Красный сокол
Шрифт:
– Этот фильм показывали в кинотеатре «Днипро».
– И в других кинотеатрах. Я его еще раз смотрел в «Украине». Типичный голливудский кассовый фильм.Но я о том, что в корпусе, который после войны входил в состав поликлиники МВД, ты лежал в году семьдесят пятом или позже. Кажется у тебя были проблемы с сердцем, – и я навещал тебя в этой больнице. Ты лежал в палате на втором этаже. Было такое?
–Было. Кажется, это был семьдесят восьмой. Я тогда повздорил с партийным идеологом обкома партии. Мне пришлось опечатать несколько пожароопасных помещений в оперном театре, а он требовал, чтобы я отменил свое решение. Я ему говорю, что он требует от меня нарушения закона, на что я не могу согласится, как должностное лицо, а он гнет свою линию партии, и называет меня саботажником, который срывает какие-то там его мероприятия. Меня вызвали в главное управление МВД во Львове, ну ты знаешь, – это массивное здание напротив университета по улице Горького. В
«Владимир Михайлович, посмотри какая камера! С окном, через которое попадает не только свежий воздух, но и солнечный свет. Посмотри, абсолютно сухой пол, и крыс нигде не видно!»
– При чем тут твои тюремные крысы, Владимир Антонович?! Что за шутки?
«Это не шутки, Владимир Михайлович, – отвечает мой знакомый. Эту камеру наш генерал велел нам никем не занимать в течение двух недель. Эту камеру он приказал приготовить для тебя!»
– Какой заботливый командир у нас с тобой, тезка!
– отшутился я, а у самого сердце схватило, и в голове все прошедшие ссоры с начальством всплыли. Пришел я домой, рассказал все жене, а потом пожалел. И жена меня не поняла
«Какой же ты у меня упрямец, Володя! Одни неприятности с тобой!» Плачет. Вот тогда и пришлось, Вадим, ей вызывать скорую, и меня отвезли в эту больницу. Вот так, я чуть было не угодил в тюрьму, имея грамоты и награды за отличную службу.
– У вас там в МВД, наверное, каждый третий –с инфарктом?
– Этого я не знаю, но среди моих сослуживцев – я не первый. Работа у нас такая. С одной стороны постоянное ожидание с внешной среды опасности вызывает стресс. С другой стороны внутренние разборки с подчиненными и высшими начальниками здоровья не прибавляют. У нас ведь, как в армии, – кто старший чином – тот и прав. Есть поговорка: «Я начальник- ты дурак, -ты начальник – я дурак». Логично. Не зря на пенсию из армии отправляют раньше, чем с гражданских профессий.
– Влодзю! Если не возражаешь, – продолжим тему Львова после освобождения его нашими.
– О, ты назвал меня по-польски!
– Вот о них и вспомним. Много ли было поляков во Львове, когда вы вернулись в город в 1944-ом?
– Разве я ребенком, мог об этом знать? Хотя, погоди! В квартире на четвертом этаже, в которую твои родители въехали в 1946 – ом, точно жили поляки. Их было двое – пожилая пара. Когда мы с матерью ходили в кинотеатры, я часто слышал польскую речь. Во многих магазинах продавцами были поляки. Помню, как-то мать меня взяла с собой на вещевой Краковский рынок, который был за оперным театром, – мать покупала мне пальто у молодой полячки. Так, что поляки были. Трудно сказать сколько их было, ведь многие украинцы тогда разговаривали на польском. Еще вспомнил: в первое лето к нам во двор приходили бродячие польские музыканты. Они пели свои веселые песенки про Львов и Варшаву.
– О, это и я помню! Они и следующим летом появлялись. Один седой поляк пел даже арии из опер, аккомпанируя себе на скрипке. Мне запомнился страстный призыв певца к «Баядерке». Женщины, слушавшие певца с балконов, бросали ему деньги, а он их благодарил, снимая шляпу с головы. За время оккупации фашисты уничтожили много поляков. У нас на заводе п/я 125, где мы работали с Юрой Волковым, (завод производил электронную аппаратуру для космоса), был слесарь Федак. Лицом и характером вылитый поляк. Среди украинцев много было ополяченных. Он рассказывал о первой встрече с немцами во Львове. Они схватили его при облаве на Краковском рынке. Лицо подвело. Попавших в совместные сети немецкой и украинской полиции евреев и поляков погрузили на огромные автомашины фирмы «Ман» и повезли по ул. Шевченко вверх, мимо Яновского кладбища в урочище в конце трамвая семерки. Всех людей пешим порядком привели к глубокому оврагу и выстроили в две шеренги. Федак говорил, что было их чуть ли не пол тысячи. На двенадцати машинах везли. Вдоль шеренги спереди и сзади курсировали полицейские с овчарками. Из группы офицеров вышел длинный немец и скомандовал на украинском языке: «всем евреям построиться на левом фланге, а полякам на правом». Когда люди разобрались, – рассказывал Федак, – украинцев осталось стоять на месте человек тридцать. У всех этих людей не было разрешений коменданта, которые немцы выдавали далеко не всем львовянам. Люди не спешили получать разрешения в первые дни оккупации. Вот немцы и устроили такую акцию устрашения. Длинный немец подходил к каждому украинцу и требовал предъявить разрешение коменданта или документ, подтверждающий национальную принадлежность. У многих не было никаких документов, и немец по своему усмотрению отправлял человека, и мужчин и женщин к евреям или к полякам.
«К моему счастью, – рассказывал Федак, – у меня в кармане оказалось удостоверение члена галицкой футбольной команды «Сокол». Я его показал немцу. Немец долго сравнивал фотографию с оригиналом, и усомнившись, подозвал украинского полицейского. Полицейский сказал, что «Сокол» – это действительно украинская галицкая футбольная команда. Немец скривил физиономию и отдал мне удостоверение. После этой проверки нас осталось в основном мужчин человек пятнадцать. Нас построили и отправили во Львов. Кто-то запел патриотическую песню. Все дружно ее подхватили. Мы еще не дошли до трамвайного кольца, как раздались автоматные очереди. Всех до одного немцы расстреляли».
– Вадим, немцы расстреливали евреев в еврейском гетто, которое они организовали за железнодорожным мостом, в районе клуба трамвайщиков, имени Н. И. Кузнецова.
– Это не совсем так. Не могли немцы производить массовые расстрелы почти в центре города. Ведь из ста тясяч евреев – жителей довоенного Львова, – не все они успели выехать. К приходу немцев только богатые евреи покинули Львов. В первые же дни немцы взорвали центральную львовскую синагогу «Золотая роза».
– Не слышал про эту синагогу. Это где-то на Московской улице?
– Нет. Это в средневековом еврейском квартале, в районе ратуши, по ул. Сербской. Массовые расстрелы немцы обычно производили за городом. Это урочище за Яновским кладбищем, в лесных оврагах на Кайзервальде и на других пустырях.
– Ты забыл про Винниковский лес. Там немцы расстреляли перед приходом наших во Львов несколько тысяч итальянских военных, которые отказались им служить. Ты вспоминал о каких-то вшах?
– Да. Про них рассказывал один кэгэбист, который ходил к нам в гости. Там, в Цитадели, немцы на военнопленных европейцах испытывали действие смертельного паратифа.
–У твоего кэгэбиста был инфаркт?
–Инфаркта не было. Было хуже. Он по какому-то злому року судьбы потерял после войны всю свою семью. Сначала погибла жена в ДТП. Потом погиб во Вьетнаме сын. Потом дочь погибла в авиакатастрофе. Прямо над Львовом столкнулся рейсовый самолет из Москвы с военным истребителем. Но это отдельная тема. Я про Цитадель. У львовского историка, Тараса Пиняжко, описываются условия содержания французских военнопленных в Цитадели. Он изучал французские документы. Правда о смертоносных вшах он не пишет. Он описывает побеги французов из Цитадели. Французским заключенным разрешалось ходить по лагерю в своей военной форме. Поздно вечером один француз, надев на голову пилотку немецкого водителя, сделанную из бумаги, подошел к часовому гаража и сказал, что начальник лагеря приказал подать машину к его канцелярии. Часовой позволил французу вывести легковую машину из гаража. По дороге на КПП в легковушку вскочили еще трое французов в бумажных офицерских фуражках. Часовой не стал приглядываться к лицам пассажиров, и машина быстро выехала на Стрыйское шоссе. Немецкая транспортная полиция выловила машину только через четыре дня. В районе Стрыя французы долго блуждали в поисках дороги через Карпаты. Беглецов снова вернули в Цитадель. Побег дал им четыре дня приключений и свободы.
– Рассказ твоего историка похож на волнительные сцены из французского или голливудского кинофильма!
– Французы совершили еще один побег, но этот побег был неудачным и трагичным. Беглецы по подземным канализационным трубам вышли через канализационный люк в верхней части нашей ул. Коцюбинского, но вынуждены были в схватке с часовым застрелить его. Они забаррикадировались в угловом доме по улице Мохнацкого, напротив подворья, где сейчас расположен корпус полиграфического института. Французы с третьего этажа отстреливались всего лишь день. Их обложила лагерная охрана со всех сторон. Их всех немцы застрелили. Кстати, Володя, ты помнишь этот корпус полиграфического? Ты же был в нем с инспекцией, кажется в 1982-ом. Ты был в военной форме, – высокий, атлетически сложенный капитан. Был перерыв занятий, ты стоял на проходной и беседовал со мной и Витенькой Морозом. Студентки обстреливали тебя восхищенными взглядами. Помнишь это событие?
– Ну, конечно, помню. Я тогда еще вашему заведующему кафедрой сделал предписание – убрать все чертежи и студенческие работы с чердачного помещения.
– А ты помнишь, что находилось примерно до 1947-го в полуподвальном помещении этого корпуса?
– Не совсем. Я только слышал, что в 1939-ом это было какое-то общежитие и, что в нем проживал на первом этаже Степан Бандера (1909-1959). И, несмотря на его малый рост, к нему ходило много девушек.
– Эту байку про Бандеру я тоже слышал. Если помнишь, мы играли там в футбол на детсадовской площадке. Кто-то из пацанов проник через окно в полуподвальное помещение этого общежития. Он вылез оттуда с ракетными патронами. Он еще сказал, что там много винтовочных патронов и гранат.