой долг перед Империей, прибегнув к последнему средству.
Хорошо, что большая часть легионов осталась на Фондоре. Для истощённой бесконечной войной Империи нелепая гибель таких прекрасных солдат оказалась бы ощутимым ударом, а Вейдеру сейчас было жаль терять даже стариков вроде Банну.
Он поднял взгляд, успев заметить лёгкую улыбку, мелькнувшую на тонких губах флаг-капитана. Старик вытянул морщинистую шею и тоже разглядывал планшет.
— Никаких посторонних гиперпередач в этом пространстве нашими сенсорными массивами до сих пор не зафиксировано, полковник, — неожиданно сказал Банну, улыбаясь уже совершенно уверенно и указывая на снимки, — а это — самая обычная радионика, просто примитивная. Видывал я и такую на отсталых планетах.
Штурмовик высокомерно промолчал.
За грубой маской шлема Лорд Вейдер прикрыл свои искусственные веки.
«Этот старик с его опытом может оказаться более эффективным инструментом, чем я предполагал, — подумал тёмный джедай. — Но что для Владыки Сталина я сам?»
ЧАСТЬ VII
Легионы просят огня
ГЛАВА 19
Малая земля
— Нет, Лаврентий, этого гнилого пса я прикажу возить по Москве в железной клетке, на потеху пролетариату.
Вот такого Сталина опасался даже Берия.
— Сначала надо победить в войне, — осторожно заметил Лаврентий Палыч.
Иосиф Виссарионович поудобнее устроился в низком плетёном кресле, в окно веранды посмотрел на сад. Одинокий фонарь светил тускловато, но тёплая летняя ночь ещё не успела сделаться непроницаемой.
— Мы победим, — спокойно сказал Сталин. — Сейчас мы во тьме, и тьма будет становиться только гуще. Но долго тьма не продлится.
Он помолчал.
— Исход военного противостояния с Германией был решён в день нападения на нас. Вся гитлеровская стратегия построена на ожидании, что советская власть дрогнет под первыми же ударами, согнётся и побежит. Гитлеровская стратегия не учитывает, что советская власть держится на большевиках с опытом Гражданской войны, когда контролируемая нами территория порой сокращалась до размеров Московского княжества. И эта власть опирается на поддержку нашего народа, всего народа. Невозможно запугать такую власть, невозможно победить такой народ.
— Есть и предатели.
— Конечно, есть предатели, — усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Есть предатели, есть шпионы, есть пособники врага. Помнишь, что говорил Преображенский: в любом сколь угодно здоровом организме есть больные клетки. Если дать им волю, эти клетки будут громче всех вопить, как страшно болен организм — хотя именно они и разлагают организм своей гнилью. Нам нельзя болеть, Лаврентий.
Берия молча кивнул.
— Как Нино? — спросил Сталин, помешивая ложечкой чай.
— Спасибо, Иосиф Виссарионович, поправляется.
— Переехать так и не согласилась?.. Ну ладно, упрямая вы семья — все одинаковы.
Лаврентий Палыч тихо рассмеялся:
— «Все счастливые семьи…»
— «Судьба ненавидит счастливых», — с грустной улыбкой ответил Сталин.
«Да, — виновато подумал Берия, — по части цитат с ним сложно соревноваться».
— Так что, советский народ был просто слишком счастлив? — спросил он, выбирая в сахарнице кусочек поскромнее.
Иосиф Виссарионович откинулся в кресле.