Красный терминатор. Дорога как судьба
Шрифт:
Еще одного человека, сидевшего в отдалении, едоком было нельзя назвать никоим образом. Это был худой мужчина лет пятидесяти, с тощей бороденкой. На его скуле была большая ссадина, а под глазом — синяк.
— Привет, товарищи, — обратился к вошедшим русский чекист, — щей хотите?
— Спасибо, сыт, — ответил Назаров. Выпитое в «Красном кабачке» время от времени давало о себе знать, и он скорее согласился бы выпить капустного рассола. А еще лучше — огуречного. Красноармеец, прибывший с ним, решил вести себя как Назаров и тоже отказался от угощения.
— Ну, не хотите — как хотите, тогда просто посидите, — быстро, как раешник на ярмарке, сказал собеседник.
— Что это за пойманный человек? — спросил Назаров.
— Церковная контра. Дьячок Варваринского храма. Целый вечер в колокол звонил, запрет губкома нарушал.
— Не я звонил, — сказал дьячок тихим, дребезжащим голоском — ни дать ни взять, надтреснутый колокол, — сынишка мой Костя с приятелями на колокольню забрался и…
— Заткнись, контра, это уже слышали, — бросил чекист, и дьячок замолк на полуслове, будто на него замахнулись. — Так вот и сидит у нас, голубчик, третьи сутки, а мы ждем, когда поумнеет и правду скажет: кто ему приказал подавать звуковой сигнал.
— А чего он у вас в караулке, а не в подвале? — спросил Назаров.
— Житья не давал. Стучал, орал, просил к семье отпустить. Мы его сюда и пригласили, поговорили немножко, объяснили кой-чего. Сейчас он потише стал. Мы его уже снова в подвал отправить хотели, а тут — вы пришли.
— Простите меня, товарищи, — прогнусавил дьячок, — дайте хлеба.
— Ужин для контры закончен, — чавкая, ответил чекист.
— Ну хоть крошечку…
— Крошечку — пожалуйста. — Чекист открошил от краюхи кусочек, уместившийся в щепоть и кинул дьячку. К удивлению Назарова, тот послюнявил палец, подобрал со стола, облизнул.
В это время один из чекистов-латышей уже выхлебал жижу и вгрызся зубами в кость. Она ему явно не понравилась, и чекист протянул ее пленнику:
— Ешь, поп.
Дьячок покачал головой:
— Извините товарищ, пост у меня.
Латыш удивленно взглянул на дьячка, потом посмотрел на русского товарища:
— Сергей, скажи, на каком посту стоит этот поп?
Русский не успел ответить — в разговор вступил другой латыш. Говорил он по-русски:
— Мартин, ты не понял. Они, как и католики, иногда не едят мяса.
— Надо опять дать ему по морде. И тогда, Валдис, у него сразу будет и Пасха, и Масленица, и Рождество. И он не будет обижать солдат революции. Ешь, поп!
Дьячок продолжал мотать головой:
— Извините, товарищи, мне так никак не можно. Мне по моему чину скоромиться нельзя.
— Вот что, товарищи дорогие, — сказал Назаров, — я в Красной армии служу недолго, но кажется мне, что в ваших действиях революционной законности не видно.
— А если недолго, то — молчок, зубы на крючок! — крикнул Назарову Сергей. — У себя в казарме решай, что такое революционная законность. Здесь — мы сами себе законность. Мы — Чека. — И уже обращаясь к дьячку: — А ты не упрямься, церковное отродье. А то товарищи латыши — ребята суровые. Ох, доиграешься, потом и сухие корки тебе жена жевать будет, да в рот пихать. Если, дурак, ее еще увидишь.
С этими словами Сергей схватил дьячка за затылок, тремя пальцами левой руки ударил в щеку, а Мартын сунул в рот арестованному кость, но тот ее сразу же выплюнул. Тогда Валдис встал, не торопясь подошел к дьячку (тот съежился) и, широко размахнувшись, ударил его в ухо. Зубы арестованного клацнули, и он клюкнул носом, чуть не упав со стула, но Сергей подхватил его и посадил на стул.
— Эй, ребята, давай я тоже поиграю. Я вам сейчас покажу, как надо контрреволюционную сволочь кормить, — сказал Назаров.
Солдат — его напарник — взглянул на Назарова с удивлением, дьячок — с ужасом, а все три чекиста — с интересом.
— Вот так и надо, солдатик, — рассмеялся Сергей. — Небось и тебе на эту церковную крысу смотреть стало противно?
Валдис промолчал, а Мартын процедил сквозь зубы фразу на латышском, в которой три раза упоминалось слово «свинья». Назаров перевел ее приблизительно так: «Сейчас свинья будет кормить свинью свининой».
Назаров неторопливо подошел к арестованному (дьячок, казалось, попытался слиться со спинкой стула), осмотрел лежащую на столе кость и переложил ее на тарелку. Потом он поднял посудину, взял за донышко и столь же спокойно, но сильно, приложил к лицу Валдиса. Брызги от оставшихся щей и осколки разлетелись во все стороны, Валдис, удивленный и оглушенный, сел на стул.
— Контра! — заорал было Сергей, но ему пришлось ненадолго заткнуться — Назаров двинул ему локтем под ложечку. После этого Назаров пригнулся, и вовремя — Мартын нацелился ему кулаком в лоб. Удар пришелся в пустоту, чекист потерял равновесие, и Назарову, всплывшему навстречу противнику, удалось нанести такой славный удар, что Мартын полетел на стол, пару раз кувыркнулся среди пайковой чекистской еды и свалился с другой стороны.
Солдат, приведший арестованных вместе с Назаровым, стоял в стороне, положив руки на винтовку.. Он не знал, на какую сторону следует встать, и вообще не понимал, что происходит.
В коридоре раздался топот. Назаров неторопливо обернулся и вынул маузер. В дверях показался дежурный чекист, на ходу выхватывавший из кобуры пистолет. Назаров поднял маузер и обратился к нему:
— Товарищ, может, без глупостей обойдемся? Или ты хочешь узнать, кто из нас быстрее нажмет?
Однако Назаров увидел сразу — перед ним не мальчишка, а фронтовой солдат, понимающий некоторые вещи. В частности, что Назаров и вправду нажмет быстрее. Поэтому чекист так и остался на пороге, положив руку на кобуру.
— Товарищ, если ты обещаешь мне руку подальше от кобуры держать, я тебя разоружать не буду. Ты ж, как и я, боец не чего-нибудь, а революции.
— Тогда что это такое? — удивленно спросил чекист. По голосу Назаров признал в нем тоже латыша.
— Товарищи чекисты самодурством увлеклись, а я им помешал.
— Держите его, это контра, — хрипло сказал Сергей, поднимаясь и придерживаясь за стол. Увидев в руке Назарова маузер, он замолчал.
— Ян Пулмикс, сотрудник Чека, — представился вошедший. — Кто фы?