Красный вервольф 2
Шрифт:
— Герр Зиверс настолько увлечен покером, что вернется домой только с рассветом. Сегодня пятница и ему совсем не до меня. Не волнуйтесь, Алекс. Мы же ничего предосудительного не собираемся делать. Я вас просто угощу кофе, и мы немного поболтаем.
— Ну, если немного, и я вас не стесню, то с радостью приму ваше приглашение.
— Вот и замечательно, — мы стали подниматься по ступенькам темного подъезда.
Черт… Это, что получается? Меня сняли? Ну и ладно, иногда надо передать оппоненту инициативу, чтобы почувствовал себя хозяином положения.
— Ой, — Доминика чуть присела, будто споткнулась. — Здесь ужасно темно!
Я подхватил ее за талию, удерживая на ступеньках. Она крепче сжала мою руку. На своей щеке я почувствовал ее горячее дыхание. Оно смешалось с цветочным запахом ее духов, помады и еле уловимым ароматом молодого девичьего тела.
Я развернул ее и прижал к стене. Секунду мы смотрели друг другу в глаза, а затем ее губы впились в мои. Я ответил на поцелуй.
Прижал ее сильнее, и опустил руки на упругие ягодицы. Ее тело чуть выгнулось, она издала легкий стон, когда мои ладони скользнули ниже, путаясь в ворохе платья. Ее пальчики стали ловко расстегивать гимнастерку на моей груди. Я в это время покрывал ее шею поцелуями.
— Сюда, — выдохнула девушка и увлекла меня на лестничную площадку, до которой мы не дошли буквально пару шагов.
Она спешно вытащила из сумочки ключ и почти наощупь отперла дверь. Не расцепляясь, мы буквально ввалились в квартиру. Я толкнул дверь, та захлопнулась за нами, а Доминика снова наощупь замкнулась изнутри.
Глава 23
Я смотрел в окно и думал о том, что самое время сейчас глубокомысленно закурить. В каком-то смысле я зауважал Доминику еще больше после того, что между нами произошло. Хотя, конечно, осознание, что никакая это не внезапно вспыхнувшая страсть, а холодный расчет — это так себе открытие. Был бы я моложе и импульсивнее, то этот факт меня бы сильнее расстроил. Но сейчас я скорее просто взял это на заметку. Пани Радзивилл вовсе не стала жертвой внезапной страсти, но при этом выбрала меня вполне сознательно. Потому что…
Потому что Оглобля вовсе не был ее марионеткой. Он преследовал свои интересы. И интересы кого-то еще. Просто она собиралась им воспользоваться, чтобы в определенный момент сбросить с шахматной доски своей партии, как отыгравшую свое фигуру. Только она явно собиралась это сделать позже, но вмешался я, и у Оглобли в Пскове внезапно стало меньше агентов. О том, что Оглобля мертв, она еще не знает. И, надеюсь, узнает далеко не сразу.
Я оглянулся в полумрак комнаты. На широченной кровати Зиверса, безмятежно разметавшись, спала Доминика. На лице — сладкое умиротворение. Безупречная кожа, посеребренная лунным светом. Волна русых волос. Изящные черты лица. Я усмехнулся. Ну что ж, девочка, давай сыграем в твою игру. Хоть ты и не сказала мне больше, чем собиралась, кое-какие выводы сделать я смог.
За Доминикой не стояла ни одна из разведок. Пани Радзивилл признавала только один авторитет — деньги. Но при этом ей было недостаточно просто выскочить замуж за какого-нибудь денежного мешка. Слишком уж деятельная она натура, изощренный ум требовал нетривиальных задач. И вот на этой самой почве она и сошлась со своим загадочным покровителем. Нет, имени его она не сказала. Но личностей такого масштаба в мире всегда единицы. Так что, сложив два плюс два, я пришел к выводу, что она работает на восходящую звезду среди мировых воротил — Аристотеля Онассиса. Генри Форд староват, Рокфеллеры — слишком плотно сбившаяся кучка, а в намеках Доминики фигурировал одиночка. Молодой, связан с крупными транспортными перевозками и торговлей табаком, до умопомрачения любит красивых женщин. Девяносто девять процентов, что это именно будущий муж вдовы одного из американских президентов. Ну и один процент на то, что это какой-то неизвестный хрен, которого я из своего двадцать первого века мог и не вспомнить. Впрочем, на самом деле, кто именно решил заполучить через Доминику янтарную комнату — совершенно неважно. Главное, что у этого «кого-то» есть ресурсы, которых нет пока что у меня — транспорт, деньги и связи. Разумеется, посвящать в подробности своего плана Доминика меня не стала. Вербовала она меня мягко и осторожно. И профессионально. Возможно, что и сейчас она на самом деле не спит, и в ее хорошенькой головке щелкает арифмометр, прикидывающий, во сколько именно ей обойдется моя помощь, и не дешевле ли будет на определенном этапе заплатить наемному убийце. Во всяком случае, именно такая участь, как я понял, ждала бы Оглоблю. Который, с ее слов, кажется начал подозревать, что Доминика вовсе не страдает великопольским патриотизмом и не намерена до самого конца служить тем людям, кто стоит за спиной пана Заглобы.
Я снова посмотрел на улицу. Под одиноким фонарем стояла троица фрицев и что-то обсуждала, активно жестикулируя. Рядом с одним из них скучала на поводке немецкая овчарка. Пытаются с собакой вервольфа выследить?
Я фыркнул и тряхнул головой. Так, дядя Саша, не расслабляться! План с янтарной комнатой обретал все более реальные очертания. Но это была не самая животрепещущая моя проблема. Про Рашера и Каролину Диль я рассказал Доминике еще в прошлый наш откровенный разговор. Когда она еще делала вид, что изо всех сил мечтает вернуться в Советский Союз. В этот раз наш разговор никак не коснулся фальшиво беременной супруги доктора-живодера. А я ведь теперь оказался более чем заинтересованной стороной этой истории. Моя бабушка оказалась среди тех, кого Рашер угнал в Плескау-Шпиттель. И мой отец рискует или не родиться вовсе, или оказаться подопытным мясом для экспериментов, или стать тем ребенком, которого выберет в свои родные сыновья Каролина.
И Доминике, сдается мне, никакого дела нет ни до изуверских экспериментов над людьми, которые устроит тут Рашер в псковском филиале Дахау, ни до судьбы какой-то там беременной без мужа деревенской девки.
Я посмотрел на часы. Без двадцати четыре. Нужно было еще успеть поспать до начала рабочего дня, а делать это в постели Зиверса — так себе идея. Я отлип от подоконника и подошел к постели. Склонился над Доминикой и нежно коснулся губами ее уха.
— Сладких снов, дорогая, — прошептал я. Она пошевелилась, пробормотала что-то нежное, и ее рука скользнула по моей щеке. Стопудово она не спит! И не спала, просто прикидывалась, похоже, хотела знать, как я себя поведу в такой неоднозначной ситуации. Я еще раз оглядел комнату, чтобы проверить, не осталось ли тут чего-нибудь из моих вещей, и тихонько выскользнул из квартиры Зиверса, убедившись предварительно, что троица с собакой от фонаря куда-то откочевала.
Марта вошла в наш с ней кабинет с каменным выражением лица. Как и почти все время в последние дни. Резко остановилась, увидев на своем столе букет цветов в вазе. Бросила на меня подозрительный взгляд, невозмутимо прошла к своему месту и села, гордо вздернув подбородок. Понятно, цветочков для извинений маловато. Но я и не рассчитывал, что, увидев розы, она немедленно растает и кинется мне на шею со слезами и воплем: «Саша, я ваша навеки!» Просто надо же было с чего-то начать… А цветы, надо заметить, обошлись мне весьма недешево. Потому что просто нарвать их в уютном палисаднике мне совесть не позволила, так что я принялся уговаривать хозяйку срезать мне букетик. Рассказал слезную историю безнадежной любви, и бабушка прониклась. Правда только после того, как я подкрепил свои слова несколькими купюрами. Но розы в ее садике и впрямь были хороши, я уже не первый день на них заглядывался.
— Марта, милая, ну неужели ты настолько на меня разозлилась, что я не удостоюсь даже твоего взгляда? — спросил я, стараясь, чтобы в моем голосе не было даже тени иронии.
В ответ — ожидаемое холодное молчание.
Я встал и подошел к ее столу. Она старательно не смотрела в мою сторону.
— Марта, мне очень грустно, что мы поссорились, — сказал я проникновенно. — Я каждый день корю себя, что не смог себя переломить, а ты обиделась. Надеюсь, этот маленький подарок сойдет за извинения…
Я положил перед ней бархатную коробочку, которой снабдила меня Злата. Пришлось для этого разбудить ее пораньше. Открыл крышечку. На атласной подложке сверкнула зеленым изумрудная подвеска.
— Я хотел бы подарить тебе сапфиры, под цвет твоих глаз, милая, — проворковал я. — И я обязательно это сделаю. А пока пусть этот изумруд напоминает тебе об этом лете, когда мы встретились.
Рука Марты двинулась к коробочке, но замерла на полпути.
— Даже если я все испортил окончательно, и ты больше не дашь мне ни единого шанса, я все равно хочу, чтобы ты взяла этот подарок, — сказал я. — Просто как знак всего того хорошего, что между нами было…