Красный сокол
Шрифт:
— Прекратить! — рявкнул грузноватый начальник штаба.
Конев выхватил из рук помощника радиограмму и тут же пожалел о своей нетерпеливости: негоже командующему фронтом волноваться на глазах у подчиненных. По слишком добродушному взгляду адъютанта он понял: содержание донесения не соответствует его возбужденному состоянию. И по мере того, как, уже не торопясь, вникал в смысл каждого слова радиограммы, укрощал свой гнев и крутую волю. Скупые слова метеосводки:
«Облачно. Температура воздуха… Влажность… Ветер юго-западный, слабый» невольно заставляли думать о другом. О том огромном напряжении, которое испытывал он и все его окружающие за последние месяцы в связи с опасным наступлением немцев на юге. Прочитав еще раз подпись начальника метеослужбы
— Твоя правда, командир. Впервые отменяю свое приказание, — устало махнул рукой в миг посеревший командующий, направляясь к джипу.
Видимо, легко отданный приказ не так-то легко отменить для честолюбивой натуры.
Когда об этом Иван Евграфович рассказал Громову, Михаил Михайлович грустно вздохнул:
— Неисповедимы пути Господни. Придется тебе нацепить погоны подполковника.
— Да мне все равно. Лишь бы не дразнить гусей. Компанийца жалко. Когда гроза миновала и выпили за спасение душ умерших, как на духу признался мне перед отбоем: «Если бы он подошел ко мне и стал оскорблять, не сдержался бы, ударил». Так допекли бедолагу все эти дутые доказательства, мыльные пузыри какой-то вины. Он ведь угодил в штрафбат за то, что воспротивился давать какие-то показания, порочащие честь отца, оставшегося на оккупированной территории Кубани. Нелегко ему будет в жизни.
— Всем нелегко. Разве только прихлебателям… Да любителям таскать жареные каштаны из огня чужими руками, — флегматично заметил некогда темпераментный покоритель северной Америки.
Глава 10
Перелом
Ближе к середине осени фронт на Дону застыл в ожидании грядущих событий и лишь на юге продолжал углубляться в сторону Грозного и Владикавказа. Позиционное противостояние на центральном фронте ослабло, обе стороны сократили активные действия, передав некоторые подвижные соединения, особенно авиационные, в оперативное подчинение Юга. Там решалась судьба летней кампании. Кому быть на колеснице Фортуны, въезжающей в Триумфальные ворота Берлина или Москвы: наступающим или обороняющимся?
И вот на Калининском фронте появилась неприятельская группа летчиков-истребителей из эскадры «Мельдерс», призванной заменить поредевшие ряды Люфтваффе. Эта эскадра за двадцать дней начала Великой Отечественной войны уничтожила, в основном на аэродромах, около пятисот советских самолетов, потеряв только три. Командир эскадры Вернер Мельдерс в двадцать восемь лет получил звание полковника и Железный крест с бриллиантами за сбитый сто первый самолет противника «МИГ-3», которым управлял Герой Советского Союза Степан Супрун, удостоенный после гибели второй Золотой медали Героя. Сам Мельдерс трагически погиб в авиакатастрофе, но его имя было присвоено эскадре, по-прежнему наводившей ужас на советских летчиков.
О появлении группы «Мельдерс» доложили компетентным лицам в Москву. Но пока там думали и гадали, что предпринять, полк штрафников ощутимо растаял, и командование предложило его реабилитировать, восстановить всех оставшихся в живых в правах и званиях. Федоров составил отчет за два месяца командования полком по совместительству и представил всех уцелевших пилотов к наградам и званиям на одну ступень выше прежней.
Всю эту представительскую процедуру он поручил начальнику штаба Волкову. Но все подбитые и уничтоженные самолеты противника штрафникам не засчитали. В том числе и командиру, имевшему к тому времени восемнадцать лично сбитых самолетов и пять в группе. Волков принадлежал к нелетающим авиаторам и ревниво скрыл этот факт при рассмотрении рапорта в штабе фронта, свалил командира в одну кучу с провинившимися пилотами. Да и сам Конев, подписывавший приказ о награждении, посчитал, что орден Александра Невского достаточно полно отражает боевые заслуги командира полка, который оставил у него неприятный осадок. Надо же, пришлось отменить приказ о расстреле каких-то разгильдяев.
Появление группы немецких асов, самолеты которых были
«Картежники» появлялись на том или ином участке фронта внезапно, активно включались в работу и наводили, так сказать, порядок в небе, добиваясь полного господства в воздухе, то есть перелома ситуации на участке в свою пользу. Воздушные короли и джокеры таким способом заменяли значительные силы истребительной авиации, отозванной на отдых или под Сталинград.
Превосходно владея техникой пилотирования, «картежники» распоясались до того, что в одиночку залетали на прифронтовые аэродромы и сбрасывали вымпел с кичливым вызовом на поединок по всем правилам рыцарского этикета. Об этих дуэлях Иван Евграфович прослышал, когда побывал по долгу службы на Воронежском фронте. Теперь вот «картежники» объявились и на участке дислокации Третьей воздушной армии.
По сведениям одного командира полка какой-то «червовый туз» дважды прилетал на их аэродром и оба раза улетал победителем поединка. На третий раз в полку не нашлось храбреца встретиться с ним один на один. Узнав об этом, Федоров решил сразиться с ним. Нечего и говорить, что уставом поединки не предусмотрены, а командирам его ранга вступать в такой бой запрещалось без острой на то необходимости, диктуемой обстановкой.
Когда Громов брал беглеца под свою защиту от НКВД, то он пообещал конструктору Лавочкину и наркому Шахурину беречь как зеницу ока летчика-испытателя с Божьей искрой. Но назначенный командиром штрафников в нестандартной обстановке, когда назначать оказалось некого, а приказ Верховного «Ни шагу назад» как-то нужно было претворять в жизнь, Федоров получил право личным примером воспитывать летчиков с клеймом военного трибунала. В первом же боевом сражении эти колобродники рассыпались в разные стороны, бросив своего командира на произвол судьбы. Но он не стал упрекать их в трусости; два заваленных «юнкерса» и подбитый «мессер» лучше всяких нравоучений помогли ему сколотить работоспособный коллектив летчиков, оставивший заметный след в негласной истории фронта. Этот отряд после его расформирования послужил ядром для создания по образцу немцев особого полка асов под эгидой главного управления ВВС.
Командиры частей и соединений не были заинтересованы в этой идее, неохотно отдавали свои лучшие кадры для сомнительного эксперимента «по образцу немцев». Учиться у врага считалось предосудительным. Низкопоклонство перед врагом?
Политические органы и контрразведка бдительно следили за подобными «крамольными» поползновениями отдельных командиров перенимать стратегию и тактику неприятеля в свою пользу, хотя сам Сталин в том же приказе «Ни шагу назад» призывал «поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу». Но, что позволено Царю, то запрещалось другим. Поэтому каждый здравомыслящий командир учился у врага втихаря, не афишируя свое «низкопоклонство», рискуя, между прочим, своей честью и добрым именем.
Громов ценил Ивана Евграфовича именно за риск, мужество брать на себя ответственность за свои действия.
Долго не появлялся «Червовый туз» над аэродромом, где дважды одерживал победу в поединке, а на третий — удалился порожняком. Наконец он прилетел и сбросил кусок фанеры с наклеенной запиской: «Руссише камарад! Немецкий летчик Беерен Брок вызывает на дуэль любого заслуженного летчика Красной Армии скрестить мечи ТЕТ-А-ТЕТ».
Прочитав такое, честолюбивый ас восхитился лаконичным посланием и поспешил в самолет, стоявший наготове. Круживший на высоте «мессер» выждал, когда взлетевший Як-1 набрал высоту и пошел на сближение. Взлетая, Иван Евграфович больше всего опасался подвоха со стороны противника — быть атакованным сразу при взлете, когда и скорость не та, и угол для атаки, мягко выражаясь, тошнотворный.